Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

Очередная волна с шипением подкатилась к его ногам и отступила.

— Я отправлю вас в путешествие по вашему же собственному подсознанию, которое у каждого с непредсказуемыми особенностями и подводными камнями. Оно само спроецирует нужный вам для развития сюжет. Здесь не будет преград для фантазии. Опасно ли это? Болезненно. Если вы умрете, то переживете смерть по-настоящему, но только после этого проснетесь здесь, а не у Мирового Древа на Перекрестке. Это единственное отличие — все остальное будет для вас на самом деле. Знать, что это сон, вы не будете. Помнить об этом разговоре, о себе в этом или каком-то предыдущем вашем воплощении вы не будете. Обладать какими-то большими возможностями, которые слишком выделяли бы вас в том мире, вы не будете. То, что выдумает вам ваше подсознание — биографию, испытания, приключения — то вам и расхлебывать. Ну что ж, да не иссякнет солнце в наших сердцах! Начнем?

— А можно вопрос? — спросила попутчица Рарто и после кивка Паскома продолжила: — Мы должны будем непременно там умереть, чтобы вернуться сюда?

— Конечно, нет! Вы как раз и не должны умирать там! Ваша цель — выжить, но выжить с честью, не ступая для этого по головам людей — пусть из вашего подсознания, но все же людей.

— Но если мы не будем знать, что все это транс, то как же мы выйдем?

— Перед вхождением вы сами создадите якорек, который проникнет с вами в ваше подсознание и подаст мне сигнал, что вы прошли миссию и вас пора будить, — кулаптр хитро улыбнулся. — Я просто подниму вас, как это делают ваши родители или наставники, чтобы вы не проспали уроки.

Ребята засмеялись. Паском взглянул на тринадцатого и удивился, не обнаружив огонька воодушевления в теплых серых глазах Ала. А он-то рассчитывал, что тот станет первым энтузиастом и настроит на нужную волну всех учеников. Непредсказуем…

— Итак…

— Учитель!

Дерзкий взор, нахмуренные брови, сосредоточенность на своей мысли — ну разве мог кулаптр предположить, что Ал смолчит, если что-то задумал?

— А тот, кто изобрел этот метод, не боялся, что мир, в который поверит столько народа, однажды просочится на этот план бытия?

Паском вздрогнул. В своих размышлениях и выводах Ал был полностью серьезен и ждал такого же обоснованного ответа от Учителя.

— Ну что ты, Ал… О чем ты говоришь! Это заработало бы в одном-единственном случае: если бы проекция была неизменной, одной на всех. А так… так нет никакой опасности подобного рода, ведь каждое подсознание воспользуется своим сюжетом и заставит поверить в него разум единственной личности. Сам понимаешь, один человек со своей верой, неверием или заблуждениями не значит ничего, если его не поддерживает толпа.

И сам немного засомневался в собственном утверждении. Перед ним сейчас сидел воплощенный куарт бунтовщика Тассатио, в свое время сумевшего так взбаламутить народ алли, что система правления переселенцев на Убежище сразу после его казни изменилась коренным образом. И кому, как не Тассатио, знать на собственном опыте, что за чувство возникает внутри тебя, когда ты чувствуешь каждое живое сердце в толпе, когда ты владеешь разумом каждого из многих, когда ты словно сам вливаешься в них, а они не имеют ничего против — и ноги, руки их, даже их языки повинуются твоему, только твоему желанию. И более того: любой беспрекословно пойдет и умрет за тебя, с твоим именем на устах. Вот что знал Тассатио. Вот что помнил Ал. И спросил он не просто так, Паском это почувствовал. Но нельзя было позволить смущению овладеть умами учеников, нельзя было нарушить традицию и отменить испытание.

Танрэй слегка сощурила синие очи и вставила свое слово:

— А если носитель этого мира будет сам очень уверен в реальности созданного им — что тогда?

— Танрэй, один не сможет ничего. У каждого человека свой индивидуальный мир, и не найдется даже двоих с одинаковыми представлениями о каком-нибудь простейшем предмете… вот, скажем, яблоке, — он подбросил на руке кристалл в виде яблока, на который были записаны некоторые ведомственные документы. — Время идет, господа. Готовы ли мы начать?

Создание «якоря» отняло совсем немного времени и сил. В каждый из двадцати шести Паском подселил кусочек своего сознания, чтобы хоть представлять, что происходит с учениками. А затем все они прилегли на песок — кому как удобно — и благополучно ушли в страну грез, подчиняясь монотонному голосу Учителя.

Убедившись, что все они очутились в зоне подсознания, Паском и сам вызвал у себя дремоту. Он должен был пребывать в полусне-полубодрствовании — так лучше прослушиваются «якоря».

У каждого был свой сюжет, куда он подселял воображаемого попутчика или попутчицу. Каждый решал то, что важно было именно его душе — и знать этого не мог никто, кроме самого ученика.

Паском мельком пробежался по двадцати шести выдуманным судьбам и уже хотел было вынырнуть в реальность, как вдруг заметил одну непонятную закономерность, а заметив, пригляделся. Это было удивительнейшее явление.

Никто из ныне живущих Учителей не имел большого опыта по части таких погружений. Все они учились на своем опыте, впервые опробовав сначала на себе, а затем и на своих учениках изобретение древних душеведов. Наблюдения каждого ограничивались двадцатью шестью персоналиями, а их знания — рассказанными историями других Учителей. Но Паском не помнил ни одного случая, чтобы испытуемый затянул в свой мир других людей, причем сразу нескольких. А ведь именно это сейчас содеяли или Танрэй, или, что скорее всего, мятежный Ал. Сюжеты, снившиеся Рарто и его попутчице, ученикам Солондана — Паорэсу и Эфимелоре — и еще нескольким ребятам, совпадали в точности, в малейших подробностях, сливаясь в единую историю, транслируемую разными людьми. Удивительно, однако участие в этом «спектакле всерьез» принимали и Солондан, и проекция самого Паскома, извлеченная из «якоря».

Всюду горел огонь, метались люди. Крики, брань, стоны…

Рарто без слов понял взгляд друга, и оба с удвоенным остервенением принялись поочередно колотить булыжником по цепи, сковавшей их ноги. Один бьет, второй отдыхает, потом наоборот.

В суете боя о них наверняка забыли. Вряд ли кому-то придет в голову заглянуть в яму каторжан, если до сих пор этого не сделали. Так появилась надежда воплотить давний план Ала о побеге из племени кочевников, несколько лун назад разоривших его селение. Рарто познакомился с ним уже в яме, и они стали друзьями по несчастью — почти ровесники, еще не потерявшие надежду, еще не утратившие здоровье на тяжелых работах. Оказавшись в плену немного раньше, Рарто поначалу рассказывал новичку о нравах хозяев, а вскоре тот и сам прочувствовал все на своей шкуре.