Павел Молитвин - Наследники империи

— Общение с мудрецами не всегда приносит радость, — произнесла Батигар, припомнив, что именно Рашалайн назвал ей имя ее настоящего отца. Лагашир взглянул на принцессу с удивлением — подобная мысль не раз приходила ему в голову. А потом он подумал о том, согласился бы Рашалайн, останься он в живых, отправиться с ними к сокровищнице Маронды?

Вопрос, заданный им самому себе, был не праздным, ибо после того, как душа Чаг возродилась в теле Марикаль, Магистр почувствовал странное смятение чувств. Его раздирали противоречивые желания, чего прежде с ним, сколько он себя помнил, никогда не случалось. Ему хотелось исполнить свой долг перед Черным Магистратом и попасть в сокровищницу Маронды, и это было вполне естественно. Но еще больше он желал остаться в Ул-Патаре и жить с Чаг, забыв о Черных магах и Белых Братьях, предоставив другим изменять границы государств и судьбы мира. Детям, которые у них рано или поздно родятся, нужен дом. Тащить Чаг, выглядевшую в новом теле хрупкой девушкой, к сокровищнице Маронды было жестоко и неразумно, а при мысли о том, что он может потерять ее во второй раз, кулаки мага сжимались сами собой.

При этом хуже всего было сознавать, что обе исфатейские принцессы и даже Мисаурэнь произвели на Бар-журмала и его окружение самое благоприятное впечатление, и, изъяви они такое желание, новый Повелитель империи с радостью позволил бы им остаться при своем дворе. Азани, впервые увидев Чаг, хотел, чтобы она как можно скорее покинула Ул-Патар, но в конце первой же беседы умолял ее никуда не уезжать и заменить ему потерянную сестру. Высокородные господа — юные шалопаи, зрелые мужи и крепкие еще старцы — взирали на Батигар и Мисаурэнь глазами, полными неги и обожания, и можно было с уверенностью предсказать, что через день-дна девушкам придется буквально отбиваться от женихов и знатных дам, желающих оказать покровительство попавшим в затруднительное положение красавицам-чужеземкам. Исфатейские принцессы и знатная госпожа из далекого Чилара были сверх меры обласканы парчо-вохалатными обитателями Ул-Патара, однако Черный маг без роду без племени оказался в их среде нежеланным гостем. И даже изобрети он себе своевременно подходящую родословную, это едва ли могло что-то изменить. Несмотря на изысканные манеры его, высокородные чувствовали в нем чужака, человека, вылепленного из другого теста. И, главное, он навсегда останется для них магом. А воспоминания об оружии, которым была убита Тимилата, оружии, сработанном Фарахом — Черным магом из Бай-Балана, к услугам которого вздумал прибегнуть Базурут, — не скоро изгладятся из памяти мланго…

— Госпожа, ты не передумала и все еще собираешься покинуть столицу после церемонии прощания с женой Повелителя? — спросила у Чаг подошедшая к ним Куль-мала, и сердце Лагашира болезненно сжалось.

— Да, завтра после полудня мы отправимся в путь. Вокам распорядился оказывать нам всяческое содействие, Мгал и Эмрик заняты подготовкой необходимого снаряжения и обещали, что уже к вечеру все будет готово, ответила Чаг убийце Базурута. Она уже начала привыкать, что с ней раскланиваются и вступают в разговор совершенно незнакомые люди, а Кульмалу, казалась, знала всю жизнь. Когда она упомянула об этом в разговоре с Лагаширом, тот ощутил странную пустоту внутри и подумал, что, может быть, напрасно переживает, и скорейший отъезд из Ул-Патара — наилучший выход не только для него, но и для Чаг. Писавшие о кольцах Тальога мудрецы упоминали о таком пренеприятнейшем явлении, как «память тела», но причины, пробуждавшие ее, не называли…

И все же Лагашпру не хотелось покидать империю, ибо помимо всего прочего в нем росло чувство вины перед своими спутниками. Если он войдет с ними в сокровищницу Маронды, то должен будет исполнить свой долг и позаботиться о том, чтобы у знаний древних был только один хозяин — Черный Магистрат. О том, как лишить Мгала, Эмрика и всех остальных возможности воспользоваться обретенными сокровищами, Магистр старался не думать, поскольку знал — убеждения тут не помогут. С другой стороны, маг был убежден, что, расстанься он с Мгалом и его товарищами, Черный Магистрат не откажется от намерения завладеть знаниями древних, а уж посланцы Тайгара наверняка не станут церемониться с соперниками.

До поры до времени он мог убаюкивать свою совесть тем, что, в отличие от других Черных магов, постарается избегать кровопролития, но интуиция подсказывала: знания, сокрытые в сокровищнице, не удастся разделить мирно, даже если он попробует сделать это вопреки воле Гроссмейстера. Вероятно, они вообще не могут быть поделены и должны стать достоянием единомышленников. В то же время, памятуя рассказ Батигар о столкновении Мгала с Фарахом, он сознавал, что сумеет победить северянина и его друзей, только нанеся им внезапный, сокрушительный удар. Предательский удар в спину — почему бы, в конце концов, не назвать вещи своими именами? И тогда ему неизбежно придется столкнуться с Чаг, ибо предательства старшая исфатейская принцесса, в чьем бы теле ни пребывала ее душа, не простит никому…

Словом, как ни поверни, картина получалась неприглядная, и слабым утешением служило лишь то, что, добравшись до сокровищницы Маронды, отряд их, надо думать, сильно поредеет и кажущиеся сейчас неразрешимыми вопросы отпадут сами собой. Верилось в это, впрочем, с трудом — судьба, как успел убедиться на собственном опыте Магистр, большая мастерица задавать хитрые задачки и завязывать тугие узелки, развязывать которые приходится простым смертным, вне зависимости от того, хотят они того или не хотят, умеют или нет…

— О чем это ты задумался? — Чаг ласково взяла Лагашира под локоть. Скажи, почему ты выбрал для меня это тело? Я чувствую себя в нем слишком молодой и даже думать начала совсем по-другому. Или, может, это не из-за тела, а оттого, что душа моя была заключена в кольцо Тальога?

— Я выбрал для твоей прекрасной души лучшую из возможных оболочек. Хотя и она недостаточно хороша для тебя, — ласково пробормотал Лагашир, с наслаждением вдыхая очаровательный аромат волос прижавшейся к нему девушки. Вот только чей это аромат: Чаг или Марикаль — понять он не мог, сколько ни напрягал память и воображение…

Стоящие на палубе широкого низкобортного суденышка мефренги оттолкнулись шестами от набережной Большого дворца, и его немедленно подхватило течение Главного канала:

— Ты не жалеешь, что чужаки увозят с собой кристалл Калиместиара? обратился Пананат к Баржурмалу, правую половину лица которого прикрывала золотая полумаска. — Позволив им взять кристалл и отпустив с ними мефренг, не проявил ли ты излишней щедрости, мой Повелитель?