Андрей Щупов - Предатель

- И ты умойся, - велел он. - А то смотреть тошно.

Пленный никак не отреагировал на сказанное. Тогда лейтенант смочил лежавшую на подоконнике тряпку и, не обращая внимания на стоны, протер лицо и руки узника. Подхватив под мышки, волоком подтащил к стене и привалил к наваленной в беспорядке мешковине. Обшарив все карманы и не найдя курева, в досаде сплюнул.

- Что ж, поговорим натощак, - он поставил табурет на середину комнаты и грузно уселся.

- Пока очухиваешься, кое-что тебе расскажу. Может, это тебя даже порадует.

И, уткнувшись локтями в колени, с неспешностью усталого человека он принялся рассказывать. Про весь свой сегодняшний день, про все последующие: про "плуг" с "сигарами", про "слепца" и уничтоженную артиллерийскую часть, про опустевшее село и простого, хорошего парня Сашку. Он не сомневался, что пленный слышит его. Слышит и понимает. В сумасшествие Ларсен уже не верил. И потому жаждал беседы. Продолжительного разговора с ответами на все его каверзные вопросы. Еще сегодня утром он мог бы обойтись без них, но кое-что в мире лейтенанта существенно изменилось. Вернее сказать, не кое-что, а кое-кто, и этим кое-кем был он сам. Вот почему Ларсен намерен был спрашивать, может быть, даже допрашивать и если понадобится - с пристрастием. В том, что так или иначе ему ответят, он был абсолютно убежден.

- ...В общем... Завтра тебя, милый мой, шлепнут. Приказы, сам знаешь, не обсуждаются, - Ларсен пожал плечами. - Никого ты здесь больше не интересуешь. Кроме одного пьяного и шибко любопытного лейтенанта... Сказать по правде, люди вроде тебя мне всегда были непонятны. Не то чтобы я терпеть вас не мог, но... Больно уж вы дурные какие-то. И все-то вас касается, лезете во все щели и постоянно норовите поучить чему-то. Ну что, скажи, вам не сидится? Ведь не умнее других! Нет!.. А не сидится! Будто шило в одном месте! Как мыши в банке - туда-сюда, бегаете и бегаете! Одни к власти с пеной у рта, другие в идейность. Идеологи хреновы! Сколько уж веков людям головы морочите! И что? Лучше жить стало? Да ни хрена! Как был десяток умниц на сто идиотов, так столько же и осталось. И через сто лет так будет, и через тысячу. А коли нет перемен - нечего и дергаться, рубаху на себе полосовать... Раздражаете вы меня. Ох, как раздражаете!.. - Ларсен машинально потянулся к карману за сигаретами и, вспомнив, что уже искал и не нашел, обозлился. - Черт бы вас всех!.. - он захрустел кулаком. - Ну признайся! Скажи как на духу: вам что, действительно что-то сулят за это или вы на самом деле недоделанные такие? Есть же что-то, ради чего ты поперся туда? Или, может, это мы идиоты? Стреляем в небушко, гибнем - и невдомек нам, что гибнем не за понюх табаку! Ты говори, не стесняйся. К Клайпу я не побегу... Если ты действительно тот, за кого тебя все принимают, тогда... - он выразительно изогнул бровь, - тогда, извини друг, я сам тебя шлепну. Этот обормот у дверей не знает, но тебе-то так и быть скажу: офицеры, мон шер, редко ходят с одной пушкой. На то они и офицеры. А после нынешнего развеселого денька мне все спишут. В том числе и этот маленький дисциплинарный срыв.

Пленный молчал, и Ларсен чувствовал, что в груди все жарче разгорается злое, неуправляемое пламя.

- Ага, значит, смерть нас тоже не пугает? Так, надо понимать?

В узком лице узника что-то дрогнуло. Разлепив губы, он с трудом прошамкал:

- А может... Может, меня пугает сама жизнь? ЭТА жизнь.

Голос его был тускл, как свет старой отсыревшей свечи. И звучал он с тем же нездоровым потрескиванием. Поневоле Ларсен подумал о выбитых зубах, о крепких кулаках Клайпа. Мысль была с примесью жалости и Ларсена удивила. Не для того он приперся сюда, чтобы плакаться и сочувствовать. Отогнав ее, он заставил себя думать о Сашке, о погибшем майоре.

Репротал все-таки действовал, к пленному постепенно прибывали силы.

- Вот как?.. А что, разве есть какая-то другая жизнь? Я имею в виду кроме этой?

- Этого никто не знает... Но думаю, что есть.

- Прелестно! - Ларсен присвистнул. - И сколько же их всего? Две, три? Или того больше?

- Наверное, больше, - пленный с усилием качнул головой. - Но это моя вера. Каждый волен верить в свое. Мне нравится учение Будды. И я готов к своей новой жизни.

- Еще бы не готов, - Ларсен усмехнулся. - В твоем-то положении!.. А в общем - не суть важно. Тем более занятно, каким таким манером тебя сговорили на телевизионное шоу. Верующие - народ храбрый. Как же ты тогда сломался? Или запугали чем?

- Меня не запугивали. Я... Я сам уговорил их, - после каждой фразы пленник, словно уставая, делал заполненную тяжелым дыханием паузу. - Я верил в то, что говорил.

- Верил? А сейчас? Сейчас, стало быть, уже нет? - Ларсен с грохотом придвинул табурет ближе. - Отчего такая перемена, дружище?

- Мы все меняемся. Что-то понял и я. Что-то такое, чего не понимал раньше, - пленный пошевелился, выбирая положение поудобнее. На лице его промелькнула гримаса боли. Должно быть, ребра у него были основательно помяты.

- Я считал, что война - еще одна попытка остановить нас. Попытка волевым способом вернуть на праведный путь развития.

- А им, конечно, этот праведный путь известен, - ехидно вставил Ларсен.

- Вполне вероятно. Потому что они выше нас. И добрее... Во всяком случае - общее направление они представляют.

- Ну-у... Положим, общее направление - это и Серж с Бунгой обрисуют без труда.

- И тем не менее ваши Серж с Бунгой будут продолжать воевать.

- Ты уж прости их за это, - Ларсен шутовски развел руками. - Что с них взять! Самые обыкновенные люди и по мере сил стараются выполнять свой долг.

- Выполнять так, как они его понимают.

- Разумеется!

- Вот и происходит то, что происходит. Песчинка к песчинке набирается критическая масса, и очевидный лже-прогресс мало-помалу заводит людей в тупик.

- Спасибо за открытие, - Ларсен поклонился. - А мы-то, глупыши, не догадывались. Все глазели и никак не могли налюбоваться на самих себя в зеркало. Оды человечеству сочиняли, в "грин пис" играли, в помощь братским народам. Так все славно было и вдруг - на тебе! - набили шишку. Оказалось - ползли прямиком в ад... Если это все, до чего ты додумался, могу только посочувствовать. Как же! Самостоятельно выйти на одну из самых затрепанных тем. Браво!.. - подавшись вперед, Ларсен взорвался. - А не кажется ли тебе, милейший, что это давным-давно понимают все на свете. Все до последнего идиота! Потому что - старо, как мир! Бородато и тривиально!

- Значит, понимать - это еще не прочувствовать!

Впервые за время беседы в голосе пленника прозвучали твердые нотки.

- Иногда между осмыслением и чувственным восприятием пролетает целая жизнь. И главное зачастую приходит лишь на смертном одре. Неудивительно, что так мало людей сознается в том, что прожитым они довольны.