Александр Полещук - Великое делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и его собаки Альмы

Мой хозяин сделал вид, что его очень заинтересовал документ, находящийся у виконта, и, заверив посланца, что его искусство истинно и без обмана, отправился вместе с ним.

Он вернулся только на следующий день и показал мне пергамент, о котором ему рассказывал Гартман фон Эшенбах.

— Может быть, в нем и сокрыта тайна тайн алхимии, но я не настолько знаю арабский язык, чтобы его смысл стал мне понятен, — сказал хозяин.

Через несколько дней вновь явился посланец, и мой хозяин попросил передать виконту, что в арабском документе действительно содержится настоящий секрет приготовления золота. И если виконт соизволит приехать в его бедную мастерскую, то он — сам виконт, руководимый хозяином, — сможет выполнить все таинства Великого Делания и получить алхимическое золото.

Хозяин был очень доволен предстоящим делом, хотя и побаивался виконта…

Мы выплавили из трех золотых монет три небольших стерженька, а когда они были готовы, хозяин поднял деревянный люк, и мы спустились в подвал.

— Одо, — сказал хозяин, — на тебя вся моя надежда. Я спрячу тебя здесь. У тебя будет вода и вдоволь хлеба. Я скажу виконту, что для успеха опыта нужно выждать ровно сутки. Ночью ты выберешься из подвала, положишь в тигель этот кусочек золота, а потом опять спрячешься. Действуй только очень тихо, так как стража может подслушать.

Мы так и сделали.

Я не мог видеть виконта, когда он явился, но пол так и прогибался под тяжестью его тела. Он говорил громко и повелительно. Я слышал, как он разговаривал с моим хозяином, как гремел у нашей плиты, составляя эликсир, который должен будет превратить ртуть в золото. Потом он приказал своим воинам строго сторожить дом и уехал. Наступила тишина. Я выждал какое-то время, осторожно вылез из подвала, на ощупь подошел к печи, выплеснул ртуть на пол и положил на дно еще теплого тигля стерженек золота, который мы перед этим выплавили из золотой монеты. После этого я опять залез в подпол, стал прислушиваться и незаметно уснул. Когда я проснулся, через щели в полу уже проникал дневной свет и надо мной гремели шаги.

Виконт был в восторге. Он расписывал съехавшимся сюда рыцарям и воинам чудесный опыт «без всякого обмана», так как он сам, своей рукой положил в тигель все составы и эликсиры, сделавшие ртуть постоянной и превратив ее тем самым в золото.

— Теперь у меня есть свой алхимик! — донеслось до меня сверху. — И мне остается его… повесить, чтобы ничем не отличаться от моего соседа!

Эта грубая шутка была подхвачена находящимися наверху людьми, видимо хорошо осведомленными о какой-то зависти, снедавшей сердце виконта.

— Остается все проверить еще раз, — продолжал он немного погодя. — И за секрет вашего, как его, эликсира я заплачу вам тысячу монет из настоящего природного золота. Еще одну проверку!

Трудно описать мои мучения в следующую ночь. Воду я неосмотрительно выпил, и сейчас меня терзали холод и нестерпимая жажда.

Я едва дождался, пока наверху все успокоилось, торопливо выскользнул из подвала, быстро пробрался к тиглю, выплеснул из него ртуть и положил на его дно второй кусочек золота, из тех, что предусмотрительно вручил мне хозяин.

Я попробовал разыскать что-нибудь из съестного, но возле двери раздались голоса стражей, приставленных виконтом, и я в испуге бросился в подвал. В ужасе я думал о том, что если виконту придет в голову желание проверить в третий раз действие «эликсира», то мне просто придется умереть от жажды и голода.

На следующий день меня разбудили голоса наверху. Все говорили взволнованно, по-видимому золотой стерженек пошел по рукам.

Я ликовал и, пользуясь шумом, старался быстрыми движениями разогреть затекшие и замерзшие члены.

Вдруг наступила тишина, и я услышал громовой голос виконта.

— Готфрид Компьенский, — торжественно говорил виконт, — вы показали свое высокое искусство превращения ртути в золото! Вы доставили мне высокую радость почувствовать, что и у меня есть свой алхимик… Но радость моя была бы не полна, Готфрид Компьенский, или как вас там еще величают, если я не смог бы вас повесить… Все говорили бы: виконт Адальберон — простак, он попался на удочку нищего мошенника, а еще метит в графы… Так говорили бы, но так не скажут. Не скажут потому, что я гораздо больший маг и волшебник, Готфрид Компьенский, чем вы. Если первый раз я действительно плеснул в тигель это вонючее зелье, которое ты, бродяга, выдавал за чудодейственный эликсир, то во второй раз… во второй раз я оставил все как было. Я не произнес ни одного слова из того дьявольского заговора, который содержится в этом листке. Я не вылил ни капли «эликсира». Я просто потрогал тигель в печи и, приставив стражу, ушел… И ртуть превратилась в золото!.. Да, своим злокозненным мошенничеством ты, Готфрид Черт-тебя-знает, заслужил золото. И ты его получишь! Жуо, Роберт, возьмите десять монет, прикажите позолотить виселицу и вздерните на нее этого негодяя еще до захода солнца!.. Ты будешь качаться на золотой виселице, Готфрид Компьенский!

Я услышал вопль моего хозяина, звук обнажаемого оружия…

Вскоре над моей головой раздался грохот, кто-то разбивал стеклянную посуду, добытую нами с таким трудом. Зазвенели топоры. Рушились стены нашего пристанища, в котором мы провели столько славных минут в работе и размышлениях, а главное в тепле, уюте и сытости…

В невероятном страхе и тревоге я прислушивался к тому, что происходило наверху. Из обрывочных разговоров я понял, что дом будет разрушен и сожжен, так как кто-то по ночам подкладывал в тигель золото. Этот «кто-то» был я сам… Таким образом, мне предлагался выбор между позолоченной виселицей и тем костром, в который слуги виконта превращали наш амбар.

Ночью дом запылал. Языки пламени метались в щелях над моей головой. И должен сказать, что вначале мне стало приятно от тепла и вместе с теплом пришла надежда. Люди виконта, убедившись, что дом горит, покинули его, и я услыхал удаляющийся топот многих коней.

Новая беда подстерегала меня. Люк, на который, по-видимому, свалились бревна, не открывался. Тщетно я бился, напрягая все свои силы, чтобы приподнять его хоть немного, но все было напрасно. Наконец после многих усилий бревно, удерживавшее люк, соскользнуло с него, и я выполз наружу. Разрушенный дом тлел, густой снег валил на него, с шипением гася огонь, Я, обжигаясь о горящие бревна, выбрался из дома, загасил тлевшую на мне одежду и побрел в сторону леса. Оглядываясь и вздрагивая, я брел вдоль опушки. К утру вышел на дорогу, покрытую следами лошадей и пешеходов. Снег начал таять, небо было безоблачным, и солнце ярко светило. Вдруг невдалеке на холме ярко блеснуло какое-то сооружение. Вокруг никого не было. И, когда я подошел ближе, моим глазам представилась ужасная картина: мой хозяин висел на блестевшей позолотой виселице. Я, не помня себя, подбежал и обнял холодный деревянный столб. Сквозь слезы я рассмотрел над собой какую-то дощечку с прибитой к ней надписью. Смысл ее не сразу дошел до меня: