Юлиана Белозерова - Подкидыш

— Все хорошо? Она не тронула тебя?

Я лишь покачала головой и поспешила убраться прочь из этого места, подальше от женщины, которая всегда видела мою темную суть.

ПЯТЬ

БЕЗУМИЕ

— Ну, рассказывай! Мы ехали домой. Я прижалась лбом к прохладному стеклу и боялась даже взглянуть на него. После встречи с матерью я не проронила ни слова.

Мэтт не отставал:

— Что у вас там произошло?

— Ничего особенного, — прошептала я.

— И все же. Я ведь вижу, что-то случилось. Ты сама не своя. Рассказывай!

Я вздохнула:

— Да нечего рассказывать. Я попыталась поговорить, а она взбесилась. Кричала, что я чудовище. Все как раньше, ничего нового.

— Не понимаю, зачем тебя вообще к ней понесло. Думала, эта дрянь кинется обнимать тебя?

— Она не дрянь, напрасно ты. — От дыхания запотело окно, и я стала выводить пальцем на стекле звездочки. — Она твоя мать. И очень переживает за тебя. Боится, я тебя обижу.

— Ух ты! — Мэтт нервно рассмеялся. — Совсем спятила! То есть это и так понятно, она не выходит из дурдома и все такое, но это даже для психопатки слишком. Венди, не бери ты в голову. Только не говори, что ты поверила в ее бредни и теперь тоже считаешь себя виноватой.

— Нет, не считаю, — соврала я.

Рукавом я протерла стекло и откинулась на сиденье.

— А ты уверен?

— В чем?

— Что она сумасшедшая. Что… что я не чудовище?

Мэтт помотал головой, не отрывая глаз от дороги.

— Нет, ну серьезно. А вдруг я правда такая, как она говорит?

Мэтт резко сбросил скорость, включил поворотник и съехал на обочину. Капли дождя барабанили в окна, мимо проносились машины. Брат повернулся ко мне, взял мою руку:

— Венди Луэлла Эверли, немедленно выбрось эту чушь из головы. Ты нормальный человек, а эта женщина — сумасшедшая. И, видимо, давно. Она с самого твоего рождения относилась к тебе странно. Нечего ее слушать. Она не понимает, что несет.

— Ну посуди сам, Мэтт. Я вылетала из всех школ, где училась. Я недисциплинированная, вредная, неуправляемая, избалованная и капризная. Я знаю, как вы с Мэгги со мной намучились. Я не человек, а недоразумение какое-то.

— Да ладно тебе! В твоем возрасте все такие, кроме самых занудливых зубрил. К тому же тебя пыталась убить собственная мать, а это серьезная травма. Да, тебе по сей день приходится нелегко, но это не делает тебя злодейкой. Ты просто упрямый подросток, вот и все.

— Нельзя же все оправдывать детской травмой! Это было много лет назад, давно пора самой отвечать за свои поступки!

— Но ты же так и делаешь! — Мэтт ободряюще улыбнулся. — С того времени как мы сюда переехали, ты ведешь себя почти как взрослая. С учебой все в порядке. Вон и друзья начали появляться. Поубивал бы их… — Брат усмехнулся. — Шучу. Я понимаю, что тебе это только во благо. Ты взрослеешь, Венди. Все у тебя будет хорошо.

— Да, хорошо, — унылым эхом отозвалась я.

— Милая моя сестренка, я не часто это говорю, но я горжусь тобой и люблю тебя, — Мэтт наклонился и чмокнул меня в макушку.

Он не делал этого с тех пор, как я была совсем маленькой, и поцелуй брата меня добил. Я закрыла глаза и постаралась сдержать слезы. Как может он так трогательно любить ту, от которой одни неприятности?

Откинувшись на сиденье, Мэтт наблюдал за мной.

— Ну? Успокоилась?

— Да, успокоилась, — вымучила я улыбку.

— Вот и прекрасно.

Мы снова вывернули на шоссе и поехали домой. Дом. Мэтт и Мэгги мечтают о доме, в котором мы наконец-то спокойно заживем. Если сбегу, я разобью им сердце. Заманчиво, конечно, исчезнуть, отправиться куда-нибудь в неизвестность вместе с Финном, но по отношению к ним это слишком жестоко. Если сбегу, значит, плевала я и на брата, и на тетушку. Просто использовала единственных близких людей. Лучший способ доказать, что я не чудовище, — остаться и быть нормальным человеком. Решено, пусть все тролли, ведьмы и прочая нечисть катятся куда подальше. А я человек. Нормальный человек.

Дома я поспешно юркнула к себе в комнату, пока еще и Мэгги не начала меня допрашивать. Тишина в комнате была невыносима. Надо было чем-то заглушить мысли. Я откопала в бардаке на столе айпод и стала беспорядочно рыться в плейлисте. В паузе между песнями до меня через наушники добрался приглушенный стук.

Финн!

Я подошла к окну, отодвинула штору. Так и есть, он. Сидит, скрючившись на козырьке. Я хотела было демонстративно задернуть штору, но темные глаза завораживали и не отпускали. Опять же, надо ведь попрощаться по-человечески, а то в прошлый раз разговора не получилось.

— Где ты была? — с порога, точнее, с крыши выпалил Финн, как только я открыла окно.

— И тебе привет. Я что, должна отчитываться?

Вот сейчас расставлю все точки, скажу, чтобы убирался из моей жизни. Навсегда.

— Прости… Привет. Конечно, не должна. Я лишь хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

— А что, должно быть не в порядке?

— Разумеется, нет. Просто было плохое предчувствие.

Финн оглянулся; по улице брел человек с собачкой на поводке. Потом, словно вспомнив, зачем пришел, повернулся ко мне:

— Может, мне лучше войти, чтобы мы продолжили разговор?

— Как хочешь.

Я посторонилась, пропуская его. Когда он проскользнул мимо меня, сердце заколотилось как сумасшедшее. Финн спрыгнул с подоконника и оказался почти вплотную ко мне. Его взгляд приковал меня, все вокруг будто исчезло. Я потрясла головой и отступила, освобождаясь от чар.

— А почему опять через окно? — Ничего умнее придумать не получилось.

— Потому что в дверь мне нельзя. Тот парень никогда меня к тебе не пустит, — объяснил Финн и, пожалуй, был прав. Мэтт был зол на Финна еще с бала. Подозревал, что из-за него я так расстроилась. И верно, в общем-то, подозревал.

— Между прочим, у того парня имя есть. Он мой брат, и его зовут Мэтт.

— Он тебе не брат. Отвыкай так его называть.

Финн окинул мою комнату презрительным взглядом:

— Так вот что тебя здесь держит? Привыкла к приемной семье?

— Тебе не понять.

Я прошла к кровати и села.

— Что сегодня случилось? — спросил Финн, не обращая внимания на мой тон.

— А с чего ты взял, будто что-то случилось?

— Ты уезжала, — сказал он, нимало не заботясь, что меня может напугать чрезмерная осведомленность о моей жизни.

— Я виделась с матерью. То есть… с женщиной, которая считается моей матерью. — Я недовольно тряхнула головой.

Сначала хотела что-нибудь соврать, но Финн и так уже знал гораздо больше, чем кто-либо, так что я просто спросила:

— Как вы называете таких женщин? Есть для них какое-то особое слово?