Александр Шалимов - Планета туманов

- Он чертовски упрям и настойчив и, конечно, смел, - задумчиво сказал Строгов. - И еще хорошо, что он очень правдив. Едва придя в себя, он сразу сказал, что сознательно действовал вопреки приказаниям и готов за это отвечать. А ведь он мог придумать что угодно... Но, конечно, он авантюрист... Рвется все сделать сам. На такого нельзя положиться...

- Этот случай его многому научил, - возразил Коро. - Ведь если бы не вы...

- Не знаю... У меня к нему очень двойственное отношение. Мне нравится его смелость, но... при следующем космическом рейсе я, пожалуй, не захочу иметь его в составе своего экипажа.

- Ты уже говоришь "пожалуй", - улыбнулся Порецкий. - Если бы не его отвага и... недисциплинированность, мы возвращались бы сейчас к Земле с гораздо более скромными результатами. Согласись, капитан, что если бы он послушал тебя и возвратился сразу же после старта, ты не разрешил бы нового атмосферного полета.

- Нет... И был бы прав! Мы все трое наблюдали тот атмосферный взрыв.

- Ну, вот видишь...

- Поэтому и говорю о своем двойственном отношении.

- Победителей, как известно, не судят.

- Не знаю... Космическое право еще не создано, но в космических рейсах существуют свои, особые законы... Подумайте, что получится, если каждый станет поступать, как Лар. Ведь как одиночка он проиграл...

- Ты тоже действовал, как одиночка.

- Это совсем другое, - усмехнулся Строгов. - Нет, я действовал, как представитель коллектива... Я не мог иначе... И каждый на моем месте поступил бы так же.

И НА ЗЕМЛЕ...

Земля встречала их как героев. Академии наук крупнейших государств Земли распахнули перед ними свои двери. В научном мире самых высоких почестей был удостоен Ларион Русин, первым совершивший беспримерный полет в пределах венерианской атмосферы. Он был избран действительным членом Академии наук СССР и почетным членом десятка иностранных академий. Но Высший совет астронавтики тайным голосованием на пять лет лишил академика Русина права участвовать в экспедициях на другие планеты.

Зачитав решение, генерал - председатель Совета - сказал Лару:

- Подумайте обо всем хорошенько... Мы ценим вашу отвагу и энтузиазм исследователя. Даже те, кто сегодня требовал навсегда дисквалифицировать вас как космонавта, подчеркивали, что вы совершили выдающийся научный подвиг. И все же вы сознательно поставили под угрозу успех экспедиции... Я уже не говорю, что ваши открытия удалось сохранить только благодаря мастерству и мужеству Строгова. А если бы он погиб? Это означало бы не только безвозвратную потерю всех собранных вами материалов. Вы забыли, что в настоящей науке время подвигов ученых-одиночек давно миновало. Забыли, что теперь каждое крупное открытие - результат усилий, труда, героизма больших коллективов. Ваша вина, дорогой, не только в недисциплинированности, но и в противопоставлении себя коллективу. Именно это второе особенно утяжелило ее...

Мы говорили сегодня и о Строгове. Мнения разделились, но лично я думаю, что в создавшейся обстановке Николай Петрович тоже был не совсем прав. Он - опытнейший космонавт - проявил чрезмерную осторожность. Вероятно, ему следовало разрешить атмосферную разведку раньше. Тогда она пошла бы более систематично... Однако мы все согласились, что последующими действиями Строгов полностью искупил свой грех. А вашу вину, уважаемый академик, вам предстоит искупать пятью годами вынужденного пребывания на Земле. Мы знаем о ваших планах, понимаем, что эти пять лет будут для вас нелегкими, но поступить иначе мы не могли...

Уже стемнело, когда Лар вышел из здания Совета астронавтики. Коро ждал у подъезда.

- Ну что?

- Пять лет... не буду летать.

- Они не должны так... - горячо начал Коро. - Мы все заявим протест...

- Нет, - тряхнул головой Лар, - никакого протеста! Ведь в главном-то они правы... Но мы еще будем летать вместе...

- Смотри, это она, - Коро указал в темнеющее небо.

За далекими башнями высотных зданий на фоне угасающей оранжевой зари ярко блестела звезда.

- Через пять лет полетим вместе, - твердо сказал Лар. - Вот увидишь...