Геннадий Емельянов - Истины на камне

— А мне? — Скала заглянул в мои глаза с подобострастием.

— Воин, если он настоящий, добывает лук и стрелы сам.

Брат мой с унынием и обреченностью взялся за работу. Вечером через два дня он положил свою уродливую поделку на песок, сел, изможденный, и заявил распевно, пришлепывая губами:

— Такого оружия нет ни у кого!

— Мое — лучше!

— Твое никуда не годится!

— Наглый ты, однако, малый!

— Пора, Хозяин?

— Пора.

Мы собрали с поляны нехитрое барахлишко и двинулись вперед.

Путь наш лежал в племя Изгнанных.

Глава седьмая

История, рассказанная сыном Скалы, потомком клана воителей племени Изгнанных, история, рассказанная по пути к городищу.

— Сейчас мы слабые и голодные, но когда-то мы были сильные и сытые. Мы жили у синей воды, которая никуда не течет, У нас было много врагов, но они не пугали, они лишь горячили нашу кровь. Враги тоже нужны, чтобы у людей, носящих копья, не дрябли руки и не мягчали сердца. Воины забирались высоко в горы и кричали врагам: «Приходите мериться силами. Если вы не придете, над вами будут смеяться женщины!» И они приходили, потому что смех женщин и детей — страшнее смерти. Мы возвращались с победой, хоронили убитых как героев, и старухи пели длинные песни. Длинные песни они пели потому, что мужчины племени совершали много подвигов, а в песнях надо сказать про все.

Потом мы остались одни возле синей воды, которая никуда не течет: у соседей, окружающих нас, иссякли силы. Племя, делающее дома из камня, просочилось сквозь горы, подобно ручью, и мы его больше не встречали. Племя же, делающее лодки, уплыло туда, где уже ничего нет. Мы не знали тропы сквозь горы, мы не умели строить лодки, потому и остались одни в долине, где много плодов, — зверей и птиц. Это было хорошо. Поля наши тучнели, и женщины рожали толстых детей. Еще дед моего деда помнил то время, он помнил его плохо, но говорил: это было хорошо. Дед говорил еще: «Большие Желтые Люди не желали зла и научили нас жить согласно Истинам», Большие Желтые Люди с белыми волосами пришли из ниоткуда, наши дозоры их не видели и не слышали, но мы успели выстроить войско. Нас было больше, мы держали черные копья-такие копья, какое сейчас — у меня, и дух наш смеялся: мы презирали врагов, потому что не разучились еще умирать без стона.

«Вперед!» — громовым голосом крикнул вождь. И стена двинулась. Наши уже торжествовали победу, но рано они торжествовали — первый ряд шеренги был смят, как молодая трава; Большие Желтые Люди изрыгали огонь. Они не хотели войны, но наши шли и падали. Большие Люди сказали; «Покоритесь, и мы научим вас Истинам».

Мы покорились.

Пришельцы воздвигли прозрачный дом и никого туда не пускали, лишь несколько избранных юношей учились Истинам. А Большие Люди умирали, они засыпали лицом к небу и не просыпались. Эти люди могли все, но не могли справиться с тоской — все время глядели на небо и засыпали. Нежданные эти гости не успели научить наших юношей своей холодной мудрости, они лишь записали Истины на Камне и по одному, молча, испустили дух. Они оставили нам Камень и свою тревогу. Мы теперь тоже глядим на небо, когда нет туч, и хочется нам окунуться в звезды, как в воду. Случается, мы плохо спим, когда темно, и сердца наши стучат, рвутся из груди куда-то. Мы стали не теми, какими были, вот и все.

— И что же потом?

— Мы еще долго называли себя Победителями, хотя побеждать было уже некого. И песни старух становились короче. Мы чего-то ждали, мы думали, что пришельцы способны проснуться однажды и начать все сначала, но они спят. А потом, Потом близ наших деревень однажды упали шары, они были горячие и провалились в глубокие ямы. Наши предки не пытались достать их оттуда, потому что с неба и раньше падали камни, и они нам были без пользы. Из ям, однако, после дождей потянулись растения без листьев, и мудрецы наши почувствовали недоброе, мудрецы советовали бросать поля и уходить. Однако не все были согласны уходить, а Главный Вождь сказал: «Подождем».

Воины пробовали ломать деревья, но они не поддавались никакой силе. Еще потом с ветвей упали мягкие шары и не такие большие, как те, что падали сперва, из них вылупились стрекотухи.

— Какие же они по виду?

Скала взял прутик и ловко нарисовал на песке кузнечика, нашего, земного кузнечика! Но я сразу вспомнил первый или второй день на этой планете, вспомнил живо, как я лежал возле гондолы, придавленный, расплющенный свинцовой тяжестью крылатой рати, которая с темным упорством пыталась добраться до моей плоти. Озноб пробежал по коже, я въяве ощутил на ладони холодную тяжесть королевы Марго, отпущенную на свободу.

— Их много?

— Их не счесть. Сперва они съели наш урожай — весь начисто. Мы стали гонять их палками, тогда они начали убивать нас. Они ничего не прощают и не умеют забывать. Ряды наши таяли, и племя Победителей называется теперь племенем Изгнанных. Мы отступали и отступаем, Пришелец.

— Печально.

— Это так. А вот и моя деревня.

Мы стояли на бугре, ниже была деревня — отчий дом Сына Скалы. То была удивительная деревня, состоящая из трех колец, в середине возвышался толстый столб, вершину его венчала маковица. Стены покрывали, подобно рыбьей чешуе, коричневые листья, и эти листья слегка пошевеливал ветер. В маковице на вершине столба вроде бы маячило лицо человека.

«Дозорный, наверно», — подумал я. Скала стоял рядом и прерывисто дышал. Откуда-то раздался слабый крик, листья на стенах вдруг зашевелились, вздыбились разом, и деревня на глазах превратилась в шапку, на крутой вершинке которой осталась лишь маковица, отверстие в ней тоже закрылось. Так встречают врагов. Тревога пробита, и ни одна живая душа не проникнет теперь в городище. Законопатились. Ждут нас с копьями в потных ладонях воины племени Изгнанных. Они никого и давно уже не побеждают, они отстаивают лишь право жить. Старухи уже давно, видно, не поют песню подвига, юноши там, за шаткими стенами, слабы, и женщины, некрасивы. Скала сложил ладони рупором у рта и прокричал что-то три раза. Ответа не последовало, лишь в маковице вроде бы просверкнуло чье-то лицо, и отверстие вновь закрылось.

Мы появились перед деревней рано утром, на восходе, Солнце поднималось где-то далеко, выплывало, качаясь между холмами, в долину лился непривычный для меня свет — синий, он преломлялся в росе, на кустарнике за деревней, горел огоньками. Внизу, у самой земли, что-то качалось, ползло, стонало, освобождаясь от сна. Листья, покрывающие деревню, блестели.

— Они спят?

— Они давно не спят! — ответил Скала и присел на корточки, закричал визгливо, ударяя ладонью по ляжкам себе: