Эллис Питерс - Проклятье фараона

- Я сказала - пытаешься. Ни тебе, ни кому другому добиться успеха не удавалось и не удастся.

Дворецкий посторонился, пропуская нас в коридор.

- Благодарю, Уилкинс, - бросила я.

- К вашим услугам, мадам.

- Что же до пресловутого башмака...

- Прошу прощения, мадам?

- Это я не вам, Уилкинс, а профессору Эмерсону.

- Да, мадам.

- Я сказал - под башмаком, - прорычал Эмерсон, топая вслед за мной по лестнице, - значит, под башмаком!

- Ну и соглашался бы тогда на предложение этой скорбящей красотки. Думаешь, я не видела, что ты готов был в ту же секунду сорваться с места? Ахах! Представляю себе эту идиллию! Всегда вместе - день за днем, ночь за ночью, под бархатным небом Египта...

- Брось, Амелия. Что за дурацкие фантазии. Бедняжка ни за что не вернется в Луксор; там же ей все будет напоминать об утрате.

Я расхохоталась.

- Нет, вы только послушайте! Неподражаемая наивность. На такое только мужчина способен. Уверяю тебя, в Англии вдовушка не задержится. Умчится в Луксор при первой же возможности, особенно если там будешь ты.

- Меня там не будет!

- Это почему же? Кто мешает?

Мы поднялись на второй этаж. На площадке Эмерсон свернул направо - в сторону детской. Я же двинулась налево, в нашу спальню.

- Ты скоро? - бросил через плечо Эмерсон.

- Через десять минут.

Мне и десяти не понадобилось, чтобы сбросить насквозь провонявшее серое платье, надеть другое и дойти до детской. В комнате было темно, если не считать золотистого круга от ночника, рядом с которым устроился Эмерсон. Рамзес лежал в кроватке - глаза в потолок, ручки по швам, весь внимание. Очаровательная семейная картинка. Если, конечно, не прислушиваться к вечерней сказке:

- ...более детальное изучение ранений, в частности раздробленных лобной и височной костей, а также пробитой грудины и расщепленных позвонков, дает возможность воссоздать обстоятельства смерти фараона.

- А-а! Уже добрались до мумии Секвененре, - сказала я, переступая порог.

В полумраке раздалось бормотание вырванного из раздумий человека:

- Мне кажется, без кло-вло-пло-лития не обошлось...

- Без чего? - Эмерсон озадаченно нахмурился.

- Без кровопролития, - перевела я. - Не могу не согласиться, Рамзес. Если у скелета проломлен череп, а позвоночник разделен на две части, то вряд ли человек умер естественной смертью.

Оттачивать на Рамзесе сарказм - пустое занятие.

- Не плосто кло-вло-пло-литие! - уточнил он. - Фалаона убил кто-то из своих.

- Чушь! - отрезал Эмерсон. - Идиотская гипотеза. Кстати, первой ее выдвинул Петри. Убийство на семейной почве совершенно исключено, поскольку...

- Ну все, хватит! - Эмерсону только дай сесть на любимого конька, он будет неделю распинаться. - Уже поздно, и Рамзесу давно пора спать. А у нас ужин стынет.

- Ах да, ужин... - Эмерсон наклонился к сыну. - Спокойной ночи, мой мальчик.

- Спокойной ночи, папочка. Думаю, его в галеме убили.

Этого еще не хватало! Версия об убийстве в гареме способна убить самого Эмерсона! Я вцепилась мужу в плечи и вытолкала за дверь прежде, чем он успел проглотить коварный крючок малолетнего хитреца. Потом завершила свою часть вечернего ритуала и присоединилась к Эмерсону.

- Рамзес меня иногда тревожит, - осторожно начала я по дороге к лестнице. - Не переусердствовали ли мы с его образованием? Думаешь, он понимает, что такое гарем? И вообще - не скажется ли на нервах ребенка чтение на ночь подобных ужасов?

- У Рамзеса железные нервы. Не волнуйся, он будет спать сном праведника, а к завтраку выложит стройную теорию убийства Секвененре.

- Эвелина с радостью взяла бы его на зиму.

- Та-ак! Все по новой? Ну ты и мать! Только и мечтаешь, как бы избавиться от сына, да?

- Выбор-то у меня невелик. Либо с сыном расстаться, либо с мужем.

- Притворство! Сплошное притворство. Никому ни с кем не нужно расставаться.

Мы заняли свои места за столом; лакей, провожаемый критическим взглядом Уилкинса, внес первое блюдо.

- Суп отменный, - оценил Эмерсон. - Передайте кухарке мою благодарность, Уилкинс.

Дворецкий с достоинством склонил голову.

- Давай покончим с этим раз и навсегда, Амелия. Не желаю слушать твое нытье.

- Когда это я ныла, интересно?

- Никогда. А кто тебе позволит? Итак, мы договорились: в Египет я не поеду. Ясно? Я высказал свое решение леди Баскервиль и менять его не намерен.

Разумеется, я не поддалась на эти глупые речи.

- Катастрофическая ошибка. По-моему, тебе необходимо отправиться в Луксор.

- Твое мнение мне известно. Наслышан. Могу я, в конце концов, иметь собственное?

- Нет. Поскольку оно неверное.

Не вижу смысла, любезный читатель, приводить на этих страницах дальнейшие подробности нашего спора. Дискуссия продолжалась в течение всего ужина, причем Эмерсон обращался за поддержкой то к дворецкому, то к лакею. Поначалу Джон - парнишка, всего лишь пару недель служивший в нашем доме, сильно нервничал. Но по мере разгорания свары увлекся и принялся вовсю раздавать советы, игнорируя предупреждающие знаки более опытного Уилкинса. Мне стало жаль беднягу дворецкого - тот даже побагровел от усиленных подмигиваний, - и я предложила выпить кофе в гостиной. Джона отослали, но напоследок он успел все же выдать заключение:

- Пожалуй, вам лучше остаться, сэр. Уж больно они чудные, эти туземцы. А нам-то каково без вас будет, сэр?

Эмерсон не возражал бы, если в вместе с Джоном исчезла и сама проблема. Не тут-то было! С присущим мне упорством я гнула свою линию, не обращая внимания на многочисленные попытки мужа уйти от темы. Дошло до того, что он с ревом швырнул недопитую чашку в камин и ринулся вон из комнаты. Я следом.

Когда я добралась до нашей спальни, Эмерсон уже раздевался. Пиджак, галстук, воротничок тоскливо поникли там, куда закинула их безжалостная рука владельца, пуговицы свистели во все стороны.

- Не забудь купить дюжину новых рубашек, когда окажешься на Риджент-стрит, - посоветовала я, уворачиваясь от очередного метательного снаряда. - В Египте они тебе понадобятся.

Эмерсон крутанулся юлой. Должна признаться, для человека столь мощного телосложения он двигается на удивление стремительно. Один неуловимый миг - и ненаглядный супруг уже навис надо мной. Вцепился в плечи и...

Здесь я вынуждена сделать отступление, любезный читатель. Не для того, чтобы извиниться, - о нет! По мне, так нынешнее ханжество в описании сексуальных отношений - полный нонсенс! С какой, спрашивается, стати нужно закрывать глаза на одну из увлекательнейших и вполне достойных сторон жизни человека? И почему, спрашивается, писатели, якобы изображающие "реальную жизнь", так усердно увиливают от этой темы? С другой стороны - уж пусть бы лучше просто увиливали. Какими жалкими выглядят те уклончивые фразы и иносказания, которыми они пытаются выйти из положения! Я лично не признаю ни скользкую вкрадчивость французского, ни велеречивую претенциозность латыни. Чем плох язык наших предков? Пусть фарисей, если ему попалась в руки эта книга, пропустит несколько абзацев. Проницательный же читатель поймет и оценит теплоту наших с Эмерсоном отношений.