Роберт Уилсон - Ось

Лиза тоже не могла.

Расследование УГБ, как и полицейское, ни к чему не привело. Год спустя мать Лизы купила билеты на пароход в Калифорнию — себе и дочери. Удар, сломавший ее устоявшуюся жизнь, согнул, но не смог сломать ее саму — по крайней мере внешне. В ее присутствии никто не смел заговаривать не только об исчезновении Роберта Адамса, но и о Новом Свете вообще. Молчание лучше домыслов и бестактностей. Этот урок Лиза хорошо усвоила. Как и у матери, ее боль и желание узнать, что же на самом деле случилось, осели в каком-то глубоком тайнике ее души, где хранится все, что не поддается осмыслению. По крайней мере до замужества и перевода Брайана в Порт-Магеллан. Воспоминания внезапно ожили, рана заболела с новой силой, словно никогда и не заживала. Как будто за это время всё, что так мучило ее, очистилось внутри нее и повзрослело вместе с ней.

Она начала расспрашивать друзей и коллег отца — некоторые из них все еще жили в городе. И все эти вопросы сводились к одному: к существованию общин Четвертых в Ионом Свете.

Брайан поначалу старался ей чем-то помочь. Он не одобрял ее дилетантских расследований, затрагивающих потенциально опасные вещи. Лиза теперь думала, что, наверное, это стало одним из тех звоночков, которые дали ей попить, что с Брайаном дальше жить не стоит. И тем не менее это он находил все сведения, которые были ей нужны, пользуясь своим служебным положением в УГБ.

Гак вышло и с этой фотографией.

— А та вторая фотография… — сказала Лиза.

Уезжая из Калифорнии, она захватила с собой множество вещей, которые мать все время грозилась выкинуть, — в том числе диск со снимками родителей, сделанными в Порт-Магеллане. В основном с университетских вечеринок, обычно проводившихся в доме Адамсов.

Лиза отобрала несколько снимков и показала их давним друзьям семьи в надежде, что они смогут опознать тех, кого не шала она сама. Ей удалось установить имена почти всех, За исключением одной — темнолицей старушки в джинсах. На фотографии она стояла в дверях, поодаль от толпы к уда более изысканно одетых университетских преподавателей, и выглядела нервной, встревоженной — словно пришла без спроса в незнакомый дом.

Никто ее не знал. Брайан предложил пропустить снимок через программу распознавания изображений в Управлении — вдруг на эту женщину что-то найдется. Это было последним из его благодеяний, которые Лиза привыкла называть про себя «уловками благородства». Великодушные поступки, все назначение которых — склонить ее остаться с ним. Она согласилась, лишний раз заверив Брайана, что это не заставит ее изменить свое решение.

Поиск оказался успешным. Та же самая женщина несколько месяцев назад проходила видеоконтроль на пристани. В пассажирской декларации она значилась как Сьюлин Муа.

Ее имя появилось в поисках еще раз. В связи с Турком Файндли, у которого она заказала чартерный рейс через горы к Могиле Кубелика. В тот самый городок, куда так хотела попасть Лиза три месяца назад.

Турк внимательно выслушал все это, затем сказал:

— Она ничего особенного не говорила. Заплатила наличными сразу всю сумму. Я высадил ее на аэродроме в Кубелике. Вот и вся история. Она не сказала мне, ни кто она такая, ни тем более, зачем ей нужно на Запад. Ты уверена, что она Четвертая?

— Судя по тому, что за пятнадцать лет она почти не изменилась, — очень может быть.

— Так, может быть, самое простое объяснение и есть правда? Твой отец стал Четвертым и начал новую жизнь под новым именем?

— Может быть. Но мне нужна не гипотеза, а правда. Что произошло на самом деле.

— Ну узнаешь ты ее, и что потом? Это сделает тебя счастливее? Может, ты узнаешь что-то, от чего тебе станет только хуже. И горе вернется тогда с прежней силой.

— По крайней мере, — сказала она, — буду знать, от чего я горюю.

Как часто бывало после разговоров об отце, он приснился ей ночью.

Вначале это был не сон — воспоминания. Вот они на веранде дома в горах в Порт-Магеллане. Он рассказывает ей о гипотетиках.

Они разговаривали на веранде, потому что мать Лизы терпеть не могла таких бесед. В этом и заключался самый разительный контраст между ее родителями. Оба пережили Спин, но после кризиса у них сложилось совершенно разное восприятие окружающего. Отец с головой бросился в тайну, влюбился в обнажившуюся чужеродность Вселенной. Мать, наоборот, делала вид, что ничего особенного не произошло, что стены дома и ограда сада — препятствия, вполне достаточные, чтобы сдержать поток времени. Лиза тогда не знала, чья позиция ей ближе. Она одинаково любила и материнский уют, и отцовские рассказы.

Она уснула, а отец продолжал рассказывать о гипотетиках. Лиза, они — не люди, это большая ошибка — смотреть на них так. По иссиня-черному небу плыли безымянные звезды Экватории. Скорее всего это сеть более или менее лишенных разума машин. Но понимает ли она себя? Есть ли у нее разум в таком смысле, как у нас с тобой? Если есть, тогда все, что бы она ни помыслила, должно мгновенно охватывать пространство в сотни и тысячи световых лет. Пространство и время должны представляться им совершенно иначе, чем нам. Может быть, они вообще нас не замечают, мы для них — что-то эфемерное, и если они и используют нас в каких-то своих целях, то бессознательно, как мы свои клетки мозга.

«Как Бог свои создания?» — спросила Лиза во сне.

Да, вроде Бога, но слепого, ответил отец. Она тут же поняла, что он ошибается. Она ощущала все величие его видения, и в то же время материнский склад души надежно охранял ее от любых опасностей. И тут с неба спустились они. Разжали стальной кулак, засверкавший в звездных лучах, схватили отца и унесли, прежде чем она нашла в себе силы даже закричать.

ГЛАВА 5

Пыль отступала, уступая место серому дневному свету, а к вечеру перестала падать совсем.

В городе по-прежнему стояла зловещая тишина. Ее нарушал только рокот землеуборочной техники — машины трудились без устали, расчищая улицы от пепла. Где именно шли работы, нетрудно было угадать по густым волнам пыли, столбам серого мокрого месива и фонтанам брызг морской воды, вздымающимся над скоплениями домов и лачуг, магазинов, офисных зданий, рекламных щитов, — в город уже протянули водомагистрали из бухты. Вымершая страна. Тем не менее на улицах попадались люди — в масках, платках и банданах, повязанных на лицо, — пробирающиеся среди потоков воды и грязи. Их явно не волновал свой внешний вид. Они выглядели как массовка в фильме катастроф. Человек в перепачканной дишдаше[7] с полчаса уже стоял перед закрытым арабским бакалейным магазином на противоположной стороне улицы, куря сигарету за сигаретой и глядя на небо.