Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 7. Бог паутины: Роман в Интернете

Скользнув озабоченным взглядом по полкам, он все же приметил в проеме между шкафами самую обычную фанерованную дверь. Это было похоже на наваждение. Только что стоял на том самом месте и ничего, кроме книг, не заметил. Чудеса!

Стареющий важняк, съевший на немудреной уголовщине зубы, и не подозревал, что настоящие чудеса еще впереди. Едва он приблизился, как дверь исчезла и пустой промежуток заполнился плотными рядами корешков с позолоченными и посеребренными буквами: «Физическая энциклопедия», «Химическая энциклопедия», «Справочник химика» и далее в том же духе. Чуть лоб не расшиб о стекло, разогнавшись, даже зажмурился с перепугу. В глазах замелькали лиловые пятна, поплыли зеленые вращающиеся круги с зубцами, зарябили муаровые разводы.

«Сейчас грохнусь», — подумал Бобышкин.

В Канаде разрабатывается закон, запрещающий подписчикам «Интернета» получать и передавать документы, содержащие пропаганду ненависти. Центром Симона Визенталя (Париж) подсчитано, что за несколько дней в сетях появляется свыше 300 сообщений расистского или нацистского характера.

Однако «Интернет» используется для частной переписки, и контроль над сетью равноценен прослушиванию частных телефонных разговоров, а право частных разговоров защищается законом.

Канадская полиция предлагает запретить не сам материал как таковой, а использование для пропаганды ненависти канадской телекоммуникационной системы.

Ведьма ***, Колдун ***, Маг ***

ЗНАНИЯ, ИДУЩИЕ ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ, + ОГРОМНОЕ ЖЕЛАНИЕ ПОМОЧЬ КАЖДОМУ!

Решение личных и семейных проблем.

Помощь в бизнесе.

Наведение и устранение любых чар.

Оплата по факту.

Очаровательные МОСКВИЧКИ и ДЖЕНТЛЬМЕНЫ ждут Вас!

Прекрасные апартаменты.

Сауна-люкс.

Яркая и раскрепощенная в общении москвичка с элитарным образованием предлагает интересную встречу очень состоятельному мужчине. Только для русских солидного возраста.

Файл 045

Буруны как обрезало, едва яхта пересекла невидимую границу между двумя маячками на волнорезах.

— Поспели в самый раз к ленчу, — глянув на часы, возликовал Блекмен.

— Ленч оставьте своему Макдональдсу, — Бургильон выключил двигатели, и яхта по инерции заскользила, разрезая стальную гладь усмиренного Понта. — У нас будет обед. Diner de gala[70].

— По какому случаю, интересно?

— В моем возрасте каждый новый день — уже праздник, — меланхолично заметил барон.

— Перестань! — оборвала его Ампаро.

— И предусмотрено соответствующее меню?

— Удовольствуетесь полуфабрикатами, Джерри. На большее я не способна. С завтрашнего дня все претензии к Полу.

— Пока никаких претензий, но я точно помню, что погрузил на борт массу вкусных вещей.

— На палубу, Джерри, — распорядился Бургильон, — мы прибываем.

— Есть, мастер, — Блекмен бросился к трапу.

Барон, а вслед за ним и Климовицкий вышли на площадку. Набережная, тонкой скобой охватившая горный склон, едва различалась за жемчужной завесой. Легкий ветерок, дохнув хвоей, обдал влажным и неожиданно теплым дыханием.

Яхту еще несло, но взвыл брашпиль, загрохотала по клепаной стали цепь и якорь с поворотными лапами тяжело плюхнулся в воду. Два красных звена с маркированными контрфорсами обозначили сорокаметровую глубину. Цепь натянулась, проскрежетав в клюзе, и судно замерло, как укрощенный бык с кольцом в носу.

— Когда будем сниматься? — спросил Блекмен.

— Полагаю, не раньше утра. Куда нам спешить? За ночь и погода может перемениться.

— Есть признаки?

— По-моему, к тому и идет.

После обеда, который барон нашел вполне сносным, а Павел Борисович просто великолепным — особенно пришлись по вкусу улитки и крупная ежевика, — Ампаро побросала одноразовую посуду в утилизатор и ушла подремать. Она свято верила в целительную силу дневного сна, хотя ничем особенным никогда не болела.

Взяв предложенную сигару, Климовицкий с любопытством обозрел находки, разложенные на стеллажах и прикрученные проволокой к деревянным тумбам: обросшую ракушками греческую амфору, пушечный ствол с изображением солнца перед запальником, многоцветные шлифы вулканических бомб, отличную, хоть и склеенную из обломков краснофигурную вазу и множество всевозможных кораллов. На потолочной балке и дубовых панелях висели чучела крупных рыб, вываренные акульи челюсти и лабрис из почерневшей меди.

— Настоящий?

— Найден на дне, в четырех милях от Крита.

— А этот обломок чем примечателен? — Климовицкий погладил окатанный кусок мрамора с неясными следами букв. Он и сам питал пристрастие к античным осколкам.

— О, это моя гордость! Единственный фрагмент недостающей части прославленной Marmor Parium[71]. Если бы она сохранилась целиком, — Бургильон мечтательно вздохнул, — мы бы знали о своем прошлом значительно больше. Считается, что на стеле была записана история Эллады со времен основателя Афин Кекропса. Уцелело всего два обломка. Один почему-то оказался в Смирне, где его приобрели для Оксфорда, другой остался на Паросе. На нем запечатлено восемьдесят наиболее примечательных дат[72].

— Извержение на Тире?

— К сожалению, в этом месте камень выщерблен.

— А что написано на вашем куске?

— Полностью прочитать невозможно. Только семь букв, разделенных интервалом: ГОРГ и СИК. Я не знаю, что означают эти обрубки слов. Можно подобрать множество значений. Горго по-гречески — «грозная». Отсюда горгоны — девы-чудовища, но нельзя исключить и Горгия, софиста из Леонтины.

— А СИК?

— Все, что угодно: от города Сикиона, входившего в Пелопоннеский союз, до клеветника — сикофанта.

— Тем не менее, Рене хочется верить, что это Сикинос, — вмешался Блекмен, — крохотный островок в нескольких милях отсюда.

— Не надо преувеличивать, Джерри. Это всего лишь одна из версий, которую стоит проверить.

— Лично у меня создалось впечатление, что вы просто хотите присоединить этот остров к своей коллекции. Бывали на нем прежде?

— Не довелось.

— Я так и думал! А тут, на Мелосе?

— Дважды.

— Именно поэтому мы не высаживаемся! Все сходится: Мелос вам уже не интересен и все помыслы сосредоточены на Сикиносе, тем более что он тоже СИК… Где, кстати, вы ухитрились выловить этот мрамор?

— Не поверите, но я наткнулся на него совершенно случайно… Это было на Паросе, четыре года назад. Мы с сеньорой Ампаро бродили в горах и набрели на загон для овец, огороженный, как и всюду, невысокой стеной из камня. Я обратил внимание на необычного цвета ящерицу — черную, как смола, но стоило мне сделать шаг, как она юркнула в щель. Я вовсе не стремился ее поймать. Не пойму, что побудило меня сунуть туда палец. Ящерицы, понятно, и след простыл, а камень подался, ну я и выковырял его из кладки.