Тёмные Воды. Зимний апокалипсис - Алексей Тимофеевич Черкасов

холмик рядом с рекой и уставился на неё. Тусклое заходящее Солнце отражалось в маслянистой поверхности и словно тонуло в её глубоких водах. Какие-то зверьки устроили суматоху при моём появлении. «Бобры», — подумал я и, действительно, на реке были явные следы хозяйственной деятельности этих грызунов. Я вспомнил те страшилки, которые в детстве рассказывали о Вороне — о таинственных омутах, внезапно обрывистом дне и загадочных существах, живших в этих страшных глубинах: и водяной там, дескать, сидит на отмели, и русалки утаскивают на дно потерявших бдительность пловцов, а лешие — в чащобу их оставшихся на берегу товарищей. Я улыбнулся этим воспоминаниям, невольно осмотрелся вокруг и вскочил от неожиданности — вся местность вокруг меня изменилась: теперь здесь стеной стоял густой лес, сквозь раскидистые кроны деревьев с трудом угадывалось звёздное небо. Где-то рядом раздавалась соловьиная трель. Я повернулся обратно — передо мной, по-прежнему текли тёмные воды реки, а от берега, освещённая сзади полной Луной, ко мне приближалась молодая, судя по силуэту, женщина.

— Вы кто? — я схватился за фонарь и направил его на женщину, чтобы рассмотреть лицо, но лучи словно огибали его.

— Убери это, — бархатным голосом сказала женщина, — всё равно не будет от него толку. И сядь, сядь, — движением руки она показала вниз.

Я подчинился и сел на холодный камень, покрытый мхом, которого пять минут назад здесь ещё не было. Женщина села на такой же камень напротив меня, лицо её по-прежнему оставалось в густой тени. На ней был надет малахитового цвета купальник, с которого стекали капли воды, замирающие бисеринками на бёдрах. С шеи на грудь свисала цепочка с каким-то украшением, контуры которого я в темноте разобрать не мог.

— Вы из реки вышли? — неуверенно спросил я.

— Ага, из этих самых вод, — незнакомка повела рукой назад, показывая, из каких вод она вышла.

— Кто вы? — повторил я свой вопрос.

— Какая тебе разница? — без малейшей жеманности спросила женщина. — Мы встретились и разойдёмся. Ты меня послушай.

— Меня ждут мои друзья… — непонятно к чему сказал я.

— Не убегут твои друзья.

— Я заблудился, — продолжал я рассказывать историю своей жизни.

— Вы все заблудились, — сказала моя собеседница.

— Да, мы идём в Поляны, — сказал я. — Вы не знаете, как туда пройти?

— Вы потеряли не Поляны, а себя, — сказала женщина. — И скоро потеряете этот мир. Через два новых года не останется ничего, напоминающего о прошлом.

Через два новых года — о чём это она? Два оборота вокруг Солнца по новой орбите? Похоже, что незнакомка что-то знала и собиралась мне это сообщить.

Она немного поворачивала голову, и мне удалось рассмотреть некоторые черты её лица, а остальное дорисовало воображение. Она была безумно красива. Тёмные волосы свободно стекали по её плечам и спускались ниже пояса. Когда она сидела, их кончики лежали на земле и в месте соприкосновения с ней слабо искрились, а при повороте головы эти искры рассыпались многоцветными фейерверками. Пропорции лица казались идеальными, только скулы были широковаты, а нос имел едва заметную горбинку. Показалось, что на макушке что-то торчит, я присмотрелся — это были небольшие ушки, вроде коровьих. Мне захотелось сесть к ней поближе, она заметила моё движение и предостерегающе подняла руку.

— Ты Гена, я — Мара, — сказала она. — Сиди, где сидишь, Гена.

Я замер, почему-то подчиняясь ей беспрекословно.

— Весь мир в тебе, Гена, — сказала Мара. — Он большой, ты видишь только то, что хочешь видеть. Чтобы увидеть больше, нужно этого захотеть. Вот сейчас захотел меня увидеть и увидел.

— Тебя? — удивился я. — Я даже не знаю, кто ты, как я мог захотеть?

— Просто ты сам не знаешь, чего хочешь, — сказала Мара. — Тебе нужно понять, что происходит. Я пришла из тёмных вод, чтобы объяснить это тебе. Будешь слушать?

Тёмные воды… это же Томкино выражение. А до неё я слышал о них что-то от Иваныча. Я вскинул глаза на Мару. Она кивнула.

— И что это за тёмные воды такие? — спросил я.

— Это общая память. Людей, зверей, камней… — ответила Мара. — Это истоки, которые были до всего и будут после всего. В них боги и демоны, духи и оборотни, и всё, скрытое от тебя, но открывающееся в тебе. Это то, что ты чувствуешь, не осознавая, твоё древнее Я. Гусеница теряет форму, становясь куколкой, но снова обретает её, превращаясь в бабочку. Паук плетёт свои сети, от рождения зная как. Птицы строят гнёзда словно по одной инструкции. Кто написал им эти инструкции?

— Инстинкты… — неуверенно пробормотал я.

— Это просто слово, оно ничего не объясняет, — сказала Мара. — Всё это там, — она неопределённо повела рукой над головой и в сторону. — Ты хочешь войти в тёмные воды?

Она встала и, повернувшись в полупрофиль, призывно посмотрела на меня.

— Пойдём, — повторила она. — Там ответы на вопросы.

Я пошёл следом за ней. Мы дошли до реки и стали входить в воду, погружаясь всё глубже и глубже. Когда я зашёл по грудь, мне вспомнился Садко, который спускается на дно морское. Вдруг в лесу что-то зашуршало. Я оглянулся и увидел лань, выходящую из чащи. Рядом с ней шла женщина… или мне показалось?

Мара обернулась ко мне, над поверхностью оставалось только её лицо.

— Не бойся, красавчик, — неожиданно кокетливо сказала она.

И непреодолимая сила потянула меня под воду. Я погрузился с головой, рванулся, чтобы вынырнуть, но сила продолжала тянуть вниз. Я стал задыхаться и непроизвольно вдохнул, ожидая, что в лёгкие хлынет вода. Но этого не произошло. Вдруг наступила приятная расслабленность, как в невесомости. И только таинственная сила несла и несла меня вглубь.

— Ты можешь смотреть по сторонам, красавчик, — сказала Мара и описала круг руками.

Как раз в это время наш полёт прекратился, и я огляделся. Мы были в большой толпе людей, зверей и каких-то неведомых чудовищ. Все они были скрыты в окружающей тьме, но там, куда я смотрел, появлялось словно освещённое прожектором пятно, в котором становились различимыми черты неизвестных мне существ. Прямо у лица вдруг появилась отвратительного вида тварь. У неё был мерзкий вонючий рот, из которого торчали гнилые клыки, лицо было покрыто язвами, оспинами и волдырями, бугристая