Александр Полещук - Падает вверх (Иллюстрации А. Блоха)

— Вы послали на Землю ответную радиограмму? — спросил он Дмитрия.

— Да, сейчас пошлем, конечно…

Он быстро вышел из комнаты, а когда он вернулся, лицо его выражало растерянность.

— Я поблагодарил Диспетчера по линии оптической связи, и он, он ответил…

— Что он ответил? — твердо спросил Платон Григорьевич.

— Что никаких предупреждений ни он, ни кто-либо другой не посылали… Вот его ответ… — Дмитрий протянул ленту Ушакову. — Читай!

— «Никто вас не предупреждал… Задача такого рода предупреждений еще не решена нами. Брось шутки шутить. Великий вождь…»

— Великий вождь — это вы? — спросил Платон Григорьевич Дмитрия.

Тот кивнул и задумчиво ответил:

— Был вождь, да весь вышел… Опять начинается какая-то неразбериха… Надо что-то предпринимать, как думаешь, Полковник?

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

Это случилось прежде, чем самолет достиг точки поворота. Ушаков застыл, уставившись в правое стекло фонаря.

— Вы видите? — спросил он.

Платон Григорьевич хотел было сказать, что он ничего не видит, но вдруг он действительно увидел: прямо на них надвигался светящийся красный диск. Он возник перед глазами как-то неожиданно, медленно пронесся над их самолетом и скрылся за темным козырьком, закрывавшим левую сторону кабины!

— Что это? — прошептал Платон Григорьевич. — Какой большой… Это тоже ваш?

— Нет, Платон Григорьевич, не наш…

— А чей же?

— Они стали появляться, как только мы высадились на Луне. Могикан увидел первым. Потом два или три раза видел и я… Были и другие встречи… Но эту голубую махину я вижу впервые, еще никогда таких не встречал…

— Вы сказали «голубую»?

— А вы что, так ничего и не видели?

— Придется заняться вашим зрением, товарищ полковник. Я ясно видел огромный диск, который прошел вот так, в этом направлении, но он был, он весь светился красным светом…

— Он был голубым, Платон Григорьевич… И довольно об этом.

Весь остальной путь они почти не разговаривали. Только когда под ногами прошла белая Арктика, Ушаков сказал:

— Я не прочь проверить зрение…

Сразу же после перелета Ушаков и Платон Григорьевич прошли в кабинет к Диспетчеру. Мельников выслушал их рассказ внимательно и спросил:

— А ленту с предупреждением вы доставили?

— Вот она. — Полковник вынул из наружного кармана комбинезона знакомый Платону Григорьевичу рулон.

— Все точно, — сказал Диспетчер, просматривая на свет ленту, и Платон Григорьевич, к своему удивлению, заметил, что вся лента была покрыта отверстиями.

— Дайте-ка мне, — попросил он Диспетчера, — я хочу еще раз взглянуть…

Да, теперь он ясно видел. Да, лента была покрыта перфорациями.

«Что со мной? — думал Платон Григорьевич. — Быть может, это действует какое-то особое излучение, с которым мы еще не знакомы? Действует на мозг… Но почему я сразу ничего не видел? Я не мог не заметить… Не мог».

Комната, в которой работал Диспетчер, была залита багровым светом заходящего солнца. На массивном столе находился какой-то аппарат, из которого прямо на пол выбегала белая лента. На стене висели стеклянные ящички, в которых время от времени вспыхивали цифры и буквы. Диспетчер, казалось, забыл о них, он приложил к уху каучуковый наушник и что-то быстро выбивал телеграфным ключом. У него была большая голова, непропорционально большая, гладкие, с проседью волосы. Голубые доверчивые глаза, рот слегка приоткрыт, на щеке складки, там, где прижат наушник. Что-то роднило его с Могиканом — может быть, выражение глаз.

— С кем разговариваешь? — спросил Полковник.

— Не мешай, — тряхнул головой Диспетчер.

— Морж, наверно? — спросил Полковник. Диспетчер медленно кивнул, потом снял руку с ключа, разминая пальцы, сложил их в кулак, осторожно положил наушник на стол.

— Морж говорит, что у него тоже была встреча…

— На какой глубине?

— На глубине пятисот метров. Они испытывали глубоководный аппарат и заметили какой-то цилиндр, который шел на большой глубине, рассмотрели очень внимательно. Диаметр цилиндра не более пяти метров, верхняя крышка полусферической формы, но за последнее Морж не ручается…

— А что ты ему сказал?

— Фотографировать нужно, нужно фотографировать…

Платон Григорьевич вышел из кабинета Диспетчера, спустился на второй этаж. В медпункте было тихо. Шаповалов в соседней комнате возился с кардиографом.

Платон Григорьевич спросил негромко:

— Товарищ Шаповалов, у вас нет ли тестов для проверки цветного зрения?

— Вы уже вернулись? — обрадовался Шаповалов. — Вы, говорят, посетили наш вечный спутник? Вот бы мне…

— Да, посетил…

— Вы, верно, много интересного увидели? — Шаповалов вошел в кабинет и принялся старательно мыть руки под сильной струей удивительно прозрачной озерной воды. — Вода здесь прелесть, Платон Григорьевич.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Платон Григорьевич.

— В отношении таблиц? У меня они есть где-то. Но я ими ни разу не пользовался. Дальтоников сюда не пускают, — Шаповалов засмеялся.

— Достаньте таблицы и вызовите сюда Ушакова, полковника Ушакова, — сказал Платон Григорьевич.

Ушаков явился тотчас же и, очень старательно разглядывая рисунки, построенные из цветных кружочков, ответил на вопросы без ошибок, назвав все фигуры и цифры.

— Так какого цвета был диск? — спросил он Платона Григорьевича.

— Красного, — ответил Платон Григорьевич.

— Синего, — сказал Ушаков. — Синего… Даже чуть голубого, голубой он был, если более точно… А теперь вы, Платон Григорьевич, — он протянул альбом с рисунками-тестами Платону Григорьевичу. — Что здесь нарисовано?

— Треугольник, — ответил Платон Григорьевич.

— Правильно, — сказал Ушаков. — А знаете, Платон Григорьевич, вам бы отсюда не следовало уезжать… Пока не прояснится все дело…

— Это зависит не только от меня, — сухо сказал Платон Григорьевич, но в душе обрадовался этому предложению. — Сообщу начальству и, видимо, останусь еще на некоторое время.

Ночью Платон Григорьевич долго говорил из своей комнаты с Москвой. Василий Тимофеевич внимательно выслушал его и сказал:

— Если бы я вас не знал больше двух десятков лет, ни за что не поверил бы… Продолжайте накапливать материал, думаю, что в нем недостатка не будет… И еще, насколько мне известно, открытие нового способа полета в космическом пространстве явилось такой неожиданностью для специалистов в области механики, что не мешает заняться психологической стороной этого открытия. Вы понимаете меня? Поискать, нет ли с этой стороны каких-либо неожиданностей.