Роберт Хайнлайн - Пришелец в земле чужой

— Знаю, только на таблетки больше миллиарда.

— Ах да, вы врач.

— Любитель.

— Представляете, что станет с промышленностью, выпускающей контрацептивы, и с моралистами, когда зачатие будет происходить лишь по желанию женщины, когда она будет защищена от венерических заболеваний, когда она станет искать любовь с откровенностью, о которой не мечтала и Клеопатра? Когда мужчина, намерившийся ее изнасиловать, исчезнет с лица земли в мгновение ока? Женщина освободится от вины и страха, но станет неуязвимой. Не только на фармацевтической промышленности, еще на очень многом будет поставлен крест.

— Я вас не совсем понимаю. Меня эта проблема слабо интересует.

— Не отомрет лишь институт семьи.

— В самом деле?

— Да. Он укрепится, оздоровится. Семья станет источником наслаждения и потому будет нерушимой. Видите вон ту брюнетку?

— Да, я уже имел возможность ею восхититься.

— Она знает, что красива и обязана своей красотой новой жизни. Это моя жена. Еще год назад мы с ней грызлись, как собаки. Она была ревнива, а я невнимателен. Семья держалась только на детях и ее сильном характере. Я знал, что по-хорошему она меня не отпустит, и считал себя уже старым, чтобы заводить новую семью. Я погуливал — у преподавателя много соблазнов и есть кое-какие возможности, — а Рут молча страдала. Иногда и не молча… А потом мы соединились, — Сэм просиял. — Я влюбился в свою жену! Она теперь для меня женщина номер один.

Сэм говорил негромко, и его слова тонули в общем гуле. Его жена сидела далеко. Однако в ответ на его последнюю фразу она повернула голову и сказала:

— Он преувеличивает, Джубал. Я где-то на шестом месте.

— Не подслушивай, моя красавица, — сказал ее муж, — у нас мужской разговор. Переключи внимание на Ларри! — и запустил в нее булочкой.

Она остановила булочку в верхней точке траектории и вернула назад.

— Так и быть, займусь Ларри. Этот грубиян никогда не дает договорить. Я довольна шестым местом. Ведь раньше я не попадала и в первую двадцатку.

— Дело в том, что мы стали единомышленниками, — продолжал Сэм. — Мы сблизились друг с другом, сближаясь с другими. Теперь мы все друг другу партнеры. И обмен партнерами перестал быть болезненным. Каждый понимает, что он не теряет ничего, а обретает все. Отношения «разошедшихся» супругов могут стать еще теплее, чем были в супружестве. Больше того, партнеры не обязательно мужчина и женщина. Взять хотя бы Джилл и Дон: работают, как дуэт акробатов.

— Я думал, что они жены Майка.

— Не более, чем другие женщины. И не более, чем жены других мужчин. С большим правом женой Майка можно назвать Пэтти, хотя и она, и Майк так заняты, что не успевают вступить в физический контакт, а ограничиваются лишь духовным.

— Зря ты так думаешь, Сэм, — сказала Пэтти, сидевшая еще дальше, чем Рут.

— Единственным недостатком наших отношений является то, что человеку не дают спокойно посплетничать, — посетовал Сэм.

Тут в него полетели разные предметы. Сэм, не делая ни одного движения, отбил все, кроме тарелки спагетти, которая шлепнулась ему прямо в лицо. Джубал заметил, что ее бросила Доркас.

Несколько секунд Сэм был похож на жертву кораблекрушения, потом все следы катастрофы исчезли, даже капля соуса, упавшая на рубашку Харшоу.

— Тони, не давай ей больше. Пусть ходит голодная, в следующий раз не будет расшвыривать.

— Ладно, не последние, — ответил Тони. — А тебе к лицу спагетти, Сэм. Как соус?

Тарелка Доркас отправилась на кухню и вернулась полная.

— Вкусный, — признал Сэм. — Я съел то, что попало в рот. Что ты туда добавил?

— Кровь полисмена, — ответил Тони.

Никто не засмеялся. Сначала Харшоу подумал, что шутка вышла неудачная, но потом вспомнил, что его братья часто улыбаются, но редко смеются, а полисмен, по марсианским понятиям, ничем не хуже другой еды. И все-таки это была шутка: у соуса был не свиной привкус, а говяжий.

Харшоу решил сменить тему.

— Больше всего в вашей религии мне нравится…

— В религии? — удивился Сэм.

— Назовем это церковью, если можно.

— Да, — согласился Сэм, — наше Гнездо выполняет все функции церкви, а наши убеждения совпадают с положениями многих религий. Я перебиваю, потому что хочу полной ясности. Раньше я был убежденным атеистом, теперь я проповедник, но не могу сказать, кто я по убеждениям.

— Вы говорили, что вы еврей.

— Да, из древнего левитского рода; решил для разнообразия стать атеистом. А Саул и Рут — религиозные евреи, можете поговорить с Саулом и убедиться в непоколебимости его веры. Рут также осталась еврейкой. Здесь она активистка, потому что думает, в отличие от меня, не головой, а чревом.

— Мне нравится ваша дисциплина, — продолжил Джубал. — Вера, в которой я был воспитан, не требовала от человека каких-либо знаний. Веруй, исповедуйся и будешь спасен. Ты можешь быть последним дураком, не способным сосчитать собственных овец, но ты считаешься избранником Божиим, тебе гарантируется вечное блаженство только потому, что ты обращен в веру. Ты можешь даже не читать Библию, хватит того, что ты обращен. У вас мне нравится, что вы не признаете подобного обращения.

— Верно.

— Вы принимаете лишь тех, кто хочет постичь вашу дисциплину и готов для этого работать.

— Иначе нельзя, — пояснил Сэм. — Нашу Истину нельзя познать, не думая по-марсиански и не соблюдая марсианскую дисциплину. Думая и поступая по-земному, не сможешь жить без войны, не ублажишь как следует жену и не поймешь себя самого. Счастье живет по тем же законам, что и человек. Этого не объяснишь по-английски. Наши слова либо двусмысленны, либо пусты. Марсианские слова — четкие инструкции всему живому. Я не говорил, что у меня был рак, когда я пришел сюда?

— Нет.

— Я этого сам не знал. Майк обнаружил и послал меня на рентген. Его диагноз подтвердился, и мы приступили к лечению верой. Произошло чудо, которое медицина называет «спонтанной ремиссией». А по-марсиански это слышится как «мне хорошо».

Джубал кивнул.

— Бывает, что рак проходит, а врачи не знают почему.

— Почему прошел мой, я знаю. К тому времени я уже мог потихоньку управлять своим организмом. С помощью Майка я изгнал болезнь. Теперь я смог бы сделать это самостоятельно. Хотите, остановлю сердце?

— Спасибо, не нужно. Я видел, как это делает Майк. Мой уважаемый коллега Нельсон не сидел бы с вами за одним столом, если бы то, о чем вы говорите, было результатом веры. Это волевое управление. Я вникаю.

— Простите… Майк предупреждал.

— Ну, он несколько преувеличил.