Максим Карпенко - Вселенная разумная

Это, видимо, можно объяснить внутренним, чаще всего недоступным для самоанализа, недовольством своим личным и сегодняшним местом как в эволюции вида, так и в собственной, личной эволюции.

Что касается своего места в эволюции вида, то здесь ситуация достаточно ясна: несмотря на то, что общественные идеологи обычно сосредоточивают немалые усилия на создании максимально привлекательного образа деятельности на благо грядущего, создавая вроде бы неотразимые системы поощрения общественного альтруизма, к сожалению, все эти усилия, предпринимаемые на протяжении всей истории человеческого общества, не дали сколь-либо заметного результата и доля альтруистов в обществе не испытывает заметных тенденций к увеличению. С личной эволюцией дело обстоит еще плачевней: в отличие от эволюции общественной само понятие личной эволюции - к тому же, по определению, посмертной - в пострелигиозные времена обрело весьма сомнительный статус.

Здесь, в порядке небольшого отступления, необходимо отметить, что существует довольно распространенное заблуждение относительно роли христианской религии в создании высоких морально-этических норм: история-человечества, являющаяся одновременно историей человеческих безобразий, служит свидетельством этого. Нельзя, по-видимому, согласиться с идеализацией религии, ее священного писания, ее нравственных норм: внимательное и беспристрастное чтение библии показывает это. Вот что пишут о Христе - учителе справедливости евангелисты:

"Не думайте, что я пришел принести земле мир, не весь мир принес я вам, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее; человек отыщет врагов под собственной крышей. Недостоин меня человек, более заботящийся о своем отце и матери, чем обо мне: недостоин меня человек, не несущий своего креста, и не идущий по моим следам" (от Матфея, 10:34-38).

Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!.. Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? Нет, говорю вам, но разделение... "Если кто-то придет ко мне и не будет ненавидеть своего отца и свою мать и детей, братьев и сестер, даже свою собственную жизнь, он не сможет быть моим учеником" (там же, 14:26).

Сколь удивительна слепота людей, читающих Библию: она может быть сравнима лишь с легковерием людей, ее не читавших, но питающих надежду на новую роль религии в новом нравственном ренессансе.

Примитивность религиозной этики, беспомощность в указании четких ориентиров и конечных целей земной жизни, гнусная и жестокая нелогичность "гнева божьего", больше похожего на самодурство тирана, наряду с удивительным последействием обещаемого воздаяния, заставляют церковь прилагать немалые усилия для пропаганды того, чтобы постулируемое в рамках религии бессмертие души смогло играть роль важнейшего морального фактора в человеческой жизни.

Однако, как показывает история, эти многовековые усилия оказываются не очень эффективными. Люди, даже верующие, инстинктивно чувствуют, что жизнь, являясь частью Мироздания, должна, обязана в этом Мироздании выполнять какую-то активную роль, что жизнь дана не для молений во спасение души, а для активной созидательной деятельности. И слепой, можно даже сказать конвульсивный поиск этой Деятельности приводит к целому сонму деятельностей, не удовлетворяющих человека и приводящих его к неописуемому разладу с самим собой. Так появляется то противоречие, которое большинство людей невысказанно носит в себе всю жизнь, а будучи выражено, оно рождает поразительно горькие слова, вроде тех, которые вложил в уста одного из своих героев Арман Салакру: "Говорят, земля - всего лишь сортировочный пункт на пути в загробный мир. Но почему этот пункт такой унылый?"

Эта бессмысленность конечной жизни, жизни, накапливающей личный опыт, знания, мудрость, равно как эмоции, страсти и мечты, которым суждено внезапно и бесследно исчезнуть, повергает Человека Мыслящего в поистине космический пессимизм по отношению к своей жизни: "Если бы я был поэтом, то воспел бы ужас жизни, если бы я был музыкантом, то передал бы идиотский смех и бессильные слезы, жуткую суматоху заблудших, ожидающих ударов судьбы среди руин... Если бы я был художником, то изобразил бы небо цвета пыли, нависшее над миром", - писал Бернар-Анри Леви.

Нераскрытые потенции, рутинная, бессмысленная деятельность - вот причины тревожной и трагической раздвоенности человека, дело разума и рук которого все чаще обращается против него самого. Мало, ужасающе мало людей, чья жизнь одарена и озарена счастьем творчества души, рождающей совсем иные - светлые и радостные строки.

"Я - душа. Я хорошо знаю, что то, что я отдаю могиле - не я. То, что есть мое "Я" - уйдет не туда. Все создано для постоянного подъема, от зверя к человеку, от человека - к Богу...

Я чувствую в себе будущую жизнь. Я подобен когда-то срубленному лесу; новые побеги крепче и живее, чем когда-либо были раньше...

Вы говорите, что душа - это только результат воздействия телесных сил? Но почему тогда душа моя сияет больше, когда силы тела моего начинают слабеть? Чем ближе к концу, тем яснее слышу я вокруг бессмертные симфонии зовущих меня миров. Это удивительно - и в то же время просто. Это сказка, и это история.

Полвека я записываю свои мысли в прозе и стихах; история, философия, драмы, романы, предания, сатиры, оды и песни; я все перепробовал. Но я чувствую, что не сказал и тысячной доли того, что есть во мне.

Когда я сойду в могилу, я смогу сказать, как многие другие: "Я закончил свой труд", но я не смогу сказать: "Я закончил свою жизнь". На следующее утро мой труд начнется снова. Могила - не тупик; она - переход. Она закрывается в сумерки. И снова открывается на рассвете", - писал в своей "Интеллектуальной биографии" Виктор Гюго.

Вывод, наверное, очень прост: человеку явно недостаточно пусть даже точного, неоспоримого и неопровержимого знания о своей душе, о продолжении жизни его сознания за порогом смерти. Это знание, по-видимому, может считаться необходимым, но недостаточным условием для духовного возвышения человека. Человеку нужно знать, что его земная жизнь есть не только некая школа и подготовка к какому-то, пусть даже очень высокому существованию. Его жизнь должна иметь смысл, цель и идеалы. Смысл, который не оказывался бы при ближайшем рассмотрении абсурдом, цель, ради которой стоило бы жить и умирать, идеалы, суть которых вела бы человека прочь от сегодняшних материократических устремлений. Человеку необходимо творчество, рождающее всепоглощающую страсть и великую радость, необходим всеобщий, всеохватывающий труд, подобный космическому Общему Делу Федорова, труд, в делании которого люди смогли бы обрести то ли утраченную, то ли никогда не бывшую духовность.