Путь врат. Парень, который будет жить вечно - Пол Фредерик

– Виртуальные личности едят, конечно, виртуальные блюда, – сказал он, но тут же перестал улыбаться. – О, – сказал он. – Вы тот самый, кто отказался от пищи у себя дома.

Стэн не понимал, почему это заботит этого человека, но с набитым кусками жареного мяса ртом подтвердил, что это он. Потом вспомнил, какое имя называли.

– Вы ведь Марк Антоний, верно? Значит, вы все это приготовили? – И когда мужчина кивнул, не мог сдержать энтузиазма: – Ничего лучше в жизни не ел!

– Понятно, – сказал шеф-повар. Мгновение спустя он добавил: – Попробуйте павлиньи языки в сахаре. Нечто особенное.

Стэн попробовал, хотя тут же об этом пожалел. Однажды в Стамбуле, очень давно, одна из девушек мистера Оздена ради шутки дала ему гусеницу в сахаре. Было очень похоже и почти с такими же последствиями. Только два обстоятельства помешали Стэну мгновенно извергнуть все из желудка. Во-первых, он вспомнил, что «павлин», чей язык он съел, никогда не жил, поскольку это блюдо приготовлено все из той же CHON-пищи, как и все остальное на столе. Во-вторых, его отвлекла идущая за столом беседа.

Старого хичи – Термослоя – больше всего тревожила проблема усиливающейся иммиграции. Люди сотнями тысяч прилетают в Ядро, и куда должны хичи всех их девать? Марка Антония тревожила безопасность – безопасность индивидуальных человеческих личностей.

– Люди совсем не такие, как хичи. Некоторые из них дерутся друг с другом. Другие крадут, убивают и насилуют. Нам необходима полиция, и суды, и законы, и какие-то законодательные органы, чтобы издавать законы.

Главная забота Зигфрида фон Психоаналитика заключалась в том, чтобы снабжать всех иммигрантов предназначенными для людей вещами, которые можно получить только Снаружи, – и платить за эти вещи.

В этот момент все замолчали и выжидательно посмотрели на Клару.

Она улыбнулась – чуть печально, как будто именно этого ожидала.

– Почему бы и нет? – сказала она. – Зигфрид уже намекал на это, и он прав. Гипатия?

Корабельный мозг сразу стал видимым. Гипатия как будто переоделась ради общества. Платье ее стало еще нарядней, на пальцах кольца с огромным, необработанными рубинами и сапфирами. Она посмотрела на Клару.

– Босс, вызывали?

Клара вздохнула, но не стала упоминать, что Гипатия, несомненно, все время присутствовала, хотя и оставалась невидимой.

– Кажется, мы давно не говорили о моих деньгах. Они у меня еще есть?

– О, и немало. Вы знаете, большая часть того, во что вы вкладывали деньги, находясь Снаружи, испарилась – ведь прошло много времени. Но были и очень удачные вложения. Например, в компанию «Жизнь После», которая сейчас процветает, или в ваш космический флот, или во все заводы и космопорты, обслуживающие этот флот. Все они тоже неплохо управляются.

– Отлично, – сказала Клара и отпустила Гипатию. – Тогда все в порядке. Мне хочется оставить несколько миллионов для себя – просто на всякий случай, но вообще-то я не пользуюсь своими деньгами. В конце концов, вряд ли я снова отправлюсь Наружу.

– Великолепно, – сказал, улыбаясь, Зигфрид. – Так и сделаем. И, если денег Клары не хватит, подумаем о налогах.

Прием почти кончился, поскольку все решения были приняты. Мгновение спустя Блестящий и Термослой попрощались и исчезли – «чтобы утвердить эти решения у сохраненных сознаний», как они выразились, – за ними исчез и Марк Антоний. Однако Зигфрид не собирался уходить. Он повернулся к Стэну и Эстрелле.

– Давайте поговорим. Что вы думаете?

Стэн нахмурился.

– О том, что здесь происходило? Я думаю, что нам здесь не место. Что я знаю об электронике, законодательстве и прочем?

Зигфрид воспринял вопрос буквально.

– Я бы сказал, примерно столько же, сколько другие органические существа знают в семнадцать лет.

– Почти восемнадцать, – сразу возразил Стэн, но Эстрелла опередила его.

– Мне двадцать четыре года, Зигфрид, – сказала она, – но я тоже знаю не много. Работники боен не учатся в колледжах.

– Верно, – согласился Зигфрид. – Но ведь вы больше не на бойне.

– Не вижу поблизости никаких колледжей.

– Вам не нужен колледж, Эстрелла. Вам нужно лишь обучение. А это можно организовать.

– Вы хотите сказать, что здесь, в Ядре, есть преподаватели?

– И немало. Но, что гораздо важнее, есть обучающие программы по любому курсу, какой вы только можете вообразить. Интересно?

– Наверно, – ответил Стэн, не очень убежденный.

– Я прослежу, чтобы вы получили информацию, – пообещал Зигфрид. Он встал. – О, – добавил он в легком замешательстве. – Еще одно. Я хотел бы попросить вас об одолжении.

Стэн сразу насторожился. Потом вспомнил странный разговор с Достигающим и, внезапно что-то заподозрив, спросил:

– Это имеет какое-то отношение к спятившему хичи?

– Имеет, – признался фон Психоаналитик. – Знаете, вы двое уже очень помогли ему. Теперь я хочу попросить вас, чтобы вы сделали кое-что еще. – Он поднял руку, отвергая отказ. – Я знаю, что вы чувствуете, особенно вы, Эстрелла. Но вы единственный человек, которого он знает, – благодаря машине снов.

Эстрелла энергично мотала головой.

– Он меня ненавидит, доктор!

– Да. В определенной степени действительно ненавидит. Но он хочет преодолеть это, и вы можете ему помочь.

Стэн нахмурился.

– А чего вы от нас хотите?

– Проведите с ним какое-то время. Ну, если честно, довольно много времени. Вы будете видеться с ним ежедневно в течение нескольких недель…

– Недель?! – Голос Эстреллы дрожал. – Вы не знаете, каково это. Помните, мне известны все его чувства. Я знаю, до чего они отвратительны. Знаю, о чем он думает. И это невыносимо!

– Да, – согласился фон Психоаналитик. – И все же… ну… Не стану сейчас настаивать. Но подумайте над этим, пожалуйста.

Они говорили об этом, много говорили, снова и снова. Эстрелла утверждала, что от одной мысли об этом ее трясет.

– Конечно, – задумчиво сказал Стэн, – но нам не повредит, если мы окажем любезность Зигфриду, когда он об этом просит.

– Пожалуйста, не такую любезность. Может, как-нибудь в другое время, но не сейчас, когда я только привыкаю к счастью.

Эти слова весьма эффективно положили конец их спорам. А ночью в постели, держа Эстреллу в объятиях, Стэн думал о том, о чем редко думают семнадцатилетние.

Они нечасто думают о счастье.

Он думал о своем положении. Большинство семнадцатилетних, говорил он себе, были бы не слишком довольны, зная, что связали себя заботами о ребенке.

А он?

Как ни удивительно, кажется, он этим доволен. Насколько он может судить, он действительно счастлив.

Для Стэна это было совершенно новое ощущение. С тех пор как умерла мать, он не помнил и нескольких мгновений счастья.

А сейчас он счастлив.

Встречи с «Аистом», как всегда, завораживали; не менее волнующими – хотя и гораздо менее понятными – были картины Извне на экранах. Но самым большим удовольствием для обоих стало обучение.

Если Зигфрид фон Психоаналитик хочет, чтобы они учились, решили Стэн и Эстрелла, они не станут возражать, хотя школа – это не совсем то, чего они ожидали. Не ожидали они и таких учителей – вернее, того, что называли этим словом. Их учителем стал веселый пожилой мужчина – виртуальный, разумеется, – одетый в тогу. Первый урок он начал, небрежно сказав:

– Поговорим об экономике. Что вы думаете о деньгах? В первую очередь, какой смысл иметь их?

Когда Эстрелла предположила «покупать вещи», а Стэн добавил «чтобы нам могли заплатить за работу», пожилой человек улыбнулся, кивнул и спросил, почему это лучше, чем, скажем, бартер или, например, возможность всем производить и брать все что угодно из мировых запасов.

К концу урока они поговорили о голландском безумии из-за тюльпанов в семнадцатом веке, о Великих депрессиях двадцатого и двадцать первого веков и еще о десятке других финансовых катастроф. Затем учитель сделал вид, что зевает. Посмотрел на воображаемые часы на воображаемом запястье и сказал: