Эдуард Геворкян - Времена негодяев

Не прошло и получаса, как он вернулся. Неслышно подошел к Виктору, осторожно тронул за плечо.

— А! — вскинулся Виктор.

Табурет отлетел в сторону.

— Не время сейчас спать, — проворчал Дьякон. — Худые новости.

Виктор перевел дыхание, вложил меч в ножны и потянулся, отчаянно зевая. Встряхнулся, сгоняя сон. Легкий озноб заставил плотнее запахнуть куртку.

— Гонец прискакал, сотнику пакет привез, — сказал Дьякон.

— Какой еще сотник? — не понял Виктор. — Дружина подошла?

— Память отшибло? — рассердился Дьякон. — Сам здесь гарнизон ставил!

Виктор закусил губу. После битвы у Бастиона он собирался вывести дружинников из монастыря, но как-то за делами да хлопотами запамятовал. Плохо. А может, и не плохо.

— Кто здесь сотником? — спросил он, зашнуровывая куртку.

— Зовут Кириллом. Мужик тихий, людей в строгости держит.

— Не помню такого, — пробормотал Виктор. — Седой, что ли?

— Да нет, молодой. Худющий и длинный.

— А… — только и ответил Виктор.

Он вспомнил. Из новых и, кажется, дружок Александра. Соблазнительная мысль поднять сотню и увести с собой растаяла. Он хоть и забыл про гарнизон, да вот другие, видать, ничего не забывают. Что ж, может, по праву молодые сейчас вверх рвутся, не все же им в рядовых бойцах мечами размахивать!

— Суетиться не след, — говорил между тем Дьякон, — но и залечь тебе здесь не дадут. А ну как видел кто или коней заметил?

— Надо уходить, — согласно кивнул Виктор.

— Надо. Да не торопясь. Ее пока не буди, наверх поднимешься, запру вас там. А как стемнеет — дам лодку. Коней загодя переправят, велю к условному месту прямо сейчас полегоньку вести. Скажешь, куда. Отдохнете, перекусите, а на все остальное воля Божья.

Виктор прошел в трапезную. Ксения лежала тихо и дышала ровно. Когда он протянул руку, чтобы разбудить ее, она открыла глаза и пристально посмотрела на него.

— Погоня? — спросила она шепотом.

Виктор покачал головой и погладил ее по волосам. Дьякон неодобрительно хмыкнул и прикрыл дверь.

2

Когда он проснулся, день был в самом разгаре. В полуоткрытое окно сочился яркий солнечный свет, а у окна на резной скамейке сидела Ксения и расчесывала волосы. Заметив, что Виктор проснулся, она улыбнулась. Виктор нашел свою одежду аккуратно сложенной у изголовья. Никак не мог вспомнить, когда же он разделся.

На столе большой льняной салфеткой прикрыты печеные овощи, холодная рыба, серый рыхлый хлеб. Квас в большом глиняном жбане. Ксения сказала, что уже поела.

В дверь стукнули, и сразу за стуком вошли Дьякон и высокий монах в черной долгополой одежде.

— Поспал?! — не то спросил, не то утвердительно сказал Дьякон. — Вот и хорошо. Половина дружины снялась и ушла куда-то. Может, за тобой. И рад бы тебя приютить, да взаперти ведь сам не усидишь.

Внезапно настоятелю пришла в голову мысль, от которой он расцвел, заулыбался.

— Слушай! — вскинул он широкие рукава. — Что бы тебе схиму принять, а? В послушниках немного походишь, а до того я твой дух испытывать буду. Наложу епитимью за грехи прошлые — месяц безвылазно в келье просидеть, а келью запечатаю. Нужды в еде-питье знать не будешь. Из тебя хороший монах выйдет!

Виктор чуть не поперхнулся квасом. Откашлялся и сдавленным голосом поблагодарил Дьякона. А потом, глянув на Ксению, добавил:

— Может, когда-нибудь потом, попозже…

— Смотри, не опоздай! — разочарованно буркнул Дьякон. — Ладно, говори, куда коней вести?

Виктор задумался. Он не собирался на тот берег. Хотел выждать день-два, пока вернется ни с чем погоня по Рязанскому тракту, а потом, обогнув Москву с севера, идти на Рязань же. Хитер наместник рязанский, но поладить с ним можно. Сейчас дело менялось. И дружиннички гарнизонные рыщут, наверно, вдоль берега. Переправиться, а там…

И тут молнией сверкнуло воспоминание — крепкие невысокие строения, огромные подвалы, набитые всякой всячиной, затаенное место в необжитых краях. Когда же он последний раз был в своем кунцевском убежище? Да после Саратова, пожалуй, и не был! Интересно, найдет ли дорогу?

— Хорошо бы коней вместе с нами переправить, — сказал он и вопросительно глянул на Дьякона.

Тот пожевал губу, что-то прикинул.

— На плоту можно, — сказал монах. — Вниз, правда, снесет, к пепелищу.

Виктор поднял голову и взглянул на него. Голос показался знакомым. Пригляделся — вроде тот парень, что его и Месропа пленил. Но за год вырос очень. Глаза строгие.

— Все равно куда, — сказал Виктор.

Монах кивнул и вышел.

Дьякон присел к столу.

— Как дальше жить будешь? — спросил он.

Виктор пожал плечами.

— Несет вас, как былинку в поле. Сильный ветер поднимается… Настоятель сцепил руки перед собой. — Может, и впрямь последние дни наступают. Только не нам дано исчислить времена, в соблазн сей не впаду, сохрани Господь! А Сармат твой гордец! — Внезапно Дьякон распалился и даже грохнул кулаком по столу. — Возомнил, прах земной, себя невесть кем! Впали людишки в мерзость безверия, а он первым из мерзавцев возжелал стать! И ты такой же… — Он упер обличающий перст в грудь Виктора. — Злодейские времена наступают, и ты хочешь быть сильным среди злодеев, но зла тем не одолеешь.

— А чем его одолеть? — спросил Виктор, пряча улыбку.

— Так тебе все и скажи! — хитро прищурился Дьякон. — Оставайся поговорим, на путь истинный наставлю…

— Одному оставаться, или как?

— А… — Настоятель запнулся, глянул на Ксению, да так и застыл с открытым ртом.

Рыжие распущенные волосы огненным ореолом горели вокруг головы, рыжее пламя стекало на платье, обливало ее всю. Она стояла напротив окна, и дневной свет делал фигурку темной, почти тающей в потоке света.

— Жена, облаченная в солнце… — прошептал настоятель и медленно осенил себя крестным знамением. Затем перевел взгляд, исполненный сострадания и жалости, на Виктора.

— На все воля Господня! — еле слышно сказал он. — И ежели соединится семя зверя и блудницы, то так тому и быть!

Виктора пробрал легкий озноб. Он не понял, что хочет сказать Дьякон, но от слов его веяло страхом. Капли крупного пота выступили на лбу. Пальцы дрожали. Справившись с волнением, настоятель опустил глаза.

— Не удержать мне тебя, — глухо сказал он. — Путь твой темен, но ты пройдешь его до конца.

В дверь робко постучали, створка приоткрылась, и в комнату сунулась голова послушника.

— Что тебе? — спросил устало Дьякон.

Послушник вошел и, склонившись к его уху, негромкой скороговоркой что-то сказал. Дьякон кивнул, указал на дверь, а когда послушник удалился, озабоченно проговорил: