Владимир Гусев - Век дракона (сборник)

Дед тоже выразил негодование — хватил кулаком по столу. Думал, видно, вывести спутницу жизни из транса. Но оба негодования замечательно совпали.

— Чего же бояться? — даже удивилась соседка. — Он же к ней с добром. Дров однажды машину пригнал. Денег давал. Он у нее и ночевать оставался. Она его жалела.

— Жалеть его, гада! — проворчала баба Стася. — Стрелять таких надо! Подлей-ка в заварочник кипяточку.

С этими словами она спорхнула с подоконника. Я полетела следом.

Военный совет мы устроили на ближайшем заборе.

— То же самое узнал бы любой салага-лейтенант, если бы ему поручили взять показания у жильцов Сониного дома насчет прежних обитателей квартиры, — со злостью констатировала я. — Это же элементарно!

— Элементарно, Ватсон! — согласилась лукавая баба Стася.

— Ну, я не сообразила, что в это дело замешана бывшая хозяйка квартиры, но они-то должны были докумекать, почему эта сволочь так старательно пытается туда забраться! — продолжала бушевать я.

— А почему она старается туда забраться? — задала баба Стася, в сущности, мной же поставленный вопрос. — Что он там ищет? Что он там забыл?

— Или спрятал!

— Или спрятал, — согласилась баба Стася. — Ну, милиция-то могла бы узнать, когда его в последний раз посадили и когда выпустили, ей это легче, чем нам с тобой. Но я так понимаю, что когда его сажали, тетка еще жила в квартире, а когда он вышел, ее уже забрали родственники. Он приходит — а там чужой человек. Что тут станешь делать?

— Мог бы ключи подобрать и залезть, пока Соня на работе, — предложила я самый гуманный вариант.

— Если ключи старые, то их не так просто подобрать, — заметила баба Стася. — А выбить эту дверь, сама говорила, невозможно. На века сделана.

— Но душить ни в чем не виноватого человека?.. — все-таки это до сих пор у меня не укладывалось в голове.

— Из-за связки ключей на полчаса? Ох, милая ты моя, из-за буханки хлеба убивали, из-за махорки пачки… Видно, спрятанное того стоило.

Я отшатнулась. Со стороны выглядело, наверное, забавно — ворона на заборе ни с того ни с сего шарахается от другой вороны, да еще и машет на нее крылом. И все это — в то время, когда вороны давно спят.

— Опять же, — продолжала баба Стася, — люди есть разные. Вот ты, к примеру, в таком положении вежливо бы днем явилась — так, мол, и так, бывшая хозяйка прислала, пакетик в тайничке позабыла. А если человек весь век по тюрьмам, то он иначе просить не умеет, как кулаком. Он уже не так устроен, как мы с тобой. Может, сам по себе он еще и не так уж был плох, — а тюрьма всякого погубит. Еще никто оттуда лучше, чем был, не возвращался. Хуже — это да, это бывало.

Баба Стася говорила общеизвестные вещи. При нужде я и сама кому угодно наговорила бы таких прописных. истин. Да, люди от природы разные — истина первая. Да, для уголовника лучший, если не единственный способ без затруднений побывать в квартире — придушить на полчасика хозяйку и взять ключи. На то он и уголовник. Абстрактно все эти истины я знала. Когда увидела их в конкретном применении — не желала верить собственным глазам.

— А дальше все совсем просто. Ты ладошками тепло и холод чуешь? — вдруг спросила баба Стася.

Не знаю, как насчет тепла и холода, но какие-то странные способности у меня есть. Мне приходится иногда массировать бегемотиц — так, на скорую руку, когда они чего-нибудь потянут или остеохондроз даст себя знать. Однажды прямо на тренировке у одной бегемотицы отнялась левая рука. Шуму было! Единственное во всей медицине, в чем я ориентируюсь, — это массаж. Я прикрикнула на свое стадо, чтобы не кудахтали — мол, это все минутное дело. И стала массировать бесчувственную руку. Результата, конечно, не было никакого. Я вспомнила старое правило — массаж при травме нужно вести выше места поражения. Определила границу чувствительности и принялась мять плечо и спину. Тут оно и случилось. Где-то под лопаткой я ощутила как- бы бугорок. Он вырос и приник верхушечкой к кончику моего пальца. Я с силой нажала на него, загоняя обратно в спину, и тут моя пациентка заверещала — по руке мурашки побежали, да еще какие свирепые! Так и должно быть, ответила я, продолжая растирать ее левую лопатку и жать на бугорок. Мурашки — это было замечательно! Через минуту чувствительность в руку вернулась полностью, а бегемотицы уставились на меня с религиозным почтением. Вообще они удивились меньше, чем я сама. Потом я не поленилась и проконсультировалась у знакомого врача. Оказывается, я набрела на точку с китайским названием, отвечающую за остеохондроз. Потом я таким же методом тыка нашла на бегемотицах еще несколько точек — в общем, что-то мои пальцы чуяли.

Эту историю я рассказала бабе Стасе, и она успокоилась.

— Значит, и без меня найдешь спрятанное, — сказала она. — Могла бы я тебе помочь, да только лучше привыкай сама.

— А ты, бабушка, научишь меня глаза отводить?

— Этому обучу. Невелика наука. А теперь лети-ка ты к подружке своей, разбирайся. А я вернусь к Ане. Нужно там до конца досидеть.

— Зачем, бабушка? Скучно же тебе с ними!

— А ты не понимаешь? Все мы одним грехом повязаны, все душу дьяволу продали, хоть и с добрым намерением. Вот сидим мы вместе — и вроде не так нам страшно. А отколется кто-нибудь одна — других сомнение возьмет, не нашла ли она ход к спасению да не спаслась ли тайком от всех? Нет, лучше уж честно сидеть с этими бедолагами.

— А ты сама — разве не боишься?

— Ну, побаиваюсь… Так ведь я хитрая! Я ведьмовской дар получила, чтобы зерно из колхозного амбара незаметно украсть, а потом его на добрые дела пустила. И опять же — я по справедливости это зерно взяла, не может быть, чтобы человек всю весну и все лето спину горбил, а ему за это — горсточку на трудодень. Все зачтется! Я же не сижу за пирогами и не жду околеванца! Помяни мое слово — выручит нас всех Зелиал. А то еще, может, своего ангела справедливости найдет. Совсем ладно будет.

Она вздохнула.

— Встретились мы тогда — я молодая, он вроде бы тоже. Запал в душу! Никому не говорила, засмеют, а тебе скажу. Ты не больно смешливая. И вот сколько лет прошло — я седая, старая, а он — все такой же. Погляжу на него — словно и лет этих не бывало.

Баба Стася замолчала.

— Всякое у меня в жизни было. И мужу верности не соблюла, не то, что другие. Полсела у нас вдов было. Иная так до смерти и блюла, это я доподлинно знаю. А я — нет. И вот теперь могу тебе сказать, одна у меня была думка — уж если не он, нечистая сила, бес треклятый, так пропадай моя телега, все четыре колеса! Диковинно, правда? Ну, ладно уж, лети! Лети!..

Каждую ночь это повторяется — из-под земли вырастают белые тени, вся радость которых отныне — полет и справедливость.