Кейт Лаумер - Миры империума

Он уставился сквозь решетку с прутьями дюймовой толщины на большой, запертой на засов двери.

— Порядок, он в своем логове и спит. Значит, не придется отгонять его электрическим прутом, пока я впихну тебя туда. Терпеть не могу мучить животных, — ты меня понимаешь?

— Послушай, Стонруб, — торопливо сказал Лафайет, отшатываясь от сырого запаха и соломенного тюфяка, на котором валялись кости в клетке чудовища. — Ввиду нашей с тобой особой дружбы не мог бы ты, скажем, просто выпустить меня с черного хода? Ведь герцогу вовсе не обязательно это знать…

— И опять оставить Горога без обеда? Мне стыдно за тебя, приятель. Это предложение не делает тебе чести.

ДИС отпер дверь, распахнул ее достаточно для того, чтобы пропустить О'Лири. Лафайет уперся ногами, но сильный толчок послал его в безмолвную клетку, и дверь, щелкнув, закрылась за его спиной.

— Прощай, приятель, — сказал ДИС, вновь запирая замок. — Ты был хорошим клиентом. Не повезло, что мне так и не удалось поработать с тобой хоть чуть-чуть.

Когда его шаги замерли в отдалении, низкий гортанный рев послышался из темной ниши в стене. Лафайет резко повернулся лицом к этой нише, достаточно широкой для того, чтобы в ней мог поместиться саблезубый тигр. В глубокой темноте сверкали маленькие красные глазки. Появилась голова — не с острыми клыками, как у тигра, и не тупая, как у медведя, а закрытое массой волос человекоподобное лицо, испачканное грязью и со щетиной на подбородке и щеках. Вновь прозвучал низкий рык.

О'Лири попятился. Голова начала приближаться, появились массивные плечи, бочкообразный торс. Огромное существо встало, отряхнуло колени, оценивающим взглядом окинуло О'Лири.

— Эй, — проревел грубый голос. — Я тебя знаю! Ты тот самый парень, который так здорово надул меня, ударив по голове!

— Хват! — Лафайет поперхнулся. — Как… как ты сюда попал? Я считал, что это клетка Горога Прожорливого…

— Ну, да, голуба, под этим именем я обычно дерусь. Ребятишки герцога засадили меня сюда за бродяжничество, когда я пришел в город, чтобы найти тебя. Я очистил пару улиц от этих дурачков-солдат, но потом чего-то притомился, а они возьми да и кинься со всех сторон сразу, да еще уронили пушечное ядро на мою голову.

Гигант нежно почесал затылок двумя пальцами.

— Ч-чтобы найти меня?

О'Лири попятился еще дальше и уперся спиной в стену, а в горле у него застрял какой-то шар, который никак не давал воздуху проникнуть в легкие.

— 3-зачем?

— Должен же я с тобой посчитаться, голуба. А я вовсе не из тех, кто может взять да и бросить дело на полдороге.

— Послушай, Хват, я единственная опора двух тетушек-девиц, — сказал Лафайет голосом, имевшим тенденцию сломаться и стать тонким фальцетом в любую минуту. — И после всего, что я пережил, будет просто нечестно, если все кончится вот здесь таким образом.

— Кончится? Да ты что, друг, это всего лишь начало, — проревел Хват. — Чтобы мне с тобой по-настоящему посчитаться, надо кучу времени.

— И что я сделал, чтобы заслужить все это? — простонал Лафайет.

— Что ты, приятель, — скорее, чего ты не сделал.

— Не сделал?

— Угу. Ты ведь не вышвырнул меня за борт лодки, а мог. Хотя я и туго соображал, но слышат, когда эта маленькая куколка предложила тебе это, ты сказал, что раз я без сознания, некрасиво швырять меня акулам.

— 3-значит, такова моя н-награда?

— Точно, голуба.

Гигант положил руку на свой живот, откуда донеслось еще одно низкое рычание.

— Это ж надо, я и не помню, когда жрал в последний раз. Наверное, мои кишки скоро сами себя начнут сосать.

Лафайет изо всех сил зажмурил глаза.

— Слушай, поспеши с этим делом, а то я не выдержу и начну кричать Стонрубу, что передумал…

— С каким делом, приятель?

— Ешь м-м-меня.

Слова с трудом сорвались с губ Лафайета.

— Мне — есть тебя? — эхом отозвался Хват. — Эй, приятель, да ты не так меня понял. Как я могу съесть того, кто спас мою жизнь?

О'Лири приоткрыл один глаз.

— Значит, ты… ты не собираешься разорвать меня на кусочки?

— Зачем бы я стал это делать?

— Неважно, — сказал Лафайет, оседая на пол с глубоким вздохом облегчения. — Есть вещи, которые лучше не обсуждать.

Он глубоко вздохнул, встряхнулся и посмотрел на высокую фигуру, участливо глядящую на него.

— Послушай, если ты хочешь помочь мне, то давай начнем с того, что подумаем, как бы отсюда выбраться.

Хват почесал в затылке пальцем, величиной с топорище.

— Ну…

— Мы могли бы попытаться прокопать туннель сквозь стену, — сказал О'Лири, тыкая в трещину между огромными камнями. — Но для этого нужны инструменты, и это займет несколько лет.

Он оглядел всю камеру.

— Может, в потолке есть какая-нибудь потайная дверь… Хват покачал головой.

— За эту неделю мне все время приходилось нагибаться, чтобы не стукнуться об этот проклятый потолок. Он цельнодубовый и четырех дюймов толщиной.

— Ну… тогда пол.

— Скала, шесть дюймов.

Лафайет провел десять минут, обследуя пол, стены, дверь. Потом он с отчаянием облокотился на решетку.

— Надо смотреть правде в глаза, — сказал он. — Я убежден, Крупкин заставит выполнить Свайхильду то, что он прикажет. Адоранна будет смывать жир с горшков здесь, в порту Миазма, Горубль захватит Артезию, а Дафна… Дафну, возможно, поместят здесь, в то время как леди Андрагора отправится в Артезию, а если ее не получит Родольфо, то ее отдадут Лоренцо Счастливчику — или его зовут Ланцелот Долговязый?

— Эй, я тут придумал кой-чего, — сказал Хват.

— Приляг и поспи немного, Хват, — безжизненно сказал О'Лири, — больше нам ничего не остается делать.

— Да, но…

— Просто пытка — все время думать об этом. Может, лучше будет, если ты все-таки разорвешь меня на куски.

— Да, но если…

— Я должен был знать, что этим все и закончится. В конце концов, я столько раз попадал в тюрьму с тех пор, как очутился в Меланже, что просто неизбежно было, что рано или поздно я окажусь в ней прочно и навсегда.

— Это, конечно, не какой-нибудь там шикарный план, но какого черта? — сказал Хват.

— Какой план? — тоскливо спросил Лафайет.

— Да я же и пытаюсь тебе сказать. Мой план.

— Валяй. Говори.

— Ну, вот что я тут подумал… Хотя нет, тебе, наверное, надо, чтобы был шик, вроде секретных туннелей или еще чего.

— Ничего, говори, облегчи свою душу.

— Ну, только не думай, я понимаю, что все это не для такого джентльмена, как ты… э-э-э… что, если я сорву дверь с петель?