Е Войскунский - Экипаж Меконга

- Не дергайте! - буркнул он. - Рыбу напугаете... - И вдруг решительно добавил: - Вы на бульваре сидели. Прошлым летом... А мы подсели... Приставали, в общем...

Рита изумленно посмотрела на него:

- А!.. Это были вы? - Она тихонько засмеялась. - Ну, что было, то было. Забудем.

Она вспомнила тот давний вечер - и погрустнела, задумалась.

Когда дело дошло до оснастки плота, Юра стал обучать женщин, как он выражался, благородному боцманскому делу. Они довольно легко выучились делать сплесни и огоны [сплесень - соединение концов веревки без узла; огон - плетеная проушина: петля на конце веревки]. Валя удивилась, когда Юра показал ей, как вязать рифовый узел:

- Так просто? Я думала, что морские узлы такие, что трудно завязать и невозможно развязать.

- Наоборот! Они рождены тяжелой морской практикой парусного флота, сказал Юра. - Морской узел рассчитан на то, что его вяжет или отдает человек, висящий на огромной высоте под ветром и снегом, в кромешной темноте. Иногда у него к тому же свободна только одна рука.

- Завтра, ребята, садимся за шитье, - сказал Николай. - Для плота придется перешить паруса.

- Что ж, шитье - это наше, женское дело, - заметила Рита.

Юра посмотрел на нее, прищурив глаза:

- А знаешь, как боцман Мехти говорит, когда кто-нибудь плохо наложит латку на парус?

- Откуда мне знать?

- Он говорит... Только не обижайся. "Эх, ты! - говорит он. - Баба и та шить умеет!"

Рыба ловилась хорошо. На всякий случай ее заготавливали впрок, развешивая на веревках. Солнце и ветер - вот все, что требуется для изготовления этого древнейшего вида консервов. Кроме вяленой рыбы, заготовили копченую. Для этого сложили из камней конуру и жгли в ней щепки и водоросли, дающие много дыма.

Но питаться одной рыбой...

- Это полезно, ребята, - говорила Рита, глядя, как Юра отбрасывал недоеденный кусок. - В рыбе много фосфора, а он полезен для мозга.

- Лучшая рыба - это колбаса, - вздыхал Юра.

Пробовали приправлять осточертевшую рыбную похлебку водорослями, которых было немало на отмелях; некоторые из них были сравнительно съедобны. Впрочем, решили просто ограничиться признанием этой возможности. Зато водоросль эостера, известная под названием "морская трава", сослужила другую службу: ее собрали, промыли, просушили на солнце - и в палатке у всех появились мягкие постели.

От сухопутной растительности толку не было никакого. В жесткой траве, что росла на склонах большого грифона, наши робинзоны нашли множество гнезд чаек, но яиц в гнездах не оказалось: не сезон.

Однажды Валерка, сияя, приволок с западного берега черепаху. Она была невелика, не более тридцати сантиметров в диаметре, но панцирь ее оказался необычайно крепким. Вскрыли панцирь с трудом, но уж зато полакомились черепашьим супом всласть.

Рексу тоже надоела рыбная диета. Он бегал по острову, охотился за ящерицами и водяными змеями - отчасти из спортивного интереса. Будучи хорошо воспитанным псом, он не раз приносил в зубах ящерицу и клал ее перед Юрой.

- Убери эту гадость! Скорее! - кричала Валя.

И Рекс с недоумением и грустью смотрел, как ящерица, подхваченная Юрой за хвост, плюхалась в море.

Иногда Рекс кружил возле железобетонного купола и раскидывал лапами гальку - всегда на одном и том же месте. Николай и Юра заинтересовались странным поведением собаки. Они углубили яму, выкопанную Рексом. Почти на метровой глубине в глинистой почве обнаружили труп собаки.

- Вот так штука!" - Юра присвистнул. - Ее вскрывали!

- Необитаемый остров - и опыты на собачках, - сказал Николай. - Хотел бы я знать, кто здесь экспериментирует...

Они расширили яму и убедились, что там похоронено еще несколько собачек. Рекс то рычал, то жалобно скулил, жался к Юриным ногам. Яму засыпали и утрамбовали.

Когда Николай, вернувшись в лагерь, рассказал о странной находке, Рита немного переменилась в лице.

- Опыты на собаках? - переспросила она.

Весь день Рита была молчалива. А вечером, оставшись вдвоем с Николаем у сигнального костра, она сказала:

- Больше не могу. Мне нужно в город.

- Плот готов, - отозвался Николай. - Как только будет южный ветер...

- А если его не будет еще неделю?

Николай не ответил. Что он мог сказать? Дни стояли безветренные. Вон даже пламя костра какое-то ленивое, почти неподвижное...

Ни разу за все эти дни ни единым словом не вспомнили они Анатолия Петровича. Но Николай знал, что Рита думает и беспокоится о нем. И это было так. Он держался с Ритой по-товарищески, даже суховато немного, и полагал, что ему удается скрыть от нее свое безнадежное чувство. Но это было не так. Его отношение давно уже не составляло секрета для Риты. Она сознавала, что привыкла к нему. Подсознательно она начинала беспокоиться, когда он в маске и ластах, бывало, надолго уходил под воду. Лежа в палатке, на "женской половине", она, закрыв глаза, представляла себе, как Николай в эту минуту стоит на гребне увала, длинный, коричневый от загара, давно не бритый, и медленно оглядывает в бинокль пустынный горизонт. Ей было спокойно, когда он рядом сосредоточенно возился со снастью или обтесывал бревно. Спокойно - и в то же время тревожно.

В красном свете костра лицо Николая казалось замкнутым, отчужденным. Рита тоскливо огляделась. Ночь, привычный шорох слабого прибоя...

- Он тоже ставил опыты на собаках, - тихо сказала она.

- Тоже?.. - Николай взглянул на Риту и быстро отвел взгляд. Странная мысль мелькнула у него. А что, если...

Рита тоже думала об этом "если". Анатолий Петрович часто и надолго уезжал в какую-то секретную лабораторию, но никогда он не говорил, где она находится...

Николай сказал, глядя в костер:

- Рита, ты взяла с меня слово, и я молчу. Но это неправильно! Нужно обо всем рассказать. Привлечь их обоих к нашей совместной работе. Или хотя бы одного Анатолия Петровича...

Она долго не отвечала.

- Должно быть, он сам это сделает, - сказала она наконец. - Я больше не могу здесь сидеть. Ты обещал что-нибудь придумать - так придумай же!

Николай хотел сказать, что южного ветра он не может придумать, но промолчал.

Южный ветер! Все ждали его с нетерпением. Теперь, когда плот был готов... В городе, наверное, уже беспокоятся о них. Валя с ужасом думала о переживаниях матери. Парни гадали, вернулся ли уже из Москвы Привалов и с какими новостями. Строили планы будущих опытов. Николай, развалившись на песке, снова и снова рассказывал об Институте поверхности, о московском академике...

- Новый источник энергии! Представляешь, Юрка? Любую поверхность можно будет заставить отдать энергию.

- Даже этот камень?

- Ага.

- Это еще не скоро, - говорил Юра задумчиво. - А вот нефть сквозь воду скоро погоним... Надоело торчать здесь...