Альфред Бестер - Том 4. Рассказы

Одно из окон разлетелось вдребезги.

— Ты будешь ждать меня, Вайолет?

— Буду. Клянусь.

Загорелась занавеска.

— Так ведь девяносто дней! Целых три месяца.

— Мы переждем их и начнем новую жизнь.

Внизу, на улице, инспектор Робинсон внезапно застонал и схватился за плечо.

— Ну ладно, — сказал Бауэр. — Я сдамся… Но взгляни на них, на этот дурацкий спектакль, где перемешаны и «Гангстерские битвы», и «Неприкасаемые», и «Громовые двадцатые годы». Пусть я лучше пропаду, если оставлю им хоть что-нибудь из того, что я выкрал. Погоди-ха…

— Что ты хочешь сделать?

Тем временем на улице «Пробивной отряд» принялся кашлять, будто наглотался слезоточивого газа.

— Взорву все к чертям, — ответил Бауэр, роясь в банке с сахаром.

— Взорвешь? Но как?

— Я раздобыл немного динамита у Гручо, Чико, Харпо и Маркса, когда шарил по их коллекциям разрыхляющих землю инструментов. Мотыги я не раздобыл, а вот это достал.

Он поднял вверх небольшую красную палочку с часовым механизмом на головке. На палочке была надпись TNT.

На улице Эд (Бегли) судорожно схватился за сердце, мужественно улыбнулся и рухнул на тротуар.

— Я не знаю, когда будет взрыв и сколько у нас времени, — сказал Бауэр. — Поэтому, как только я брошу палочку, беги со всех ног. Ты готова?

— Д-да, — ответила она дрожащим голосом.

Он схватил динамитную палочку, которая тут же начала зловеще тикать, и швырнул TNT на серо-зеленую софу.

— Беги!

Подняв руки, они бросились через парадное в слепящий свет прожекторов.

НЕ ИЗ НАШЕГО МИРА

OUT OF THIS WORLD, 1964.

© Перевод, Б. Белкин, 1994.

Я расскажу обо всем честно и откровенно, расскажу все, как было.

Это не только мой порок, он присущ большинству мужчин. Я удачно женился и, кажется, все еще обожаю жену, но часто влюбляюсь в случайно встреченных женщин. А разве с вами этого не бывает? Стоит мне остановиться на красный сигнал светофора, взглянуть в соседнюю машину — и я теряю голову. Или проехать с девушкой в лифте — она выходит на шестом этаже и уносит мое сердце.

Телефонные звонки — особо сильное искушение. Раздается звонок, я беру трубку и слышу женский голос. Ей нужно Дэвида. Такого у нас нет, но голос… слишком волнующий. Я моментально воображаю, как назначаю незнакомке свидание, встречаюсь с ней, ухожу из дома и предаюсь заманчивому греху под теплым солнцем Капри. Потом я произношу: «Простите, вы ошиблись», кладу трубку и весь день чувствую себя виноватым перед женой.

Так и в этот раз. Секретарша вышла, и я сам ответил на звонок.

Приятный голос затараторил в трубку:

— Привет, Жанет. Я устроилась на работу. Уютная комнатка на Пятой авеню, свой стол, окно совсем рядом и…

— Простите, — сказал я, после того, как насытился плодами своей безудержной фантазии, — какой номер вы набрали?

— О боже! Да уж, конечно, я звоню не вам!

— Боюсь, что так.

— Простите, пожалуйста, за беспокойство.

— Пустяки. Поздравляю с работой.

Она рассмеялась.

— Спасибо.

На этом разговор закончился. Но голос был таким очаровательным, что требовал, по крайней мере, Гаити.

Тут телефон снова зазвонил.

— Жанет, милая, это Пэтси. Только что получилась такая забавная история! Звоню я тебе и начинаю болтать, но меня перебивает такой, знаешь ли, бархатный, самый романтичный голос и…

— Спасибо, Пэтси. Но вы снова ошиблись.

— Ох! Это вы!

— Угу.

— Так это не Прескотт 9-3232?

— Даже ничего похожего. Это Плаза 6-5000.

— Интересно, как я могла так ошибиться… Совсем потеряла голову сегодня.

— Всего лишь слишком возбуждены.

— Пожалуйста, простите меня.

— Ничего, пустяки, — сказал я. — У вас тоже самый романтичный голос, Пэтси.

Мы положили трубки, и я отправился на обед.

Прескотт 9-3232. Допустим, я позвоню Жанет и скажу ей — что? Я не знал. Однако, вернувшись к делам, мечту пришлось выкинуть из головы и заняться реальностью.

Нет, лгу. Весь день я помнил про разговор, а вечером ничего не сказал жене, с которой привык делиться всеми мелочами.

Утром я пришел на работу пораньше, никого из моих девушек еще не было. Около девяти зазвонил телефон, и я снял трубку.

— Слушаю.

На другом конце царила тишина. А у меня и так было мерзкое настроение.

— Послушайте, — взмолился я, — какого черта вы звоните, если вам нечего сказать? Я ж вам не девочка, и вы, надеюсь, не робкий воздыхатель!

Только я собрался бросить трубку, как услышал тихий голос:

— Простите.

— Что? Пэтси? Это вы?

— Да.

Мое сердце замерло и подпрыгнуло, потому что я знал, я знал, что это не могло быть случайностью. Она запомнила мой телефон, она захотела снова поговорить со мной!

— Доброе утро, Пэтси, — сказал я.

— Ох, у вас ужасный характер.

— Простите, все нервы.

— Нет, я сама виновата. Но я звонила Жанет. Наверное, где-то перепутались провода.

— Ну… вы меня разочаровали. Я-то надеялся, что вы хотели услышать мой романтичный голос…

Она засмеялась.

— Он не настолько романтичный.

— Видимо, понимая это подсознательно, я и нагрубил. Позвольте, я заглажу свою вину. Пообедаем вместе.

— Нет, что вы.

— Когда вы начинаете работать?

— Сейчас. До свидания.

Медленно опустив трубку, я задавался вопросом: а не пришел ли я сегодня раньше в слепой надежде на этот звонок? Я злился сам на себя и задал своим девушкам хорошую головомойку.

Вернувшись с обеда, я спросил у секретарши, не было ли мне звонков.

— Только с телефонной станции, — ответила она. — У них что-то не в порядке.

Значит, это все-таки была случайность. Она не хотела мне звонить.

В четыре часа я отпустил девушек домой — в порядке извинения за утреннюю бестактность, — по крайней мере, мне хотелось так думать. До половины шестого я метался по комнате, страстно желая услышать голос Пэтси и понося себя последними словами за глупые фантазии.

В шесть я допил бутылку виски, оставшуюся с Нового Года, и отправился домой. Уже стоя у лифта я услышал звонок в кабинете. Я рванулся к двери и вихрем подскочил к телефону — чувствуя себя последним идиотом.

— Прескотт 9-3232, — выдохнул я.

— Простите, — сказала моя жена. — Я ошиблась…

Ясно, сейчас она позвонит снова. Придется разыграть маленькую комедию, чтобы она не догадалась, что это был я. Поэтому, когда телефон зазвонил, я снял трубку и, держа ее на удалении, самым суровым голосом принялся отчитывать своих отсутствующих девушек. Потом поднес трубку ко рту: