Брайан Олдисс - На белой полосе

После того успеха сэр Михали Пацтор был назначен директором лондонского Экзозоопарка, а в данный момент пытался исполнять обязанности виночерпия для Брюса Эйнсона, предлагая ему выпить.

- Ты же знаешь, Михали, я не пью, - сказал Брюс, укоризненно покачав головой.

- С этих пор ты - известный человек, ты должен выпить за свой успех, как мы пьем за него, все напитки абсолютно синтетические, и, знаешь, безалкогольный пончик тебе тоже не повредит.

- Ты меня давно знаешь, Михали. Я лишь выполняю свои обязанности.

- Да, я давно тебя знаю, Брюс. Я знаю, что тебя мало волнует чужое мнение или чужое рукоплескание, и с какой жадностью ты ловишь малейший намек на одобрение твоей собственной совести, - мягко проговорил директор, пока бармен мешал ему коктейль под названием «Транспонентальный».

Они сидели в гостиной отеля, принадлежавшего Экзозоопарку. На стенах красовались изображения экзотических животных, уставившиеся на смесь ярких униформ и цветных платьев.

- У меня нет недостатка в пикантных комплиментах из твоего колодца мудрости, - парировал Эйнсон.

- Ты никогда не признаешься в недостатке чего-либо, - сказал директор. - Мне следовало бы довести это до твоего сведения раньше, и хотя сейчас не время и не место, позволь мне закончить. Ты - смелый, знающий, значительный человек. Это ты доказал не только всему миру, но и самому себе. Теперь ты можешь позволить себе расслабиться, отпустить своего сторожа. И ты не только можешь, ты обязан это сделать сейчас, иначе будет поздно.

Каждый человек имеет право для себя иметь что-то личное, только свое, а твоя душа просто погибает от удушья.

- Ради Бога, хватит! - воскликнул Эйнсон, прерывая товарища, то ли смеясь, то ли сердясь. - Ты говоришь, как один из несуществующих героев из пьес твоей юности! Я есть то, что есть, я не изменился. Вот идет Энид, время сменить тему разговора.

Среди множества ярких платьев кобровый с капюшоном костюм Энид Эйнсон смотрелся столь же жизнерадостно, сколь смотрелось бы солнечное затмение. Тем не менее она широко улыбалась, подходя к мужу и Пацтору.

- Замечательная вечеринка, Михали. Как я сглупила, когда не пошла в прошлый раз, когда Брюс приехал домой. У вас здесь к тому же такая приятная комната!

- В военное время, Энид, мы стараемся хоть немного развеселить друг друга, и твое явление очень помогло нам.

Совершенно довольная, она засмеялась, но все же принялась спорить:

- Ты мне льстишь, Михали, как всегда.

- А что, твой муж никогда тебе не льстит?

- Ну, я не знаю… Я не знаю, если Брюс - я имею в виду…

- Вы, оба, кончайте дурачиться, - сказал Эйнсон. - Этот шум может лишить остатка ума. Мне уже надоела эта ерунда, удивляюсь, как ты, Энид, еще можешь это выносить. Давайте поговорим о деле. Я приехал сюда, чтобы официально передать в твое распоряжение наших ВЗП, этим я и хочу заняться. Мы можем обсудить это в каком-нибудь мирном, спокойном месте?

Аккуратные брови Пацтора взлетели вверх и затем нахмурились:

- Ты хочешь заговорить мне зубы и отвлечь от бармена? Ну, я думаю, мы можем проскользнуть к новому ограждению для ВЗП, если тебе это так нужно. Твои подопечные уже там, а портовые служащие, наверное, нам не попадутся на пути.

Эйнсон повернулся к своей жене и положил руку ей на плечо:

- Ты пойдешь с нами. Здешнее возбуждение вредно для тебя.

- Ерунда, мой дорогой, мне здесь очень хорошо. - И она высвободилась от его хватки.

- Но ты должна же показать хоть небольшой интерес к созданиям, которых мы привезли.

- У меня нет никакого сомнения, что я буду выслушивать рассказы о них в течение нескольких недель! - Она взглянула на глубокие каньоны, прорезавшие его лицо, и произнесла тем же шутливым покорным голосом: - Ну хорошо, я пойду с вами, ты не можешь прожить без меня ни одной минуты. Но ты должен принести мою шаль - на улице уже слишком прохладно.

Эйнсон покинул их без особого желания. Пацтор подмигнул Энид и налил два бокала.

- Я не знаю, Михали, стоит ли мне еще пить. Думаю, не будет ничего хорошего, если я опьянею!

- Посмотри на людей. Вон миссис Фраер. Теперь, когда мы остались наедине, Энид, вместо того, чтобы пофлиртовать с тобой, как я намеревался, я должен задать вопрос о твоем сыне, об Альмере. Чем он сейчас занимается, где он?

Он уловил волнение, пробежавшее по ее лицу. Отвернувшись, она ответила:

- Не надо, пожалуйста, не надо портить вечер, Михали. Так хорошо, что Брюс вернулся! Я знаю, что ты считаешь его ужасным, странным чудовищем, но это даже близко не правда.

- Как Альмер?

- Он в Лондоне, не принимает участия во всем этом, не знаю.

- Вы слишком суровы с ним.

- Михали, пожалуйста!

- Брюс слишком суров с ним. Ты знаешь, я говорю это как старый друг и как крестный отец Альмера.

- Он сделал что-то отвратительное, и отец выгнал его из дома. Тебе известно, что они никогда не ладили, и, хотя я ужасно жалею мальчика, куда как спокойнее, когда их нет вместе. - Она подняла глаза на Михали и добавила: - Не думай, что я не пытаюсь оказывать какого-либо противодействия, - я оказываю. Уже годы длится моя борьба с ними.

- Я никогда не видел лица, менее настроенного на борьбу. Что же Альмер совершил такого ужасного на свою голову?

- Спроси Брюса, если так жаждешь узнать.

- В этом замешана какая-то девчонка?

- Да, это все из-за одной девчонки. А вот и Брюс. Пока главный исследователь закутывал в шаль плечи

своей жены, Михали вывел их из холла через дверь. Они спустились вниз по устланному коврами коридору и вышли в вечерние сумерки. В зоопарке было спокойно. Только один или два лондонских скворца отправлялись спать в свои гнезда, и ранчстедский сауропод, вытянув шею из подогреваемого бассейна, тупо глазел на проходивших. Не доходя до метанового дома млекопитающих, Пацтор свернул и повел своих спутников к новому блоку, сконструированному в современном стиле из песчаных армированных пластиковых щитов, слегка выделанных несущими вертикалями. Когда они зашли в боковую дверь, зажегся свет. Армированное искривленное стекло отделяло от них двух ВЗП. Существа повернулись на свет и взглянули на людей; Эйнсон сделал нерешительный приветственный жест, но никакой заметной реакции не последовало.

- По крайней мере, у них просторное помещение, - сказал он. - А публика будет здесь толпиться целый день, прижимая свои звериные носы к стеклу?

- Посетители будут допускаться в этот блок только с четырнадцати тридцати до шестнадцати часов, - ответил Пацтор. - Утром ученые будут изучать наших гостей.

А гости сидели в просторной двойной клетке, разделенной перегородкой на две части, сообщающиеся через низкую дверь. В дальнем конце клетки стояла широкая, низкая кровать, подбитая пластиковой пленкой.