Еремей Парнов - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 25

Профессор судорожно шарит по селектору, щелкает рычажками, но голос не умолкает.

— Наверное, сейчас тебе наплевать на мои слова. Ты чувствуешь себя на коне и ничего не соображаешь… Не смей вешать трубку! Дослушай, это касается уже лично тебя. Тюрьма не самое страшное, чго тебя ожидает. Ты сам себе никогда этого не простишь! Я знаю, я вижу, как ты висишь над тюремной парашей на своих собственных подтяжках…

Профессор с грохотом вешает трубку и некоторое время стоит, не оборачиваясь.

— Веселый разговор, — замечает Проводник и отхлебывает из бутылки. — Ах ты, тихоня!

— Не обращайте внимания, — говорит Профессор. — Просто диалог с коллегой. — Он подходит к столу, садится и берет у Проводника из рук бутылку. Рассматривает этикетку.

— Пейте, ребята, отдыхайте, — говорит Проводник. — Пейте, и последний бросок. — Он поворачивается к Писателю. — Ну, а ты что притих? Что ты там хотел мне сказать?

На Профессора он деликатно старается не смотреть.

— Да у меня как-то даже и злость пропала. От изумления, — отзывается Писатель. — Послушайте, следопыт, мы что — действительно в двух шагах от места?

— Ну, в двух не в двух… Близко.

Наступает долгое молчание. Потом Писатель вдруг объявляет:

— Знаете что? Зря мы все это затеяли. Ну его к черту! Я все это как-то не так себе представлял. Не пойду я дальше.

— Как так — не пойдешь? — спрашивает Проводник.

— А так. Вы идите, а я вас здесь встречать буду. Осчастливленных…

— Нет, брат, так не годится.

— А что? Там еще одна труба есть? — ехидно спрашивает Писатель. — Так это уж пусть Профессор… Теперь его очередь.

— Какая труба? Ты что плетешь?

— Это неважно, что я плету. Главное — что я дальше не иду. Была бы моя воля, я бы и вас… Как это Профессор квалифицировал? Благодетели? И вас бы не пустил.

— Да ты что? Спятил? Два шага осталось…

— Не в том дело, сколько осталось, а в том, сколько пройдено! — почти кричит Писатель. — Славно мы тут с вами пообщались. А до чего додумались!

— И до чего же вы додумались? — севшим от злости голосом осведомляется Проводник.

— Я? Ты мне скажи, почему все-таки Дикобраз повесился?

— При чем здесь Дикобраз? — возмущается Проводник.

— Я тебе объясню — при чем, но сначала ты мне ответь: почему он все-таки повесился?

— Потому что он не за богатством шел, а за братом своим шел младшим…

— Так-так-так, за братом…

— Он брата своего загубил, мальчишку. В Зону его с собой взял и где-то вместо себя подставил. А потом к старости совесть его замучила, и он пошел в Зону, чтобы брату жизнь вернуть. А как дошел до места, тут его снова жадность забрала, и вместо брата он денег пожелал, Понял?

— Превосходно, — говорит Писатель. — Так я и думал. Но ты мне вот что объясни. Почему он все-таки повесился? Почему он еще раз не пошел, теперь уже точно не за деньгами, а за братом… А?

— Этого я и сам не понимаю, — угрюмо говорит Проводник.

— А я понимаю. И он понял, потому и повесился. Дикобразу — Дикобразово, и только Дикобразово, и ничего, кроме Дикобразова… Ты же сам мне говорил, на месте этом только сокровенные желания исполняются. А что ты там в голос кричишь!.. Брата, мол, хочу вернуть единственного, счастья, мол, хочу для всего человечества, вдохновения, мол, мне подарите!.. На месте этом те твои желания сбудутся, которые составляют твою натуру, суть! О которых ты понятия не имеешь, а они в тебе сидят и всю жизнь тобой управляют. Вот что произошло с Дикобразом. Ничего ты, ангел мой, не понял. Не жадность его одолела. Он на том месте на коленях стоял, брата вымаливал, of всей души, как ему казалось, от всей своей больной совести, а получил кучу денег, и ничего иного получить не мог, потому что Дикобразу Дикобразово. Потому что совесть, душевные муки — это все придумано, от головы. А суть его, Дикобразова, была. Понял он это и уж тогда только повесился.

Проводник слушает его, приоткрыв рот.

— Мне казалось, что я играю в интересную новую игру. Приключение. И вдруг понял, дружище, что все это — не шутки. Я, по правде, не очень даже в чудеса эти верю. Ну, попрошу там чего-нибудь, все равно это сказки. А потом напишу. Об этом ведь никто еще не писал… Нет, Соколиный Глаз, друг мой, я в такие игры не играю…

— Слушай, Профессор, — говорит растерянно Проводник, — что это с ним? Скажи ему!

Профессор пожимает плечами.

— Да как же так? — говорит Проводник. — Я ж иду за здоровьем для дочери, для Мартышки моей несчастной, а получу, значит, неизвестно что?

— Известно, — ласково произносит Профессор. — Все совершенно точно известно…

— Перестаньте, — перебивает его Писатель, и снова наступает тягостное молчание.

Потом Проводник угрюмо говорит:

— Хватит. Подъем.

Профессор угрюмо идет впереди, за ним — Писатель, а за Писателем, почти наступая ему на пятки, — Проводник.

— Ладно, врать не буду, — бубнит он. — Когда выходил, не думал я о Мартышке, это точно… А теперь-то! Да я за нее кому хочешь горло порву! А ты мне толкуешь…

— Слушай, перестань бормотать, — говорит Писатель, не оборачиваясь. — Что ты ко мне пристал? Не знаю я, чего ты на самом деле хочешь. И ты этого не знаешь! И ради бога, не отвлекайся. Смотри за дорогой… Как раз сейчас только гробануться не хватает…

Впереди в дрожащем мареве виден задранный ковш покрытого ржавчиной экскаватора.

И вот они останавливаются перед пологим спуском к Тому Самому Месту и завороженно глядят вниз, на волшебную котловину. Проводник оглядывает спуск и на ржавом склоне замечает странные черные кляксы.

— Ну, счастлив ваш бог, ребята! — говорит он сдавленным голосом. — Сдохла она.

— Кто? — не сразу откликается Профессор.

— Мясорубка. Видишь эти черные сопли? Сдохла, жаба. Все! Можно идти свободно.

— Вот видите — мясорубка… — говорит Писатель удовлетворенно и усаживается на землю. — Приятное название.

— Да уж, брат, куда приятнее! Здесь Дикобраз свою последнюю живую отмычку израсходовал. Кащей у него была кличка, молоденький такой дурачок…

— И ты бы меня сюда погнал? — говорит Профессор. — Меня? В мясорубку?

— А ты как думал? Одна труба да мясорубка чего стоят… А здесь только так и можно. А иначе — один шанс из четырех. Лотерея! А в Зоне в азартные игры не играют…

— Уму непостижимо, — говорит Писатель. — Переться через эти смертельные горки, убить двух товарищей, и все ради мешка денег…

— Во-первых, — жестко говорит Проводник, — товарищей сюда не берут. Да и не бывает у сталкера никаких товарищей. Я сам себе товарищ. А во-вторых, из-за денег и не такие дела делают. Ты что, с Луны свалился?