Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2012 (сборник)

– Мне – нет, – покачал головой Режиссер. – Мне никогда не хочется выпить.

– Так уж и никогда? – усомнился Писатель.

– Представьте себе. И вам не советую. Во всяком случае, сегодня.

– А что, сегодня постный день? – поинтересовался Писатель, не скрывая раздражения.

– Я хочу с вами поговорить, – ответил Режиссер, как всегда не реагируя на тон собеседника. – Раз уж снимать нельзя…

Только после того, как мне дадут пожрать, хотел сказать Писатель, но вслух спросил:

– О чем, если не секрет?

– О том, как мы будем снимать эпизод возвращения Лозовского…

– Вы босс – вам виднее, – брякнул Писатель.

– Угу, – согласился Режиссер. – Мне виднее… Правда, поразмыслив, я пришел к выводу, что ваша трактовка роли ближе к жизни. Ведь Лозовский настоящий ученый, хотя наука его, археология, казалось бы, не имеет ничего общего с Космосом. Он не бежит от неизведанного, а смело идет ему навстречу. Иные миры, иной разум – это, пожалуй, будет пограндиознее культуры древних согдов! Верно я говорю?

Писатель пожал плечами, дескать, к чему вся эта тривиальщина.

– Вижу, вы не очень-то расположены вести возвышенные разговоры на голодный желудок, – усмехнулся Режиссер.

– Угадали. И выпить тоже.

– Сочувствую, но придется потерпеть, – сказал Режиссер. – Кстати, по имеющимся у меня сведениям, «газик» с обедом уже на подходе. Так что уделите мне еще с полчаса. Мне нужно выговориться. Это со мною всегда так перед съемками. Пока не сформулирую вслух некоторые положения – не могу работать. И желательно, чтобы собеседник был не просто умный, а способный выйти из плоскости обыденных представлений.

– Вы мне льстите, – хохотнул польщенный Писатель. – Однако извольте. Полчасика я еще выдержу. Но с уговором!

– Готов на любые уступки, – откликнулся Режиссер.

– Ловлю на слове! – обрадовался Писатель. – А условие мое таково: после нашего разговора вы разрешите мне выпить! И не только мне, но и Иннокентию Ивановичу. А то совсем затуркали человека. Я же вижу, он вкалывает, как проклятый, а ему даже капелюшечки нельзя принять для профилактики оэрзэ! Каковая совершенно необходима при такой сырости.

4

– Все вы врете, Иннокентий Иванович, – пробормотал Писатель, отдышавшись и выглядывая, чем бы закусить. – Корабль вы тут прячете, космический, инопланетный… Думаете, я не понимаю зачем?.. Прекрасно понимаю… Авария случилась, пришлось прятать в развалинах, ремонтировать… А киносъемку затеяли для отвода глаз… Каково? Видите, одной голой логикой допер…

– Да господь с вами! – ужаснулся Петухов, разливая по новой. – Это у вас галлюцинации на почве пьянства.

– Нет, – покачал седеющей головой Писатель. – Вы лучше послушайте, что мне давеча наговорил наш Гений. Я вот даже записал…

Писатель порылся в тумбочке и извлек «Общую тетрадь» в липкой коричневой обложке.

– Вот, пожалуй, отсюда: «…Конечно, человек овладеет Вселенной, но это будет не краснощекий богатырь с мышцами, и, конечно, человек справится с самим собой, но только сначала он изменит себя… Природа не обманывает, она выполняет свои обещания, но не так, как мы думали, и зачастую не так, как нам хотелось бы… Поэтому нет и не может быть сверхцивилизаций, ибо под сверхцивилизацией мы подразумеваем именно разум, развившийся до такой степени, что он уже преодолевает закон неубывания энтропии в космических масштабах. И то, что происходит сейчас с нами, есть не что иное, как первые реакции Мироздания на угрозу превращения человечества в сверхцивилизацию… Разум есть сложный инстинкт, не успевший еще сформироваться. Имеется в виду, что инстинктивная деятельность всегда целесообразна и естественна. Пройдет миллион лет, инстинкт сформируется, и мы перестанем совершать ошибки, которые, вероятно, являются неотъемлемым свойством разума… Он дарует неисчислимое количество новых граней восприятия мира, а это ведет к неимоверному увеличению количества и, главное, качества доступной к поглощению информации, что, в свою очередь, приводит к уменьшению страданий до минимума и к увеличению радости до максимума. Понятие «дом» расширяется до масштабов Вселенной…» Ну, и так далее…

– Занятно, – проговорил Помреж. – Он именно так все и говорил?

– Ну, может, не совсем этими словами, – пожал широкими плечами Писатель, – но смысл я передал верно.

– И что вы по поводу всего этого думаете? Как фантаст.

– Я думаю, что Режиссер наш – самый настоящий Инозвездный Пришелец! – сказал Писатель.

– Вот те раз! – ахнул Петухов. – Я думал, вы мне чего-нибудь посвежее поведаете.

– А ждать от фантаста каких-нибудь нетривиальных идей – это, по-вашему, свежо? – вопросил Писатель, опрокидывая в себя следующую порцию «Столичной». – Каждый кретин норовит глубокомысленно поинтересоваться: «А что там нас ожидает, за горизонтом? Вы же фантаст, тудыть вас растудыть, обязаны знать!» А я ничего и никому не обязан! Понятно вам?

– Понятно, – согласился Помреж. – Чего уж тут не понять. Я просто хотел напомнить вам биографию вашего «Инозвездного Пришельца». В отличие, например, от меня, круглого сироты, Режиссер наш сын известных родителей. А уж насколько он сам известен, не мне вам говорить. Уже первый его фильм «Селиваново отрочество» произвел настоящий фурор. За ним были «Страсти по Феофану», сначала запрещенные сверху, а потом сверху же признанные шедевром советской кинематографии. Первый же его фантастический фильм «Эдем», по роману пана нашего Лема, получил все мыслимые международные и отечественные премии. Поговаривают даже, что фильм удостоился специальной премии Ватикана «За божественное начало», но, скорее всего, это утка. И вот теперь Он взялся за вашу с братом повесть «Извне». И уверяю вас, сделает из этой, простите за откровенность, проходной вещи конфетку.

– Дай-то бог, – буркнул Писатель. – Сделает – верю! Особенно если заменит исполнителя главной роли.

– А вот это вы напрасно, – огорчился Петухов. – У вас неплохо выходит. Особенно когда вы перестали действовать по сценарию.

– Давеча вы мне толковали совсем иное.

– Толковал, не отрицаю, – кивнул Помреж. – По долгу службы, так сказать. Уверяю вас, что подобное не повторится.

– Не уверяйте, – покачал сединами Писатель. – Сделает гений ваш втык вам за мою самодеятельность, вы и запоете: «Разве ж так можно, товарищ Писатель? Да кто вам дал право…»

– Не запою, – сказал Петухов. – Давайте-ка по последней… На посошок, товарищ Писатель. Я ведь, собственно, прощаться приходил…