Дин Кунц - Улица Теней, 77

— Но эта Гея, этот всепланетный разум, как же она…

— Он предпочитает называть себя Одно. В этом мире полов больше нет. Погром начался с намерения уменьшить численность человечества до разумных пределов… чтобы за ним последовала Зачистка, по ходу которой мы избавились бы от инфраструктуры, не требовавшейся поредевшему населению.

— А я? Где я в этом будущем?

— Мертвы. Превращены Опустошением в другое Опустошение. Вы прожили последние дни, став запрограммированной машиной-убийцей.

Приблизившись к столу, обращаясь непосредственно к Кирби Игнису, Падмини Барати спросила:

— Это сделали вы?

Все, кроме Микки Дайма, теперь живущего в собственном мире, в изумлении застыли.

Потом Игнис покачал головой.

— Нет. Я такого не сделал. Не мог сделать, — внезапно он дернулся от пронзившей его мысли. Всмотрелся в Свидетеля. — Норквист?

Вечно молодой мужчина кивнул.

— Ваши теории. Работа всей вашей жизни… его практическое применение.

Игнис начал поворачиваться на месте, переводя взгляд с одного лица на другое. Все, кроме Дайма, смотрели на него.

— Фон Норквист — старший партнер в институте. Блестящий специалист. Взгляды у него спорные… но не до такой степени.

Свидетель обратился к Бейли:

— Миру везло многие столетия. Ученых редко отличает харизма. Но Норквист и невероятно умен, и потрясающе харизматичен. У него была идея фикс — превратить науку в религию… и, пользуясь нашим невежеством, он убедил остальных, таких, как я, поддержать его идею. — Свидетель повернулся к Игнису. — Он стал экстремистом.

Уинни

Уинни не думал, что это существо можно остановить пулями. Не думал, что монстр медлит из-за пистолета, который держала в руках его мама.

И однако монстр не бросился на них, чтобы перебить одного за другим, то есть существовала веская причина, по которой он колебался.

Его мама, однако, верила в пистолет, потому что сказала:

— Осторожно и медленно уходим за меня. Все, — голос звучал спокойно, словно она организовывала экскурсию по музею. — Вы идете к двери, я следом за вами, но держа этого на мушке.

— Не стреляй в него, — предупредил Уинни. — Я уверен, стрельба его разозлит.

Прежде чем они успели сдвинуться с места, монстр сорвался с места, но бросился не на них, обежал по дуге и остановился между ними и проходом, который вел к двери в коридор.

Бейли Хокс

Игнис повернулся к Бейли.

— Я остановлю фон Норквиста. Остановлю без труда. Выгоню его из института с таким треском, что он больше нигде не найдет работу. Он занимался всем этим за моей спиной.

— Вы все знали, — возразил Свидетель. — Сначала притворялись, что ничего не видите, не понимаете, куда это может привести. А потом, когда увидели, что он задумал, одобрили тем, что не высказали неодобрения.

Неистово качая головой, отказываясь согласиться с тем, что услышал, Игнис воскликнул:

— Нет! Нет! Я все остановлю. Не позволю этому свершиться. Начну с того, что закрою отделение военных разработок. Аннулирую все наши контракты с Министерством обороны.

— И как далеко зашло с этим ваше отделение военных разработок? — спросил Том Трэн.

От Игниса не укрылась напрягшаяся рука Тома, в которой тот держал пистолет.

— Все, что сделано, можно остановить. Остановить, прекратить исследования, уничтожить наработки. Это можно сделать.

— Вы ушли от прямого ответа, — указал Сайлес. — Такой ответ не понравился бы прокурору.

— Закройте все, не только отделение военных разработок, — добавил Том. — Весь ваш институт. Уничтожьте результаты всех исследований.

Игниса передернуло, в голосе послышались сердитые нотки.

— В науке нет ничего плохого. Все дело в применении научных идей. Важно понимать это различие. Мир не может стать таким из-за науки. Нам дали шанс развернуть все в правильном направлении.

На это никто не ответил.

Игнис повернулся к Бейли, вероятно, видя в нем человека, который мог внять логическим доводам.

— Да, это будущее — катастрофа, но оно доказывает, что мир можно изменить кардинальным образом. Если его можно так изменить к худшему, то с тем же успехом его можно изменить и к лучшему. Все дело в практическом применении знания, все зависит от технологий, разработанных на основе науки, и мудрости, с которой эти технологии используются. Мы сможем создать совершенный мир.

— Одно внезапно прекратило нас убивать, — указал Бейли.

Игнис моргнул.

— Что?

— Может, оно прекратило нас убивать по довольно простой причине: если вы вернетесь в наше время один, это привлечет к вам слишком уж пристальное внимание. Если мы все пропадем, вам придется это объяснять. Вот Одно и перестало нас убивать, чтобы гарантировать, что никто не помешает вам в вашей работе после того, как вы вернетесь в свое время.

Игнис покачал головой.

— Одно не руководит мной. Одно мне не хозяин. Возвратившись, я сделаю то, что нужно сделать.

— Что нужно сделать, — повторил Бейли. — Любопытная постановка вопроса, не так ли, Сайлес?

— Обман, замаскированный искренностью, — ответил адвокат.

Игнис закрыл глаза. Так сцепил зубы, что вздулись челюстные мышцы, а плотно сжатые губы побледнели. Он то ли сдерживал злость, то ли пытался найти слова, чтобы убедить их, что он не только выглядит добрым дедушкой, но и внутри белый и пушистый.

Когда стало понятным, что молчание — единственный ответ Игниса на обвинение в обмане, Бейли спросил:

— А что, по-вашему, «нужно сделать», Кирби?

Игнис открыл глаза. Покачал головой, словно смиряясь — пусть и опечаленный — с их подозрительностью.

— Я не обязан перед вами отчитываться, — он отвернулся и зашагал к двери.

Нацелив ему в спину пистолет Микки Дайма, Бейли приказал:

— Немедленно остановитесь.

Игнис не сбавил шага.

— Вы не посмеете меня убить.

Потолок заскрипел, словно что-то заворочалось за гипсовыми панелями.

— Одно вокруг нас, — напомнил Свидетель.

Игнис покинул кухню, уже пересекал столовую.

Бейли посмотрел на Падмини, Падмини — на Тома.

Том спросил:

— Куда он идет? Он что-то задумал.

Уинни

Опустошение стояло между ними и дверью в коридор, наблюдая за ними, но, похоже, не собираясь нападать.

Потом оно подняло уродливую голову, словно прислушиваясь к голосу, который никто, кроме него, не слышал. Сверкающие глаза за внутренними, полупрозрачными веками потускнели. Чудовище начало раскачиваться взад-вперед, словно под музыку. Такое гибкое, что Уинни подумал о кобре, зачарованной флейтой.