Циклы "Антимир-Восточный конвой-отдельные романы.Компиляция.Книги 15. Романы-16 - Владимир Дмитриевич Михайлов

ракете такой уровень радиации, от которого не спасут никакие скафандры… Гибель надвигалась с давящей неотвратимостью, как в кошмарных снах, что насылает космос: когда небывалая перегрузка сковывает руки и ноги и нельзя пошевелить даже пальцем, чтобы уйти от неведомой, но страшной опасности.

Наконец корабль тряхнуло. На ходовом экране мелькнули огненные струи выхлопов. Оба почувствовали, как их прижало к ремням: ракета тормозилась… Автоматы вновь и вновь включали тормозные двигатели, перекладывали газовые рули, стрелка счетчика ускорения катилась вправо, а унылый, похоронный вой радиометров все не умолкал. В багровом дрожащем свете лица космонавтов казались залитыми кровью.

Сенцов сжал зубы, громадным усилием воли заставил себя сунуть руки в карманы комбинезона — так трудно оказалось побороть искушение сорвать пломбы с предохранителей и взять управление самому. Сердце властно требовало — действовать, работать, вдохнуть в механизмы корабля свое желание жить… Руки рвались из карманов, и уж, конечно, не уважение к параграфу инструкции удерживало их там, а вера в то, что не может подвести автоматика.

То же самое, очевидно, переживал и Коробов. Он сцепил пальцы так, что они побелели, челюсти его двигались, словно что-то перемалывая. Но разведчик наконец подал сигнал. Ракета резко свернула и пошла на сближение с Марсом.

Сигналы тревоги стали ослабевать. Багровый свет померк. Сенцов вытер пот со лба, Коробов опустил противно задрожавшие руки.

— Вот это встреча была… — сказал он невнятно. — Откуда же?..

Сенцов пожал плечами. Бесполезно было гадать: из каких глубин вселенной примчался поток космических частиц, откуда вытекала и куда впадала эта невидимая и грозная река, в стремительном течении которой они чуть не захлебнулись вместе с кораблем. Невозможно было предугадать ее заранее, как весной в лесу под снегом не подозреваешь ручья, пока не провалишься в него и не зачерпнешь ледяной воды… Да и думать об этом сейчас не было времени.

Оба глядели на курсовой экран. Другие группы автоматов, которым не было дела ни до каких космических лучей на свете, аккуратно переключили экраны обзора на прием в инфракрасных лучах. Марс стал значительно больше: корабль заметно приблизился к планете. Но решающее устройство почему-то не дало рулевым автоматам команды вывести корабль на прежнюю орбиту; возможно, в конце концов оно отказало из-за этой сумасшедшей вибрации. А это прежде всего означало, что курс надо выправлять самим.

— Ну, — сказал Сенцов, — вот и дождались. Вот тебе и Особая Необходимость, при которой, как гласят Правила, экипаж имеет право перейти на ручное управление. Собери-ка всех…

Коробов нажал кнопку общего сбора. Несколько секунд оба сидели молча. Первым, придерживаясь за стену, вошел Калве. Он казался спокойным, как всегда, только пальцы теребили застежку комбинезона. Узнав, в чем дело, он пожал плечами, сел в свое кресло, пристегнулся, стал нажимать контрольные клавиши. Под пластиковой облицовкой оптимистически гудело, звякало, на панелях успокоительно зажигались многочисленные цветные огоньки.

— Все в порядке, — сказал Калве, не оборачиваясь.

Он выслушал задание — рассчитать поворот и, согнувшись, заиграл на клавиатуре что-то быстрое, как чардаш Монти. Левая рука его подхватывала ползущие из блока интеграторов ленты с данными о скорости, запасах горючего, напряжении гравитации, расстоянии от планеты… Затем он надел наушники справочника — и в уши полезли цифры поправок и коэффициентов.

Встревоженные Азаров и Раин вошли одновременно — их посты находились дальше всего от рубки. Азаров потирал багровую шишку на лбу: ясно, во время наблюдений не пристегнулся к креслу… Теперь все четверо, быстро поворачивая головы, смотрели то на экран, то на мелькавшие руки Калве.

Им показалось, будто прошло очень много времени, прежде чем машина звонком сообщила, что работа окончена. Калве пробежал глазами ленту и передал Раину. Астронавигатор прочел, выпятил губы. Подумал.

— Орбита нестабильна, — сказал он. — При торможении потеряна скорость…

В переводе на общечеловеческий язык это означало: ракета при торможении потеряла ход настолько, что скорость стала меньше круговой, и теперь, правда медленно, по пологой спирали, но корабль все же падает на Марс.

Это никого особенно не смутило. В их власти включить двигатели и снова развить нужную скорость. Вычислением этого маневра и занимался сейчас Калве. Он снова пустил машину.

Вскоре прозвенел звонок. Калве нажал клавишу — машина, стрекоча, выбросила из печатающего устройства короткий кусок ленты. Калве ждал, но индикаторы разом погасли: аппарат выключился.

Калве поднял брови, нерешительно потянул ленту к себе. Прочел ее. Брови поднялись еще выше. Прочел еще раз и — повернулся к товарищам — на лице его, казалось, остались только глаза.

— Так есть… По данным расчета, — сказал он медленно, — в этих обстоятельствах нам… как это? Нам нет возможности выйти на заданную орбиту при условии сохранения посадочного запаса горючего… Перерасход топлива из баков последней ступени. Так здесь сказано… Мы остаемся — вернее, падаем на Марс.

2

Тяжелое молчание стояло в рубке; привычное гудение приборов стало угрожающе громким.

Калве сидел, уронив руки; из-за невесомости они нелепо торчали в воздухе. Остальные — кто сидел, кто стоял, откинувшись немыслимым образом, ухватившись за что попало. Обрывок бумажной ленты, подгоняемый слабым ветерком от скрытых в стенах вентиляторов, медленно кружился под потолком, пока не прилип накрепко к решетке регенератора. Тогда Сенцов, внимательно — словно это и было самое главное сейчас, — следивший за его полетом, сказал:

— А почему беспорядок? Всем быть по местам…

…Тогда, в первую минуту, никто не поверил случившемуся, хотя у каждого дрогнуло сердце. Сенцов даже начал было с досадой: — Ну, дорогой товарищ, и загнул же ты…

Калве, пожав плечами, ответил:

— Так есть.

И Сенцова убедили даже не слова его, а слишком спокойный тон. Тогда все замолчали надолго…

Теперь космонавты расселись по креслам, и Сенцов сказал:

— Ну, погоревали — хватит.

— Собственно говоря, — начал Калве, — я не совсем понимаю… Вычислитель, конечно, лучше знает… Но какое значение имеет то — где именно горючее, в последней или в основной ступени? Почему мы не можем включить двигатели?

Сенцов насторожился: Калве все отлично знал, и если сейчас это вылетело у него из головы — значит, крепко он волнуется.

Коробов спокойно ответил:

— Как ты знаешь, ракета наша сейчас состоит из двух ступеней. В основной, задней ступени — лишь топливо и ходовой двигатель. А тормозиться мы можем только при помощи двигателей, сопла которых обращены вперед. Они находятся в этой вот, последней ступени ракеты, где мы сидим.

— Ну и что? — спросил Калве.

— А то, что расход топлива последней ступени на этом участке полета не был предусмотрен. А мы его израсходовали, и общий запас стал меньше расчетного.