Владимир Гусев - Укус технокрысы

- Ведаю, затеял ты недоброе против меня... - говорит вдруг Голос, и я сразу же узнаю его, вспоминаю того, чей ужасающий взгляд швырнул меня на колени. Страх перехватывает мне горло так, что я начинаю задыхаться.

- Но низринут будешь вместе с другими неверующими в геенну огненную. А уверуешь - ...

Узнать, что мне за это будет, я не успеваю. Мои согнутые в коленях ноги ужасно затекли, скомканная простыня перехлестнула горло, а с улицы, из-под окон, доносится низкий тяжелый гул, от которого жалобно звенят стекла.

Спрыгнув с кровати и подбежав к окну, я вижу, как внизу, по мостовой, идут боевые машины пехоты и танки.

Ну-ну. Это мы уже проходили. Как только они займут назначенные им позиции, начнется процесс "обращения". И через пару дней вокруг "Останкино" будет воздвигнут второй рубеж обороны.

Зря я снял на ночь парик. И рубашку не стоит снимать. Даже на ночь нужно обязательно заземляться. А еще - не думать о белой обезьяне. Не думать, не думать! Один раз мне такое уже удалось...

* * *

Тщательнее, чем обычно, проделав весь комплекс утренних упражнений и приняв душ, я завтракаю тем, что нашлось в холодильнике, бреюсь, облачаюсь в свой экзотическим наряд и только после этого звоню Грише.

- Как насчет "вопилки"?

- Через полчаса привезут. Подъезжай. Заодно расскажешь, что затеял. Может быть, тебя гвардией поддержать?

- А потом вакуумную бомбу над головой взорвать?

- Ладно, не злись. Приедешь - поговорим.

Легко сказать, приедешь. А у меня бензин почти на нуле. На двух заправках вчера топлива не было, на третьей - очередь на два километра. Но давиться в троллейбусе и толкаться в метро... Бр-р-р!

В "Кокос" я приезжаю только через полтора часа. Но зато с полным баком и запасной канистрой в багажнике.

Не хотел я сюда ехать, очень не хотел. И если бы не обещанный Гришей пиджак...

Я прохожу через украшенный красными декоративными плитами и чугунными коваными решетками холл, поворачиваю к бывшему своему кабинету. В приемной - какие-то подозрительные люди, секретарша с заплаканным лицом... Не Леночка. И совсем не такая красивая, как она.

Не иначе, Леночка сама Грише секретаршу выбирала. Учитывая свой собственный опыт.

- Туда нельзя! - кричит секретарша. Но я, сделав вид, что не слышу, уверенно открываю дверь.

В моем бывшем кабинете хозяйничают два молодых человека. Один снимает все подряд, в том числе и меня, миниатюрной видеокамерой, другой роется в ящиках директорского стола. У противоположной от окна стены, перед рядом стульев, обитых красивым темно-вишневым винилом, на носилках лежит что-то длинное, укрытое простыней. Возле торца длинного стола, примыкающего к директорскому, сидит Воробьев и курит сигарету.

Между прочим, Славка не курит: бережет здоровье и в особенности цвет лица.

- Что случилось? Кто... это? - спрашиваю я всего лишь на секунду раньше, чем успеваю сам все сообразить.

- Гриша. Мертв. По всей видимости, убит, - тихо отвечает Воробьев. Но никаких следов насилия не обнаружено. Пока. Это Полиномов, о котором я вам говорил, - представляет он меня тому, кто роется в ящиках стола.

- Возможно, у нас будут к вам вопросы. Но не сейчас, - отвечает тот. Второй продолжает снимать. И объектив его камеры, насколько я понимаю, непрерывно следит за моим лицом.

- Едем. Нас ждут, - поднимается Славка, неумело загасив сигарету. Думал вас обоих забрать, да видишь...

Мы выходим из бывшего моего кабинета. Теперь уже он и для Гриши бывший.

- Ты на машине?

- Да.

- Жаль. Хотел по пути поговорить, но теперь уже на месте, - досадует Воробьев. - Я тоже за рулем, и без шофера.

- Как это произошло?

- За пять минут до смерти Гриша пытался через терминал получить какую-то... не всем доступную информацию об артегомах. Секретарша как раз заходила в кабинет, краем уха слышала, краем глаза видела. А через десять минут обнаружила его мертвым. По-видимому, инфаркт, но категорически судмедэксперт утверждать до вскрытия не решился. На сердце Черенков ни разу не жаловался, так ведь?

- Так. Хилый он был, это да. Но никогда, по-моему, не болел. А ты не боишься, что, если мы с тобой в машине начнем обсуждать одну деликатную проблему, то и с нами что-нибудь такое может произойти?

Оказывается, наши авто на стоянке припаркованы рядышком. Я открываю дверцу своей "вольвочки", Славка - своего "мерседеса".

- Не боюсь, потому что принял меры, - своей обычной скороговоркой отвечает Воробьев. А в кабинете и на лестнице говорил медленно. Видно, осваивался с мыслью, что Гриши больше нет.

А я? Уже освоился? Уже подметил, что кабинет директора "Кокоса" снова освободился?

- Видел, сзади цепь болтается? - говорит Славка уже через открытую дверцу. - Кузов заземлен, на стекла напылен токопроводящий слой. Мы только вчера докумекали: мало не смотреть на "чебурашки" по телевизору или на дисплеях терминалов, нужно еще и экранироваться, когда думаешь о них не так, как хотелось бы... "создателю".

Проговорив последние слова. Славка проворно захлопывает переднюю дверцу. Стекла в его машине и в самом деле какого-то голубоватого оттенка, словно их медным купоросом помыли.

Да... А я вот заземлить кузов не догадался. Хотя чего тут хитрого: бензовозы всю жизнь с цепочкой ездят. Так что пока - не думать, не думать! Назад, к обезьяне. К белой обезьяне.

На совещание мы едем не в ГУКС, а в мрачное тяжеловесное здание в центре Москвы, и электронный страж долго изучает мою физиономию, поблескивая сиреневыми глазами объективов.

- Ты уверен, что я нужен здесь?

- Ты - нет. Но тебе здесь быть нужно. Гриша очень за тебя просил. А просьбы покойных принято выполнять.

У входа в комнату, где проходит, насколько я понимай, какая-то оперативка, часовой-человек находит наши фамилии в списке, проверяет документы (у меня с собой - только права, но их оказывается достаточно), и мы входим в комнату с высоченным потолком и тяжелыми, обитыми натуральной кожей старомодными стульями с высокими, выше голов, спинками. Стулья стоят в два ряда вокруг большого овального стола, мы почти бесшумно садимся, и первым среди собравшихся я узнаю Грибникова. Он пополнел, даже обрюзг, но его полные щеки сохранили юношескую розовость. Грибников Артур Тимофеевич, работник службы безопасности. Бывший? Скорее, настоящий. Стрижен Артурчик под ноль, и я сразу же начинаю чувствовать, как потеет под париком моя голова.

Кажется, Грибников только что изложил план предстоящей операции. Мы успели - к самому финишу:

-...Почти наверняка после выведения из строя супернейрокомпьютера в зале начнется паника. В том числе и среди телохранителей "создателя". В суматохе можно будет применить оружие. Стреляю я хорошо.