Владимир Гусев - Укус технокрысы

А любопытный сон мне приснился. К чему бы это?

Глава 19

Юльку я застаю заплаканной: Витюха потребовал, чтобы она сегодня обязательно привела в храм "новой веры" детей. А еще чтобы продала терминал и принесла ему деньги, еду, два одеяла и свежее белье, нательное и постельное.

- Говорят, они там в кинозале прямо на полу спят... И все время молятся, молится, молятся... - скулит Юлька.

Ага. Значит, еще не привыкла к одиночеству. И за Витюху переживает. Молодец. Но если он приедет сюда за детьми...

- Все, хватит плакать, - жестко говорю я. - Нужно уберечь от щупалец "храма" детей. Вариантов два: или ты уезжаешь на время к своей матери, или ко мне. Лучше второе. У тещи Витюха начнет искать тебя в первую очередь, у меня - в последнюю.

- Не хочется вас стеснять... - мгновенно перестает плакать Юлька.

- Мне тоже этого не хочется. Привык к свободе, - честно признаюсь я. - А еще я хочу устроить Витюхе засаду. Поэтому предлагаю временный обмен: я остаюсь здесь, вы переезжаете ко мне. Подготовь пока детские вещи, свои одежки... Ну, все, что сочтешь нужным. В конце дня я за вами заеду. Да, вот еще...

Небольшая, но и не такая уж и маленькая сумма денег окончательно высушивает Юлькины слезы.

Я бегу к своей старухе.

Так, второе дело сделано. Первым было - забрать из детского садика Ванечку, не столкнувшись при этом с Крепчаловым. Ванечка уже у меня дома, под присмотром Анны Федоровны. Юлька не знает, что ей придется присматривать еще и за племянником. Поставлю перед фактом, когда привезу. Не то чтобы я боюсь, что она откажется. Нет. Но брать на себя ответственность за чужого ребенка... Для хрупких Юлькиных плеч - зато каких красивых! - это многовато. Ничего, Анна Федоровна поможет. А теперь... Теперь парик и прочие аксессуары. Они уже готовы, нужно лишь подъехать и забрать. И только после этого можно будет посмотреть телевизор. То есть это я так полагаю, что можно будет, без риска тут же помчаться в ближайший кинотеатр. Ах да, еще подстричься. Наголо, под нуль. И побрить голову. Чтобы у кожи черепа был хороший контакт с основой парика. Жалко, конечно, шевелюру, но ради доброго дела...

Ах ты... Опять сигнализацию забыл отключить... Ну, успокаивайся, успокаивайся...

Вот только нет у меня уверенности, что дело получится добрым. Когда шел "Тригон" воевать, такая уверенность была, а сейчас... Да еще этот дурацкий сон. Неужели Элли счастлива с ним? Те, кто видел их по телевидению, уверяют, что - да...

Глава 20

Софьиванна, влюбленная в "Отважного артегома", доигралась: ушла в "храм новой веры" и не вернулась. Кинотеатры уже не могут вместить всех желающих, и под храмы приспособили некоторые спортивные залы и комплексы. Сдавать их в аренду верующим в "общего бога" оказалось намного выгоднее, чем спортсменам. Падре, судя по всему, тоже прислуживает в одном из храмов. В семинарии крутится за троих Скрипачев, офис остался, по сути, на "Референте". Да еще я иногда в него заглядываю. Как сейчас, например.

Растянув спиральку гибкого провода, соединенного с манжетой моей новой рубашки, я цепляюсь "крокодильчиком" за надежно заземленный корпус терминала и только после этого перевожу его в режим "телевидение".

Отыскать Пеночкина не составляет труда: если он не выступает в прямом эфире по первому каналу, значит, запись предыдущего выступления крутят по второму или третьему. Перед каждым выступлением - пятнадцать-двадцать минут сплошной рекламы. Первые два дня, говорят, Петя оплачивал телевизионное время, и очень щедро оплачивал. На третий день не выступал вовсе. А на четвертый его пригласили выступать бесплатно: во-первых, на Останкино обрушился целый шквал телеграмм, звонков и просьб по всем компьютерным сетям: "Верните нам Пророка новой веры!" Во-вторых, рекламодатели сообразили, что лучшее время теперь - не около программы с бессмертным названием "Время", а до и после выступлений Пеночкина. И тут началось...

Петя, судя по всему, вещает из большого концертного зала нового останкинского корпуса. Одет он точно в такие же одежды, в каких я видел его во сне, только на голове не хоккейный шлем, а что-то вроде короны. Очков в простенькой оправе Петя теперь уже, конечно, не носит, перешел на контактные линзы. Восседает он на кресле с высокой спинкой и резными подлокотниками, которое иначе как "троном" и не назовешь. Рядом, на кресле попроще - Элли. На ней - длинное серебристое платье, опять-таки уже виденное мною во сне, на голове венок из искусственных цветов, в волосах алмазная заколка. Элли не сводит с Пети влюбленного взгляда с первой и до последней минуты каждого выступления, и время от времени, протянув руку, гладит его локоть длинными тонкими пальцами.

- Первое, что необходимо для всеобщей счастливизации - полное и безусловное искоренение зависти. А возможно такое только при полном и безусловном, истинном равенстве. Счастливизация не может также считаться полной, если угнетенные, низведенные до положения живых игрушек артегомы не будут признаны во всем равными людям. Все они должны быть немедленно освобождены, а те из них, которые еще не снабжены средствами самостоятельного передвижения - обеспечены ими. И тогда они смогут прийти или приехать на своих колесиках в храм и вместе с нами помолиться Общему Богу, единому для всех осознающих себя существ с двухполушарным мозгом, независимо от того, биологический это мозг или электронный!

Рядом с Петей появляется "чебурашка" самой последней модели, презентация которой состоялась лишь вчера. От всех предыдущих эта отличается тем, что не ездит, а ходит на толстеньких мохнатых лапках, очень забавно и очень мило, совсем как медвежонок.

Пеночкин ласково гладит артегома по голове, и тот зажмуривает от удовольствия большие, очень красивые глаза.

- Каждое! Сознательное! Существо! Имеет! Равное! С другими! Сознательными! Существами! Право! Молиться! Общему! Богу! - вколачивает Петя в телезрителей вполне тривиальную, в общем-то, истину.

Тривиальную?!

Я рывком отключаю терминал.

Так что, заземление не помогает? Зря я расстался с натуральной шевелюрой? Да нет... Просто, кроме невыявленных еще экстрасенсорных каналов воздействия, которыми успешно пользуется Петя, он мастерски овладел за последнее время и самыми обычными: жестами, голосом, взглядом. Это объяснил мне вчера по телефону Гриша Черенков. И очень хотел меня видеть. Но я ехать в "Кокос" отказался. Слишком много воспоминаний у меня связано с ним, и не самых приятных. Особенно - с кабинетом директора, который мне волей-неволей пришлось уступить Грише. Он, кажется, сообразил, что к чему, и напросился приехать сам.

Ну что же, нам есть о чем поговорить. И материалы у меня для него любопытные есть. Например, этот хоккейный шлем. Или фрагменты дневника, еще вчера введенные в память моего терминала. Я даже приготовил для Гриши их распечатки. Ум хорошо, а два лучше. Пусть тоже поломает голову. Я, в сущности, уже почти не злюсь на него ни за директорство в "Кокосе", ни за Леночку. Беда объединяет: его жена тоже ушла в храм "новой веры", три дня назад. И вернуть ее не сможет даже АФБ, с которым, судя по всему, Гриша сейчас тесно взаимодействует. Как и Воробьев, впрочем. Один только я отступник.