Александр Бушков - Кавалерийская былина

- Нехорошо на гостей-то с револьвером. Гость, он от Бога, - сказал Платон связанному. - Нешто мы в Турции? Ваше благородие, ей-богу, о нем голубые речь и вели. За него вас тогда и приняли, царство ему небесное, ротмистру, умный был, а дурак...

- Да я уж сам вижу, - сказал поручик. - А вот что нам с ним делать, скажи на милость?

- А вы еще раздумываете, господа жандармы? - рассмеялся им в лицо пленник.

- Что-о? - навис над ним поручик Сабуров. - Военных балканской кампании принимаете за голубых крыс?

- Кончайте спектакль, поручик.

И хоть кол ему на голове теши - ничего не добились. Пленный упрямо считал их переодетыми тружениками третьего отделения. Потерявши всякое терпение, матерились и трясли у него перед носом своими бумагами - он ухмылялся и дразнился, попрекая бездарной игрой. Рассказывали все, как есть, про разгромленный постоялый двор, жуткий блин со щупальцами, нелепую и страшную кончину ротмистра Крестовского с нижними чинами отдельного корпуса - как об стенку горох, разве вот в глазах что-то зажигалось. Тупик. Как в горах - шагали-шагали и уперлись рылом в отвесные скалы, и вправо не повернуть, и слева не обойти, нужно возвращаться назад, а время идет, солнышко к закату клонится...

- Да в тую самую богородицу! - взревел Платон. - Будь это басурманский "язык", он бы у меня давно запел, как кот на крыше, а так - что с ним делать? Хоть ремни ему со спины режь - в нас не поверит!

Ясно было, что так оно и есть, - не поверит. Нету пополнения, выходит, и не будет, игра идет при прежнем раскладе с теми же ставками, где у них двойки против козырей... Помирать придется, вот что.

- Ладно, - сказал поручик, чуя страшную опустошенность. - Развязывай его, и тронемся. Время уходит. А еще образованный. Что стал? Выполняй приказ!

Развязали пленника и в молчании взгромоздились на коней. Поручик, отъехав, зашвырнул в лопухи "веблей" и не выдержал, крикнул с мальчишеской обидой:

- Подберешь потом, вояка! А еще нигилист, жандармов он гробит! Тут такая беда...

В горле у него булькнуло, он безнадежно махнул рукой и подхлестнул коня. Темно все было впереди, и умирать не хочется, и отступать нельзя никак, совесть заест; и он не сразу понял, что это ему кричат:

- Господа! Ну, будет! Вернитесь!

Быстрый в движениях нигилист поспешал за ними, смущенно жестикулируя обеими руками. Они враз повернули коней, но постарались особенно не суетиться - чтобы не выглядеть такими уж просителями.

- Приношу извинения, господа, - говорил быстро человек в сером сюртуке. - Обстоятельства жизни... Постоянно находиться в положении загнанного зверя...

- Сам себя, поди, в такое положение и загнал, - буркнул Платон. Неволил кто?

- Неволит Россия, господин казак, - сказал нигилист. - Вернее, Россия в неволе. Под игом увенчанного императорской короной тирана. Народ стонет...

- Это вы бросьте, барин, - хмуро сказал урядник. - Я присягу принимал. Император есть божий помазанник, потому и следует со всем почтением отзываться...

- Ну а вы? - нигилист ухватил Сабурова за рукав помятого полотняника. Вы же - человек, получивший некоторое образование, пусть и одностороннее. Разве вы не осознаете, что Россия стонет под игом непарламентарного правления? Все честные люди обязаны...

Поручик Сабуров уставился в землю, поросшую сочными лопухами. У него было ощущение, что с ним говорят по-китайски, да еще на философские темы.

- Вы, конечно, человек ученый, и многим наукам, это видно, - сказал он неуклюже. - А вот про вас говорят, простите великодушно, что вас наняли жиды да полячишки... Нет, я не к тому, что верю, просто - говорят так...

Нигилист в сером захохотал, запрокидывая голову. Хороший был у него смех, звонкий, искренний, и ничуть не верилось, что этот ладный, ловкий, так похожий на Сабурова человек может запродаться внешним или внутренним врагам, коварно подрывать устои империи за паршивые сребреники. Продавшиеся, в представлении поручика, были скрючившимися субъектами с бегающими глазками, крысиными лицами и жадными пальцами - вроде тех шпионов с турецкой стороны, которых он в прошлом году приказал повесить у дороги и ничуть не маялся по этому поводу угрызениями совести. Нет, те были совершенно другими. А этот, мелькнуло в голове у Сабурова, под виселицу пойдет, подобно полковнику Пестелю. Что же, выходит, есть ему что защищать, выходит, не все закончилось на Сенатской?

- Не надо, - сказал поручик. - Право слово, при других обстоятельствах мне крайне любопытно было бы с вами поговорить. Но положение на театре военных действий отвлеченных разговоров на посторонние темы не терпит... Кстати, как же вас все-таки по батюшке?

- Воропаев, Константин Сергеевич, - быстро сказал нигилист, и что-то навело Сабурова на мысль, что при крещении имя его собеседнику явно давали другое. Ну, да Бог с ним. Нужно же его как-то именовать.

- Значит, вы в самом деле Гартмана... того...

- Подлого сатрапа, который приказал сечь политических заключенных, сказал Воропаев, вздернув подбородок. - Так что можете отличиться, представив по начальству. Между прочим, награда положена...

- Полноте, сударь, - сказал Сабуров. - Мы с Платоном людей по начальству не таскаем. Это уж ваше с ними дело, сами и разбирайтесь, пусть вас тот ловит, кому за это деньги платят... Наше дело - воевать. Представляете, что будет, если эта тварь и далее станет шастать по уезду? Пока власти раскачаются...

- Да уж, власти российские...

- Вот именно, - быстро перебил его поручик, отвлекая от излюбленного, должно быть, нигилистами предмета беседы. - Вы согласны, господин Воропаев, примкнуть к нам в целях истребления данной мерзости?

Воропаев помолчал. Потом сказал:

- Собственно, я не вправе располагать собою для посторонних целей...

- А вы уж как-нибудь расположитесь. Вот вы говорите - народ стонет. Но ведь от этого чуда-юда народ так застонет... Ну?

- Самое смешное, что вы правы, поручик, - сказал Воропаев. - Вечная история - твердить о страдающем народе, но едва только речь зайдет о конкретных поступках, отдельных людях из народа... - Видно было, что он думал о чем-то своем. - Недавняя дискуссия о методах помощи народу как раз вскрыла...

- Вы вот что, барин, - вклинился Платон. - Может, у вас, как у человека умственного, есть соображения, откуда на нас эта казнь египетская свалилась?

- Вот именно, свалилась, - сказал Воропаев. - Очень точное определение. Если желаете, кое-что покажу. Вы позволите, господин командир нашего летучего отряда, взять ружье?

- Даже почел бы необходимым, - сказал Сабуров.

Воропаев взбежал по ступенькам и скрылся в доме.

- Что он, в самом деле бомбой в подполковника? - шепнул Платон.

- Весьма похоже.

- Как бы он в нас из окна не засветил, право слово. Будут одни потроха по веткам болтаться...