Светлана Тулина - Контрадикс по пятницам

— Такая температура тебе подходит?

Он моргнул, подумав.

— Вполне. У нас, конечно, теплее, но влажность другая, так что… А тебе как?

— Потерплю. В крайнем случае — перейду жить на крыльцо. И перестань ругаться, я же вижу, что ты не злишься.

— Я опять чего-то недопонимаю. У вас же нет тональной осмысловки…

— А на фига она нам?.. Чаю хочешь?

— Спать я хочу, вот что…

— Опять?!

Милка потянулась к розетке. Вежливый проследил за ней взглядом. Запаниковал.

— И не вздумай!.. Это естественная реакция… все выздоравливающие много спят!..

— Ты думаешь? — Милка с сомнением оглядела его с ног до головы. Но шнур отложила. Покосившись на неё подозрительно, он натянул пальто на голову. Затих.

Милка вышла на веранду. Поёжилась — голые ноги сразу же покрылись мурашками. Зевнула. Беспокойная, однако, ночка выдалась.

Небо постепенно светлело и обесцвечивалось, высокое и пустое. Лишь на западе можно было углядеть самую упорную и никак не желающую сдаваться звезду. Милка смотрела, как она постепенно растворяется в утреннем мареве, пока не заледенели пальцы. А потом, втянув руки в рукава, ещё раз зевнула…

Тут-то она и вынырнула — золотистая тарелочка, классическая такая, как два опрокинутых друг на друга блюдца. Чиркнула по кронам высоких сосен, скользнула над болотным туманом, на секунду зависла над островом и мягко осела в прошлогоднюю листву. Створка люка втянулась в бортик, ртутными каплями стекли и затвердели ступеньки трапа, и по ним торопливо спустились трое.

И Милка поняла, что сейчас она пойдет спать.

И будет спать долго.

Потому что всё кончилось.

Встала, вяло махнула рукой прилетевшим и вошла в дом.

За порогом остановилась. Нахмурилась. Показалось или нет, что в спину словно бы подтолкнули? Ерунда, они же далеко были.

Далеко…

Свет включать не хотелось. Почему-то сама мысль о нём казалась неприятной. Вежливый спал. Или делал вид. Она не стала выяснять. Прошла мимо. Усмехнулась — тоже мне, сверхцивилизация! А прислали каких-то недомерков…

Стоп.

Кто же посылает в спасательные экспедиции недомерков? Туда же должны элиту выбирать, орлов-гвардейцев, или что там у них… Впрочем, какая ей-то разница? Может, у них всё наоборот. Или какая-то особая раса слуг. Или вообще биороботы…

Ветер холодом мазнул по лицу. Как мокрой кисточкой.

Милка подняла голову.

Один из них стоял на подоконнике, чётким силуэтом на фоне светлеющего окна. Другой — левее, у стола, почти невидимый в темноте. А за спиной, в дверях — третий. Забавно… Теперь, как ни повернись, — один всё равно окажется за спиной… Нет, и правда — забавно… И Вежливый, кстати, вовсе не спит…

Впрочем, теперь уже всё равно. Интересно только — как они его перетащат, такие маленькие?.. Милка им не помощник, слишком устала. Работящие гномики всегда и со всем справляются сами… Маленькие такие и очень славные гномики… Чушь какая лезет в голову. Какие же они гномики? У гномиков бороды и большие красные носы… А вот чего никогда не бывает у гномиков — так это красных светящихся глазок и пушистых кисточек на остреньких ушках…

И сразу же вкрадчиво — а почему ты в этом уверена? Ты ведь их не видела. Гномиков. Сама. Никогда. Почему же ты. Так. Уверена…

Правильно построенная фраза.

И вопрос вроде бы правильный.

Но сна как не бывало, пальцы рефлекторно сжимаются в кулаки, а короткие рыжие волосы на затылке встают дыбом.

Потому что фраза — чужая.

«А кому же понравится, когда в твоей голове…»

— Чего вам надо в моей башке?!!.. — спросила Милка с тихой и почти вкрадчивой яростью. И тут же бешенство хлынуло через край, взрывной волной сметая всё на своём пути:

— ВОН ОТСЮДА!!!

«Ты отсюда такая маленькая, совсем как… а кому они нравятся…»

Мутная звенящая волна — изнутри по височным костям.

— Вон!!! Я кому сказала?!!

Ударила, крутанула в водовороте, вышибая воздух из легких и сдирая кожу — и схлынула.

Милка, тихо пискнув, осела на пол, хватая широко раскрытым ртом воздух мелкими — очень-очень мелкими — порциями. Потому что обожгло всю, и даже дышать стало больно. Словно вдоль каждого нерва продёрнули тоненькую раскалённую проволочку.

Это стремительно выдернулись из-под черепной коробки судорожно поджатые чужие щупальца.

И метнулись в стороны три серые тени на золотистом утреннем фоне.

И хлопнула дверь…

Милка встала, морщась и кусая губы. «Кому приятно, когда в твоей голове…» Копошились каких-то пару минут, а ощущения — как после сотрясения. Тошнит и голова раскалывается…

— Всё в порядке, Вежливый. Они ушли…

Сказала негромко и сквозь зубы, каждое слово гулкой болью отдавалось внутри растрескавшегося черепа, раскалывая его на м-а-аленькие кусочки и так и норовя разбросать эти кусочки куда подальше.

Вежливый молчал.

Смотрел грустно.

В комнате было жарко, но по позвоночнику словно потянуло сквозняком из раскрытого окна.

— Ты что?

— Кортаны не уходят.

— Думаешь — вернутся?

— Кортаны не возвращаются. Они просто есть. Дальше или ближе. Теперь — очень близко.

— Но ведь я же их прогнала!

— Кортанов нельзя прогнать. Они — данность, с которой не спорят. Закон природы.

— Но ведь они ушли!

— Утро. Они никогда не выходят на солнечной стороне. Вы слишком близко к солнцу, много света. Вечером придут снова… Не бойся, ты им не интересна. Примитивный разум… Голова болит?

— Очень.

— Значит, уже пропотрошили и убедились… Не обижайся. Ты не понимаешь, какое это счастье — быть примитивным… Не представлять ни малейшего интереса… Когда им интересно — могут возиться часами. От личности не остаётся ничего… я видел.

— Ты сможешь идти?

— Шутишь?

— Я помогу. Я сильная, ты даже не представляешь, насколько я…

— Не смешно.

— До трассы километров пять… А там — машины. В городе мы тебя так спрячем…

Он молчал. Смотрел сочувственно.

Милка поморщилась. Потёрла лоб, стиснула виски.

Выругалась.

Глубоко задышала, пытаясь немного обмануть боль. Подвигала ушами — раньше помогало. Подёргала себя за короткие волосы. А ведь меньше минуты… И без интереса… даже представить страшно, что будет, если — несколько часов… и — заинтересованно.

— Постой. Ты говорил, они не любят солнца?

— Не солнца. Света.

— Любого света?

— Любого…

— Ха.

В мае ночи черны и беспросветны только на юге. Та ночь, что потихоньку наползала на остров, была мутно-серой, сумеречной, но никак не беспросветной. Впрочем, кортанам вроде как без разницы…