Александр Казанцев - Библиотека фантастики и путешествий в пяти томах. Том 5

Это ощущение усилилось, когда я увидел его вблизи. (Оказывается, он действительно шел ко мне!) Но дело было не в его маленьком росте и затрудненных, казалось, движениях, не в некоторой непропорциональности тела, рук и ног, даже не в крупной шишковатой и совершенно лишенной волос голове… Меня поразил взгляд его больших, умных глаз, измененных диковинными, неимоверно выпуклыми стеклами очков. Они приближали ко мне его огромные, чуть печальные глаза, проникающие в собеседника и все понимающие…

Я мысленно объяснил необыкновенными очками произведенное на меня гостем впечатление и пригласил его сесть.

Положив на стол толстую рукопись, он посмотрел на меня с ласковой улыбкой и, конечно, заметил легкий испуг в моих глазах, может быть, даже понял, что мне приходится читать уж слишком много рукописей и я побаиваюсь их…

– Нет, это не для литконсультации и не для печати, - сказал он.

Я вопросительно посмотрел на него.

– Я знаю, что преждевременно еще говорить о реальном межпланетном полете, о возможном составе экипажа… Хотя, может быть, вам уже досаждают с просьбами. И все же мне хочется уже сейчас заручиться поддержкой вашей секции.

Передо мной стоял не юноша, с ним нельзя было пошутить, нельзя было посоветовать ему изучать области наук, которые понадобятся когда-нибудь астронавту.

Непостижимым путем он понял меня и сказал, что он не астронавт, не геолог, не врач, не инженер, хотя… - он чуть задержал дыхание - хотя и мог бы быть каждым из них. Но все же он рассчитывает на поддержку, хочет быть уверен, что будет включен в состав экипажа первого же корабля, который полетит на Марс, ибо каждый имеет право на… возвращение.

Мне стало не по себе. Вспомнилось, как в 1940 году я читал письмо заведующего универмагом в городе Свердловске, просившего помочь ему вернуться… тоже на Марс! Говорят, во всех других отношениях работник торговли был вполне нормальным человеком.

Посетитель улыбнулся. В глазах его я прочел, что он опять все понял. Черт возьми! Может быть, и в самом деле у них на Марсе разреженная

атмосфера и там давно отказались от передачи мыслей при помощи звуковых волн, то есть сотрясением воздуха. Я поймал себя на том, что не только он, но и я угадываю его мысли… Легче всего было счесть его больным…

– Да, - сказал посетитель. - Первое время я попадал в сумасшедший дом, пока не понял, что бесполезно убеждать людей.

Я размышлял, не его ли письмо я читал когда-то, еще до войны…

Посетитель указал на рукопись:

– Я мог бы написать на русском или английском, французском или голландском, по-немецки, по-китайски или по-японски, пользуясь одной из принятых на Земле письменностей…

Стараясь быть учтивым, я развернул рукопись и нахмурился, увидев страницу, испещренную странными знаками. Что это? Мистификация? Или болезненный симптом?

– Невозможно разумному существу, - продолжал гость, - каково бы оно ни было, придумать в одиночестве неведомый язык со всей его выразительностью и гибкостью, передающий мысли и чувства, даже не вполне понятные людям, невозможно одному разумному существу изобрести письменность для записи всех богатств такого языка. Вы поймете, что написать эту рукопись мог лишь представитель действительно существующего в суровом мире увядания далекого, древнего, мудрого племени…

– Но как это прочесть! - не выдержал я и тотчас увидел за чудесными очками ласковое участие.

– В последнее столетие культура на Земле развивалась взрывоподобно. Пройден путь от осознания закона сохранения энергии до использования энергии вещества, от идолопоклонства до создания машин, умножающих силу мозга, заменяющих его в определенных функциях. Я счастлив, что могу считать себя современником расцвета этой культуры на щедрой и юной планете, которая, обладая достаточной массой, не теряет ни атмосферы, ни воды и которую не ждет увядание.

– И вы думаете, - уже понял я собеседника, - что электронные вычислительные машины смогут расшифровать рукопись?

– Ваши машины прочтут рукопись, и вы поймете, кем она написана.

Я готов был понять, я уже почти понял, кем она написана! Я ощущал нелепость или необычность положения, у меня даже дрожали руки. Кто заинтересуется этой встречей: весь мир или только несколько психиатров?

Через выпуклый хрусталь очков на меня смотрели передающие и читающие мысли глаза. Разве возможна с ними ложь или двоедушие, ханжество или лицемерие!..

Мы расстались с моим посетителем, договорившись встретиться в этой же самой комнате ровно через полгода…

– Постойте! - почти возмущенно сказал штурман Нетаев, подняв свои светлые, расширившиеся сейчас глаза. - А как же рукопись?

В кают-компании зашумели.

– Рассказы о сумасшедших всегда чем-то занимательны, - заметил кто-то.

Нетаев гневно обернулся к говорившему.

– Я думаю, рассказ не окончен, - сказал капитан и выжидательно посмотрел на меня.

– Пожалуй… неокончен, - согласился я. - Ведь я еще встречусь с ним…

– А рукопись у вас? Ее можно посмотреть? - оживился Нетаев.

– Нет. Рукопись не у меня. У рассказа в самом деле есть продолжение. Вскоре после встречи, о которой я рассказал, к нам в Союз писателей приехал замечательный ученый. Его имя с уважением произносят все математики мира. Это интереснейший человек. Ученый нового типа. Статный, высокий, спортивного склада, прекрасный теннисист, шахматист, великолепно знающий литературу… Мы с ним много спорили по литературным вопросам… В советское время шестнадцати лет он поступил в университет. Двадцати лет он уже был кандидатом наук, а двадцати восьми - избран академиком.

– О, я знаю, о ком идет речь! - воскликнул Нетаев.

– Ученый рассказывал нам, писателям, об электронной вычислительной технике. Вы слышали, конечно, о кибернетических машинах, способных не только делать труднейшие математические вычисления, с которыми человек мог бы справиться лишь за несколько поколений, но и решать логические задачи, обладая так называемой электронной памятью, то есть автоматизированным словарем, - переводить с одного языка на другой и даже редактировать сделанный перевод.

Академик, когда я отвозил его домой в своей машине, рассказывал, что сделал дерзкий опыт… Он задал Большой электронно-вычислительной машине Академии наук, которая, между прочим, может неплохо играть в шахматы, решать шахматные задачи (но не этюды, построенные на парадоксах), программу, согласно которой машина должна была угадать сюжет драматического произведения только по одному перечню действующих лиц. Это было очень забавно, но в том случае, когда пьеса попадала серенькая, шаблонная, где все действительно оказывалось расписанным заранее, машина совершенно точно указывала, кто будет плохой, кто хороший, когда доцент обманет студентку, когда благородный профессор вмешается и когда все благополучно кончится…