Станислав Соловьев - С.А.Р.

— Кем разработана Эпоха Селлбе?

— Центром Селлбе.

— Что такое Центр Селлбе?

— Центр планированного самоопределения.

— Какую роль выполняет Центр Селлбе?

— Неизвестно.

— Кто организовал Центр Селлбе?

— Неизвестно.

— Кто возглавляет Центр Селлбе?

— Неизвестно…

Я меня голова кружилась от такого «ознакомления». Больше всего мне надоели слова «нет» и «неизвестно». Если Дальнен хотел меня поставить в тупик — он этого добился. Мне хотелось пройтись по проспекту Искусств. На прощанье? А почему я, собственно, решил прощаться с этим городом, где я провел столько лет?.. Что–то я чувствовал, но попытки понять это «что–то» только вызвали у меня недоумение, раздражение, усталость. Словно я запутался. Словно потерял нить. Перестал видеть будущее…

Я вышел, захватив с собой несколько ураков — попить кофе в какой–нибудь забегаловке, вдыхать запах людей, кухни, наступающей осени. Было уже поздно — повсюду зажглись летающие фонари, мимо проносились автокары. Я увидел афишу Городского театра: новая постановка «Отверженных из Маальма» — лица актеров, даже какая–то знаменитость, отмеченная сезонной премией Большого Маальмена, пытливые глаза, экспрессивные жесты… Я подавил в себе желание пойти на постановку. Во–первых, вряд ли я попаду — все билеты давно раскуплены. А во–вторых — хватит с меня и во–первых. Не знаю, что я хочу и куда иду. Уличные мимы не веселят меня. Девушки в на удивление легких нарядах, словно не замечающие приближение осени, не радуют глаз — даже то эстетическое удовольствие, которое это вызывало у меня, не рождалось в груди, ничего не требовало, не влекло боли, не обещало интереса. Я остановился перед торговым домом Верреганнов, сунул в рот ароматическую палочку — хольменская привычка. В этот момент что–то хлопнуло прямо над ухом, кто–то вскрикнул, оглушенный я невольно присел, оглянулся и успел заметить блестящее хищное тело дорогого автокара. Некоторые люди остановились, кто–то звонил по портативному электрофону, и только тогда я поднял глаза. На стене, в паре сантиметров над головой, зияла выбоина размером с кулак. Электрическое ружье, мощное электроружье, какое носят солдаты Внешней Охраны, — тупо подумал я. Страха я не почувствовал, и потому — испугался. Наверное, у меня здоровые рефлексы — как говорил Дальнен. Не помню, как оказался у себя в номере. Я сидел на спальной кушетке и сжимал в руке наушник электрофона. Куда–то звонил? Кто–то не сильно постучал в дверь. Я весь съежился, но потом решил, что это мальчишество, глупость и открыл ее. Гостиничная прислуга попросила переключить электрофон на параллельный режим — кто–то мне звонит по каналу правительственной связи.

— Вы меня слышите, сударь? — прислуга была обеспокоена. Вид, наверное, у меня был неважный.

— Да, я слышу. Хорошо.

Я закрыл дверь. Потом опять сел на кушетку и переключился. Прямо в ухо кто–то сказал обеспокоенным голосом:

— Это он, можете говорить.

— Кто это? — сказал я в наушник. До чего же я глупый, когда пугаюсь!

— Это Леваннен?.. С вами говорит Дальнен. Как вы себя чувствуете?

— Нор… нормально, — врал я самым откровенным образом.

— Мы все знаем. Не беспокойтесь. Значит так. Никуда не выходите. Никому не звоните. Деактивируйте окно. Заприте дверь. Через несколько минут в фойе будет дежурить наш человек. Вы меня понимаете?

— Да, да. Понимаю, — ничего я не понимал.

— Хорошо, — в голосе Дальнена сквозило сомнение.

— Что это было?

— Это покушение, магистр, — он произнес слово «покушение» настолько спокойно, что у меня пересохло в горле. Судя по голосу, Дальнена покушениями не удивишь.

— Поч–чему покушение?

— Вы меня хорошо слышите, магистр? — было слышно, как Дальнен раздражается. Наверное, он давно не встречал историков Ти — Сарата, испугавшихся террористов.

— А почему вы решили?..

— А кто вам сказал, что я излагаю собственные предположения?!

— Я не…

— Завтра утром, — как ни в чем не бывало продолжал Дальнен, — скажем, в девять ноль–ноль, вы сядете в то такси, что будет ждать у входа. Вас привезут к центральному зданию Центра. Вы слышите?

— Да, я понял.

— Вы подниметесь сразу к директору Центра, где я буду вас ждать. Там вы получите дальнейшие инструкции. Вы меня хорошо поняли?

— Да.

— Хорошо.

— До свидания, — сказал я наушнику электрофона. Наушник прошелестел и замолк.

Я прижался лбом к стене. Электрофон продолжал гудеть у меня в руках — я забыл его отключить, но мне было все равно. Что–то происходило вокруг моей скромной персоны — но что? Покушение на проспекте Искусств. Лийо, когда на проспекте Искусств происходил последний террористический акт? Лет двадцать назад — подсказала автоматически память. Неудавшаяся акция ячейки «Движения за объединение Хохерена» — подпольного ответвления Боевой организации Зарубежной секции САТТ. Был ранен один из дипломатов Южного Хохерена, аккредитованный при Торговой палате Сит — Хольмена. Ему ампутировали правую ногу. Пострадал еще один человек — случайный прохожий. Совет Сюзеренитета Южного Хохерена огласил ноту протеста и отозвал своих представителей из Хольменского Содружества. Работники Внутренней Охраны арестовали шестерых — трое из них оказались гражданами КАЗ-САТТ… Значит, по прошествии двадцати лет новое покушение. На кого? На старшего магистра Школы Ти — Сарата, Ведущего проекта «Историометрические исследования Харраменских Общин»? Чушь какая–то. Я сильно сомневался, что какая–то экстремистская организация будет убивать историков Ти — Сарата за благонравные и никому не нужные в Центральных Сообществах деревни Хвойного Края. Или просто — потому что я принадлежу Школе Ти — Сарата? Глупость, глупость. Нападения на наших единоверцев и сослуживцев происходили — это правда. Только в тех странах, где отсутствовала политическая стабильность. Но в Сит — Хольмене… Значит, это из–за сегодняшнего разговора. Почему? КАЗ-САТТ? Немыслимые С. А.Р? Восточная Конфедерация?.. У меня голова шла кругом. Это было нереально. Это было смешно, страшно, глупо. Если бы Дальнен и его подчиненные знали, что Лийо Леваннену грозит опасность — неужели не предприняли никаких мер? Значит, что–то изменилось. Что–то произошло. Но что — мне ни Дальнен, ни кто–то другой не скажет. Я ввязался в странную историю. Мягко сказано «странная». От тяжелого электрофона затекла рука, и я его отключил. Взял из шкафчика бутылку букнерекской «сухой воды» — когда–то я купил ее, но уже не помню для чего. На годовщину со дня гибели Огена?.. Какая разница, право. Я налил себе полный стакан, сделал глоток. Бесцветная жидкость обожгла мне рот, вспорола легкие невидимым острым ножом, я подавился, закашлялся и вылил остаток в раковину.