Роберт Сойер - Мнемоскан

Я достал с заднего сиденья дорожную сумку с вещами, которые мне понадобятся на время моего пребывания здесь, в «Иммортекс», и быстро пошёл к входной двери, чувствуя, что уже начинаю потеть. Вот ещё одно преимущество искусственного тела: оно не потеет, как конь. Впрочем, сегодня я, вероятно, потел бы и в прохладный день — я сильно нервничал. Я прошёл через вращающуюся стеклянную дверь и глубоко вдохнул прохладный кондиционированный воздух. После этого я представился сидевшей за длинным гранитным столом секретарше.

— Здравствуйте, — сказал я, удивившись тому, как пересохло у меня во рту. — Я Джейкоб Салливан.

Секретарша была молода и симпатична. Мне было привычнее видеть на таких должностях мужчин, но клиенты «Иммортекс» выросли в прошлом веке и привыкли к тому, чтобы на входе их встречала вот такая вот красотка. Она сверилась с висящим перед ней в воздухе голоэкраном.

— Ах, да. Боюсь, вы пришли немного раньше; они ещё калибруют оборудование. — Она оглядела мою сумку. — Багаж на Луну у вас тоже с собой?

Слова, которые, как я думал, не услышу никогда в жизни.

— В машине, в багажнике, — ответил я.

— Вам разъяснили ограничения по весу? Конечно, вы можете взять больше, но излишек надо будет оплатить, и он может не попасть на сегодняшний рейс.

— Нет, с этим всё в порядке. Я решил много с собой не брать. Так — несколько смен белья.

— Вы не будете скучать по своим старым вещам, — сказала женщина. — Верхний Эдем — это просто сказка, и там найдётся всё, что вам может понадобиться.

— Вы там были?

— Я? Нет, пока нет. Но, знаете ли, через несколько десятков лет…

— Правда? Планируете сделать мнемоскан?

— О, конечно. У «Иммортекс» отличные страховые программы для сотрудников. Компания помогает вам накопить на оплату процедуры и содержание оригинала на Луне.

— Ну… гмм… значит, там и увидимся?

Женщина засмеялась.

— Мне двадцать два, мистер Салливан. Не хочу вас обидеть, но я буду огорчена, если снова вас увижу раньше, чем лет через шестьдесят.

Я улыбнулся.

— Будем считать, что свидание назначено.

Она указала на роскошно обставленное фойе.

— Не подождёте пока здесь? Мы заберём ваш багаж позже. Фургон из аэропорта придёт ближе к вечеру.

Я снова улыбнулся и отошёл.

— Ого, какие люди! — услышал я голос с южным акцентом.

— Карен! — воскликнул я, глядя на седую старушку. — Как у вас дела?

— Надеюсь вскорости выйти из себя.

Я засмеялся и почувствовал, как кружащиеся в желудке бабочки понемногу успокаиваются.

— Так что вас сюда привело? — спросила Карен.

Я сел напротив неё.

— Я… ох. Я вам так и не сказал? У меня есть одна проблема — называется «артериовенозная мальформация»; непорядок с кровеносными сосудами в мозгу. Я… в тот вечер я примерял процедуру на себя.

— Я что-то такое и подумала, — сказала Карен. — И вы, очевидно, решили её пройти. — Я кивнул. — Что ж, отлично.

— Простите, — сказала подошедшая к нам секретарша. — Мистер Салливан, вы не хотите чего-нибудь выпить?

— Э-э… да. Кофе? Двойной с двойным сахаром.

— Перед сканированием вам можно только кофе без кофеина. Вас устроит?

— Конечно.

— А вы, миз Бесарян, — спросила секретарша, — хотите чего-нибудь ещё?

— Нет, спасибо.

Секретарша удалилась.

— Бесарян? — повторил я с внезапно заколотившимся сердцем. — Карен Бесарян?

Карен улыбнулась своей асимметричной улыбкой.

— Да, это я.

— Вы написали «Диномир»?

— Да.

— «Диномир». «Возвращение в Диномир». «Возрождение Диномира». Вы всё это написали?

— Да, написала.

— Вау. — Я помолчал, пытаясь придумать, что ещё можно сказать, но не смог. — Вау.

— Спасибо.

— Я любил эти книжки.

— Спасибо.

— Нет, я правда их обожал. Впрочем, думаю, вам такое часто говорят.

Её морщинистое лицо сморщилось ещё больше, когда она улыбнулась.

— Но мне это никогда не надоедает.

— Нет, нет. Конечно, нет. У меня даже есть бумажные издания этих книг — так они мне нравятся. Вы предполагали, что их будет ждать такой успех?

— Я даже не предполагала, что их когда-нибудь издадут. Для меня их успех стал такой же неожиданностью, как и для любого другого.

— Что, по-вашему, сделало их такими хитами?

Она шевельнула костлявыми плечами.

— Об этом не мне судить.

— Я думаю, то, что они интересны и детям, и взрослым, — сказал я. — Как «Гарри Поттер».

— Я, без сомнения, многим обязана Джоан Роулинг.

— Ваши книги совершенно непохожи на её, но у них такая же широкая аудитория.

— «В поисках Немо» встречается с «Гарри Поттером» в «Парке юрского периода» — так написали в «Нью-Йорк Таймс», когда вышла первая книга. Антропоморфные животные: мои разумные динозавры, похоже, пришлись публике по душе так же, как и те говорящие рыбы.

— А что вы думаете об экранизациях своих книг?

— О, я их обожаю, — сказала Карен. — Они просто восхитительны. К счастью, фильмы по моим книгам снимали после «Гарри Поттеров» и «Властелина колец». Раньше студии приобретали права на экранизацию лишь для того, чтобы выпотрошить книгу; фильм мог не иметь с книгой ничего общего. Но после «Гарри Поттеров» и фильмов по Толкиену они осознали, что существует ещё бо́льший рынок для точных экранизаций. Теперь публика недовольна, когда не находит в фильме любимой сцены или когда запомнившаяся реплика в диалоге оказывается изменена.

— Не могу поверить, что вот так вот разговариваю с создательницей принца Чешу́я.

Она снова улыбнулась одной стороной лица.

— Каждый должен где-то быть.

— Принц Чешуй — это такой убедительный персонаж! Кто был его прототипом?

— Никто, — ответила Карен. — Я его выдумала.

Я покачал головой.

— Нет, нет — я хочу сказать, кто вдохновил вас на его создание?

— Никто. Это продукт моего воображения.

Я понимающе кивнул.

— А, ну ладно. Не хотите говорить. Боитесь, что он вас засудит, да?

Карен нахмурилась.

— Нет, ничего подобного. Принц Чешуй не существует, он не настоящий, и его образ не основан ни на ком реально существующем и не является пародией. Я просто его выдумала.

Я посмотрел на неё, но ничего не сказал.

— Вы мне не верите, не так ли? — спросила Карен.

— Я не стал бы так говорить, но…

Она покачала головой.

— Людям непременно хочется, чтобы писатели выводили своих персонажей из реальных прототипов, и чтобы описанные ими события каким-то завуалированным образом происходили на самом деле.

— Ах, — сказал я. — Простите. Я… я думаю, это своего рода эгоизм. Я не могу представить себя сочиняющим достойную публикации историю, так что я не верю, что другие на это способны. Такой талант вызывает в остальных чувство неполноценности.