Адам Робертс - Соль

Мои офицеры хорошо вымуштрованы, и они смогли скрыть отвращение, но прибыть с дипломатической миссией, не приняв предварительно душ, это неслыханно! Представлять свой народ, издавая запах гниющего мяса! Мы снабдили алсианина мылом и шампунями, только они мало помогли делу. Мы также предоставили ему чистую одежду (бесплатно!). На все это он ничего не сказал. С его губ не слетело ни единого слова благодарности.

Он смел предложенное угощение, как будто на борту его корабля недоставало пищи и питья. Хотя, может, на самом деле так и было: алсиане не приучены к учету своих запасов. Церелем хрюкал, фыркал и чавкал, в то время как мы пытались построить вежливый разговор. Все это напоминало визит слегка дрессированного орангутанга, а вовсе не человека.

Младшие офицеры теряли терпение, они все-таки военные, и кровь их горяча, как бы дисциплинированы они ни были, ребята чувствовали, что их и «Сенар» намеренно оскорбляют.

— Господин Церелем, — начал я. — Спасибо, что приняли наше угощение.

Я не пытался пристыдить его, просто напоминал о проявленной нами щедрости. Свежую еду и настоящий алкоголь нелегко хранить и перевозить на космическом корабле, их не выдают людям каждый день.

Он ничего не ответил. Благодарность чужда алсианской природе.

Я объявил общее решение флота относительно его команды, принятое на совещании, где представители «Алса» отсутствовали только потому, что у них не существовало командного состава и, следовательно, никто не держал связь по видеофону с капитанами. Он зарычал, приподняв верхнюю губу, как животное. На зубах виднелись пятна. Наверняка алсиане часто употребляли алкоголь — утверждают, что питье водки — часть их культуры! — и еще определенный вид растений, который жуют для появления наркотического эффекта. Возможно, Церелем находился под влиянием наркотика в тот момент.

Я уверял его, что наш интерес вызван сочувствием к их проблемам, что мы не пытаемся вмешиваться во внутренние дела алсиан, но не можем спокойно смотреть, как подвергается опасности весь флот.

В ответ на это Петя закашлял или засмеялся, а может, и вообще залаял.

— Меня это не касается, — огрызнулся Церелем.

В этой фразе выразилась философия всех алсиан: общество не несет ответственности за действия индивида. Теперь вы, наверное, начинаете понимать, почему так трудно разгадать эту нацию, почему война между нами неизбежна.

Я пересказал решение совета. На «Алсе» надо создать правительство, ввести своего рода жесткую социальную структуру, чтобы предотвратить возможные потрясения в обществе. Петя никак не отреагировал, но я продолжал настаивать: оставалось всего несколько месяцев до окончания периода ускорения, а потом почти вся команда погрузится в транс и в управлении отпадет необходимость. Кроме того, сильное правительство поможет справиться с некоторыми проблемами. До нас доходили слухи о большом количестве суицидов на «Алсе» и об общем негативном настрое экипажа.

Казалось, последний аргумент поразил его.

— Допускаю, что именно из-за наличия строгой управлений системы у вас очень мало самоубийств, мало случаев корабельного сумасшествия, капитан, — признал он. — Но мы не признаем ограничений свободы.

— И не отступитесь от своего мнения, даже если на карту, будет поставлена ваша жизнь? Жизнь вашей команды, всего флота.

— Это ничто для меня.

Один из моих офицеров заметил, что дисциплина важна не только на корабле, но и при постройке города, цивилизации в новом мире. Церелем нахмурился, а затем, честное слово, начал ковырять в носу, как невоспитанный ребенок. Он поскреб бритый затылок с такой силой, как будто пытался разодрать его в кровь. Потом сплюнул на ладонь и — противно даже говорить — вытер ее о рукав.

— У вас нет души, — заявил он. — Вы не поймете.

Во всяком случае, никто из моих людей не стал бы подвергать опасности весь флот, как это сделали алсиане.

После этих слов Петя залпом осушил свой бокал и встал покачиваясь. Я попытался успокоить техника. Некоторые младшие офицеры еле сдерживались, чтобы не ударить его, и их можно понять, помня обо всех расчетливых оскорблениях, нанесенных «Сенару». И все же я постарался утихомирить Церелема, объясняя, что мы хотим только мирно долететь до места назначения.

Он стоял и смотрел на меня сверху вниз. Последовала неловкая пауза. Я решился использовать данную мне власть.

— Сядьте, техник, — проговорил я твердо, но не грубо.

Эффект получился поразительный: он повиновался как собака[4], почти бездумно.

— Наш интерес к вашему кораблю вызван не только заботой обо всем флоте, — продолжил я. — Даже если вы сами не помните, то мы не забыли, что на борту «Алса» находится двадцать один сенарец — дети, зачатые от наших мужчин и удерживаемые вдали от дома.

— Не моя проблема, — упрямо повторил он.

— Возможно, вам это неинтересно, но мы заботимся о благополучии своих людей, — разозлился я. — Мы не бросаем товарища, тем более маленького ребенка, который не в состоянии позаботиться о себе. Мы настаиваем на следующем: во-первых, примите соответствующие меры против совершения дальнейших преступлений вашими не совсем здоровыми приятелями. Во-вторых, проследите, чтобы двадцать один ребенок благополучно достиг совершеннолетия и затем мог беспрепятственно вернуться домой. На «Сенар».

Петя, казалось, застрял на слове «преступления», которому не было места в алсианской концепции бытия. Он хмурился, тщетно пытаясь понять смысл. Вы видите, как мало внимания они уделяют Библии.

— Я также вынужден настаивать на том, чтобы отцам дали право навещать детей вплоть до периода погружения в транс, — продолжил я, — и после прибытия на планету.

Это предложение удивило его не меньше.

— Ваши люди могут видеться с детьми, если матери не против, я не могу решать за матерей.

— Мы должны создать орган, который бы сдерживал эгоистические побуждения матерей, если они начнут противиться… — начал было я, но по непонятным мне причинам Церелем вдруг вскочил на ноги.

Казалось, Петя пребывал в ярости.

Младшие офицеры подались вперед, чтобы не подпустить его ко мне, и он трусливо попятился. Я стоял на месте:

— В чем дело?

Вместо ответа техник плюнул на пол.

Некоторые говорят, я должен был заключить его в тюрьму на «Сенаре» за оскорбление, а позже использовать как заложника в переговорах с «Алсом». Но вряд ли такой ход возымел бы действие, он противоречит природе алсиан. Каждый заботится только о себе, никого не волнует потеря товарища. Может, мне все же и следовало задержать его. Знай я тогда все наперед, незамедлительно так и поступил бы, избавив всех от больших неприятностей.