Юрий Нестеренко - Приговор

плоть, звучат крики боли и ярости, и воздух пахнет гарью и кровью…

Может быть, этот лесной край и есть то место, которое я тщетно ищу уже

много лет в своих бессмысленных скитаниях по корчащейся в агонии

Империи? Тридцать миль от ближайшего города, а кажется, что и все

триста… ну и что? "Лес прокормит человека, который его понимает."

Но война приходила и сюда. Через этот самый лес шли люди,

вырезавшие всю семью Эвьет. Шли, не обращая внимая на красоту вокруг;

пот тек по их грязным телам под грубыми куртками, вызывая зуд, и они

непотребно ругались из-за того, что доспехи мешают чесаться. Шли, ломая

ветки, вытаптывая тяжелыми сапогами траву, сплевывая сквозь гнилые зубы,

подбадривали себя рассуждениями, есть ли в замке женщины, и похабно

ржали, расписывая друг другу, что они с ними сделают. Плевали желтой

слюной на ладони, брались за топоры, рубили деревья, чтобы сделать

таран, потом, краснея, натужно кряхтя и звучно отравляя воздух кишечными

газами, волокли громоздкую махину к воротам. Потом…

И все это еще может повториться. Очень даже запросто может. Не

регулярная армия, так банда разбойников — а впрочем, велика ли между

ними разница?

Эвьет вдруг остановилась и наклонилась. Я подумал, что здесь

находится одна из ее ловушек, но она опустилась на четвереньки и словно

бы даже принюхалась к земле.

— Что там? — заинтересовался я.

— Видишь следы?

— Где?

— Да вот же!

Я, разумеется, ничего не видел, пока не встал на колени и не

нагнулся, почти коснувшись лицом травы — но и тогда Эвелине пришлось

показать пальцем, прежде чем там, где трава была пореже, я различил на

мягкой земле нечто, похожее на отпечаток лапы большой собаки.

— Волк, — спокойно сообщила девочка, даже и не думая хвататься за

арбалет. — Крупный самец. Недавно здесь проходил, наверное, с охоты

возвращался.

— Ты уверена, что с охоты, а не на охоту? — я с беспокойством

огляделся по сторонам.

— Конечно. Видишь, как пальцы отпечатались — глубоко и ровно. Шел

сытый, никуда не спешил. А ты что, волка испугался? — рассмеялась она.

— Мне-то, положим, бояться нечего, — ответил я, несколько задетый

ее смехом. — Со взрослым вооруженным мужчиной ему не справиться. А вот

ты, по-моему, ведешь себя легкомысленно. Арбалет, конечно, хорошо бьет,

но его перезаряжать долго. А где один, может быть и стая. И потом, мне

не нравится, что я оставил без присмотра коня во дворе замка.

— Да говорю же тебе — они сейчас сытые, — Эвьет выпрямилась и

отряхнула ладошки. — Летом в лесу полно еды. Не тронут они ни нас, ни

твоего коня. Они в замок вообще не заходят. Знают, что там мое логово. У

нас с ними как бы уговор: я их не трогаю, а они меня. Иногда, правда,

бывает, что мою добычу из силков утаскивают. Но я не обижаюсь: все-таки

лес — их территория. Хотя по закону он и мой…

— Но ты говорила, что убила волка.

— Да. Одного. Потому что мне нужна была теплая шкура. Но больше я

никому из них зла не делала.

— А могла? Встречалась с ними в лесу?

— Бывало.

— Летом?

— И зимой тоже.

— И что?

— Ничего, как видишь. Посмотрели друг другу в глаза и разошлись.

Зверь не станет нападать на человека, если видит, что тот не боится, но

и сам нападать не собирается. Не ты ли сам говорил, что животным не

свойственно бессмысленное насилие?

— Да, но все-таки зверь есть зверь. И если он голоден…

— Ну, местные волки знают, что человек может убить. Все-таки мой

род охотился в этих местах не одно столетие. Но меня, думаю, они просто

уважают. Принимают, как равную.

— Вот как?

— А ты не иронизируй. Они знают, что я убила того, первого. Не

просто хожу зимой в его шкуре, а убила сама — запах его крови рядом с

запахом моих следов, а у них знаешь какое обоняние? Еще лучше, чем у

собак! Но знают и то, что больше я никого не трогаю. Поэтому они

признают, что я победила его в честном бою и по праву заняла его место.

— Они тебе это сами сказали?

— Опять ты смеешься! Волки, между прочим, очень умные. Ты

когда-нибудь слушал, как они поют?

— Воют? Да, доводилось.

— Воют влюбленные кретины под окнами. Был тут один по соседству,

все приезжал сестре свои дурацкие серенады петь, пока отец не пригрозил,

что собак на него спустит. Потом сгинул куда-то — не то на войне, не то

просто надоело… А сестра его и замечать не хотела, а как он пропал — в

слезы… дура. А волки — они поют! Ты, небось, слышал, да не слушал. А

если прислушаться, понятно, что у них целый язык. И они, на самом деле,

так разговаривают. Новости друг другу сообщают.

— Может, ты скажешь, что и язык их понимаешь?

— Нет, — вздохнула Эвьет, — хотя хотелось бы.

— Кстати, а что стало с вашими собаками?

— Их увели, как и лошадей. Они же породистые, денег стоят. Одну

убили, наверное, кусалась слишком сильно… Ага!

Последнее восклицание относилось к тетереву, который затрепыхался

при нашем приближении, но взлететь не смог, ибо уже успел стать жертвой

силка. Эвьет взяла птицу и будничным движением свернула ей шею, а затем

подвесила добычу к своему импровизированному поясу.

Следующие две ловушки, однако, оказались пустыми, но их мы

проверили больше для проформы — в такую теплую погоду мясо все равно

нельзя долго хранить. Затем Эвьет завела меня в малинник; кусты были

усеяны сочными крупными ягодами, и мы с удовольствием угостились. Тем

временем я уже начал воплощать в жизнь свое решение научить Эвьет

кое-чему полезному, причем не без практической отдачи — я описал ей,

какие травы мне нужны и от чего они помогают, а она припомнила, что

такие действительно растут в этом лесу, и показала мне пару полянок, где

я смог пополнить свои запасы. В общем, мы вернулись в замок довольные и

нагруженные трофеями. Птицу, конечно, надо было еще ощипать и зажарить;

к тому времени, как мы подкрепились более существенным образом, чем в

малиннике, и сложили оставшееся мясо мне в котомку, солнце уже

подбиралось к полудню.

— Ну, пора ехать, — решительно объявил я. — Что ты хочешь взять с

собой?

— Кроме арбалета и ножа, в общем-то и нечего, — пожала плечами

Эвьет. — Волчью шкуру только жаль тут бросать.

— Ладно, тащи ее сюда, — решил я; в смутные времена не стоит

отказываться от вещи, которую потом можно будет продать или обменять. -