Карантин - Вероника Батхен

даже креста на могиле нет. Ждать пришлось долго, луна успела подняться и спрятаться за домами, Махорка озяб и клевал носом. Наконец раздался рокот мотора – кореша-рабочие подъехали на допотопной серой «Волге» и припарковались у траншеи. Ящик они подымали на веревках чуть ли не час, дважды груз срывался и падал в яму. Махорка уже подумывал, не предложить ли помощь, но с третьего раза груз оказался на поверхности и кое-как влез на заднее сиденье машины. Вот и славно! Челноки маленькие, гаражей там и сотни не наберется. Сперва так обойду, вдруг повезет «на нахалку», а нет так поутру поспрошаю у мужиков … и готово. Сами все расскажут и покажут.

До Челноков пешком – минут сорок хорошим шагом. Обыкновенно Махорка тащился час, кашляя и задыхаясь, но нынче ночью азарт добычи словно омолодил его. Шаркающая походка бомжа сделалась по-кошачьи упругой, дыхание выровнялось, даже зрение стало острее. Не хватало ПБ, боевого ножа и приказа по части. Но нынче Махорка был сам себе командир и вряд ли кто из парней одобрил бы его вылазку.

Челноки давно спали, кое-где перелаивались собаки, ухали сычики, пару раз проезжали припозднившиеся такси. Осмотр Махорка решил начать с дальних гаражей, у самого выезда, дальше пойти по кварталу зигзагом до Щебетовского переулка. А ту сторону дороги оставить на завтра – все равно далеко не уедут, дятлы. 

Дальний квартал гаражей подле сотого дома был чист. Из-за одной двери доносилось позвякивание гитары, веселая болтовня молодых голосов, оттуда явственно тянуло марихуаной. Из-за другой стонали и всхлипывали – кому-то доставляли нешуточное удовольствие. Но никаких знаков дележки клада.

Квартал у сто шестого дома тоже не обрадовал Махорку – там не нашлось вообще никого, кроме пары настырных шавок. И рядок подле сто десятого дома пустовал – тишь да гладь. Ни души. А времени между тем – пятый час, ещё часок и пора сворачивать поиски, народ потянется на работу. Перебравшись через пару древних, протухших луж, Махорка вернулся к девяносто четвертому дому – такой же безликой, серой, длинной пятиэтажке, как и большинство домов в районе. Десяток жестяных ангаров выстроились рядком, два отстояли поодаль. Тишина стояла глухая, мертвая. Но луч тусклого, желтоватого света пробивался сквозь приоткрытую дверь углового гаража.

Подкравшись к входу, Махорка прислушался и надел перчатки – ни словечка, ни дыхания. Только запах – бензин, резина и ещё что-то, резкое и знакомое. Дверь подалась легко – хозяин заботливо её смазывал. Больше, правда не будет. 

Ящик с резной крышкой оказался вскрыт, внутри лежал мумифицированный труп с рыжими патлами, прикрытый истлевшим бархатом, и заляпанный красным. Ещё два тела валялись на полу, словно мусор. Кровь заливала пол, забрызгала гроб, инструменты и даже стены – один из работяг упокоил кореша топором, а второй по ходу успел выстрелить из дедовского обреза. Кучка золота на верстаке поблескивала при свете лампочки. Махорка стыдливо перекрестился, потом осторожно подошел к верстаку, огибая темные лужи. Кольца с камушками, несколько толстых цепей, два чеканных браслета, витой, разукрашенный обруч – или корона? Непростой человек спал в гробу, ой непростой.

Синеватый блеск самоцветов притягивал взгляд, Махорка для порядка обтер корону рукавом, залюбовался игрой света. Потом примерил обруч на потную плешь – мы, Николай Вторый! А если не продавать, спрятать на черный день? Добра ж до конца жизни хватит, даже если забрать не все. Тогда и менты не придерутся – не было, мол, ограбления, сами поубивали друг друга за золотишко. Сунув корону в необъятный карман бушлата, Махорка стал перебирать кольца – печатку со змеем, рубиновый перстень, аметистовое… Негромкий скрипучий звук остановил его. Труп сел в гробу, раскрыл живые, пронзительно-зеленые глаза, костлявой рукой обтер с лица кровь и медленно облизал пальцы. Махорка увидел, что это женщина, но рассматривать дальше не стал – спиной вперед вылетел из гаража и со всех ног припустился подальше. 

До вечера он отсиживался в своем вагончике на Гарнаева, опустошил все заначки, но так и не смог ни заснуть, ни опьянеть. К вечеру, гонимый жаждой, испуганный и злой Махорка выбрался к ближнему «Пуду» - пока продают спиртное, настрелять денежки и прикупить бы водочки, смыть кошмар. Тут-то и захрипела сирена – беда, беда! Граждане, соблюдайте спокойствие и порядок! Нет бы сразу бежать, убираться ко всем чертям из города. Но тяжелое опьянение наконец-то накрыло тело, отключило усталый мозг. 

Махорка проспал до рассвета прямиком на полу, на груде старья. И проснулся от воя собак – казалось, все псы города хором оплакивали чью-то смерть. Собрать имущество не заняло много времени – походный «сидор», паспорта, русский и украинский, военный билет, последняя не проданная ещё медаль, манерка, фляжка, буханка, пакет крупы, плащ-палатка, мерзавчик водки, второй нож – и поковыляли, трать-тарарать! И корона. При свете дня узорчатый обруч, унизанный голубыми и фиолетовыми камнями, показался Махорке ещё краше. Уехать на материк тишком, распилить на кусочки, посдавать в ломбарды в разных местах. И зажить по-человечески – куча золота большие деньги, на пару лет хватит, если не шиковать, а там, глядишь, что и сладится.

Оцепления следовало ожидать. Но Махорка был не дурак переть в лоб, и туман, окутавший город, был ему только на руку. Через тропы по склону Тепе-Оба он поднялся на Портовик – бывший дачный поселок, заселенный нынче москвичами, горе-художниками и волосатым наркоманским хипьем. Дачки-развалюхи выглядели на удивление мирно, разношерстные обитатели копались в огородиках, обрезали деревья, малевали картинки на стенах. Кое-где над крышами подымался дымок, тянуло съестным духом. И верно – сирену не слышно, интернета здесь нет и радио скорей всего тоже. Пара детишек в цветных дурацких одежках игралась в саду, кидалась друг в дружку пестрыми листьями. Бежать вам надо, трам-парарам, бежать отсюда! Но в дурную годину каждый сам за себя.

От Портовика тропы шли к белым Куполам, перевалу и склону, заросшему сосновым, высаженным полвека назад лесом. Спустился с горы, миновал Рассвет, поднялся на склон ещё раз – и коктебельская трасса. Автобус от Наниково могли и отменить, придется пехом до Щебетовки. Там сидит старый кореш, за которым старый должок – вывезет до Керчи и баста, в расчете. Будем жить.

Спуск в долину оказался несложен. Внизу, у трассы, пасся табун лошадей, утреннее солнце подсвечивало рыжие гривы и умные, терпеливые морды. На шоссе, у бетонной остановки и съезда никого не было. Прячась за лошадиными крупами, Махорка пересек трассу, затем спустился в овраг, поросший ежевикой. Ещё немного, километра четыре…

- Эй, друг! Помоги по-братски!

Козьи морды