Вдовья трава - Елена Воздвиженская

Кати, – Неужели утюг не выключила? Или дверь запереть забыла? После праздников голова совсем не работает, ещё не включилась в рабочий ритм.

– Да, баба Катя! – сняла я трубку.

– Ох, Риточка, как сказать-то, деточка….

Баба Катя замолчала, голос её дрожал. Сердце моё ухнуло вниз – ну, точно что-то случилось. В висках застучало – что, что?

– Баб Кать, не молчи, ради Бога, что там произошло? Затопили мы кого-то? Горим? Что?

– Я на балкон сейчас вышла, рассаду-то свою полить. Ой, не знаю, как сказать тебе…

– Да говори уже, баб Кать!!

– Слышу, в школе ухнуло что-то, бухнуло… Господи, гляжу люди бегут к школе, а оттуда, из окон-то, дети стали прыгать. Что-то происходит там, Риточка, приезжай скорее!

Я услышала, как баба Катя заплакала в голос, и почувствовала, что мои ноги становятся ватными, и я оседаю на пол.

– Ритка, ты чего? – испуганно подхватила меня коллега Наташа, – Девчонки, воды принесите!

Когда я выпила воды, то ясность мыслей вернулась ко мне, и в голове прояснилось. Нужно срочно ехать в школу!

– Девчонки, скажите Руслану Робертовичу, что я в школу, случилось что-то.

– Господи… Езжай, езжай, конечно. Что там такое?

Девчонки в кабинете встревоженно загудели, а я, уже не слушая их, перескакивая через две ступеньки, неслась вниз к парковке. Подвернула ногу, каблук сломался, да и пёс с ним. Я сняла туфли и бросила их в машину, повернула ключ зажигания, руки тряслись.

– Так, надо успокоиться, – сказала я себе, глянув в зеркало заднего вида, – Ты так чего доброго ещё в людей влетишь. Всё, тс-с-с, поехали.

Я глубоко вдохнула и выдохнула, а после нажала на педаль газа, стараясь сдерживаться и не давить по полной. Внутри нарастала паника.

***

К счастью, пробок на дорогах не было, но мне казалось, что я собрала все светофоры, или мне так виделось оттого, что не было сил терпеть из-за неизвестности происходящего и ползучего, противного чувства страха, взявшего ледяной рукой меня за горло. Было трудно дышать. Я ничего не соображала, лишь работала автоматика: так, пешеходка – стоп, так, светофор – ждём, так, поворот – включаем поворотник. Всё это время я безуспешно пыталась дозвониться до сына, который сейчас находился там, в этой самой школе.

– Возьми же трубку, Артурик, – молила я, понимая, что сейчас по сути время урока, и телефон сына стоит на беззвучном режиме, сама же его всегда ругала за то что на уроках сидит в телефоне. Вот только на прошлой неделе учительница снова жаловалась на это.

– Он просто на уроке, – успокаивала я сама себя, – Поэтому и не берёт трубку. Всё хорошо.

– Как же хорошо, если баба Катя вон что говорит? – шептало жутким шёпотом подсознание.

– Ну, может это чья-то глупая шутка? – отвечала я ему вслух, словно сумасшедшая, – Подростки придумали какую-нибудь шумовую пугалку. Зло, конечно, но в их возрасте нам тоже не казались страшными такие приколы. Это понимаешь лишь, когда взрослеешь, и сам становишься родителем. А им смешно и весело. Возраст такой… Лихой. Это точно кто-то из детей придумал злую шутку. Я уверена.

– Не-е-ет, – шептал мерзкий голосок внутри, – Ты просто успокаиваешь себя, это не шутка, и ты это прекрасно осознаёшь. Случилась беда.

– Пошёл ты к чёрту! – заорала я так, что водитель в соседней машине ошарашенно посмотрел на меня, и покрутил пальцем у виска.

– Скорее, скорее бы доехать, – бормотала я, – Ну вот, наконец, и последний поворот. Вот и она, наша шко…

Я похолодела, и, чтобы не врезаться, дала по тормозам. Картина, представшая перед моими глазами, была немыслима и похожа на фильм ужасов.

***

Вокруг школы толпилось множество людей. Многие плакали. Родители, просто прохожие, и неравнодушные люди, зеваки из соседних домов… Что там происходит? Я протиснулась сквозь толпу, теряя разум от страха и не чувствуя ног, онемевшими руками разводила людей, и пробиралась ближе и ближе. В толпе плакали.

– Стреляли, – услышала я обрывки чей-то фразы.

Внутри всё похолодело. Зубы свело в судороге. Живот скрутило спазмом. Тошнота подступила к горлу. Я вновь набрала номер сына, всё это время я не выпускала телефона из рук.

– Сыночек, миленький, возьми трубку, прошу тебя, – умоляла я, – Артурик, сынок, возьми трубку.

Но в телефоне слышались лишь длинные гудки.

Во двор въехали службы спасения. Меня затрясло. В толпе кто-то в голос зарыдал.

– Что случилось, вы знаете? – схватила я за рукав незнакомого мужчину.

– Нападение, – ответил он, повернувшись ко мне и наши взгляды встретились.

Я увидела безотчётный, дикий страх, который плескался в его глазах. Это был животный, первобытный ужас.

– Там моя дочь, – продолжил он сквозь стиснутые зубы, – А меня не пускают, никого не пускают, работает ОМОН. А мне нужно туда, к ней.

Я вцепилась в его рукав, чтобы не упасть.

– Вы что… Что вы такое говорите? Вы шутите, да?

Мой голос сорвался на крик.

Мужчина схватил меня за плечи, затряс с силой.

– Тихо-тихо, мы сейчас нужны детям, нельзя паниковать, слышите? – повторял он, – Всё будет хорошо. Всё будет хорошо. Детей спасут. Ублюдка уже задержали, так говорят.

– Но… – мой голос хрипел и срывался, – Вы сказали, что там…. Там стреляли.

– Он промахнулся, слышите? – мужчина смотрел в мои глаза обезумевшим взглядом, – Он мазила, он промахнулся. Ну, попал там по стенам, может пару окон выбил – и всё. Все живы! Я уверен, что все живы! И вы тоже так думайте.

Я не могла ни о чём думать, лишь смотрела на выбитые стёкла в окнах родной школы, и мне хотелось завыть по-волчьи, подняв лицо к небу, и рыть ногтями землю, вырывая с корнем траву и комья земли. Вновь, дрожащими негнущимися пальцами я набрала номер сына:

– Артур, сыночек, где же ты, ответь же мне, – шептала я, перед глазами плыли цветные круги и я не видела ничего и никого вокруг.

Сердце бешено стучало в висках. Внезапно поднялась суета, толпа подалась назад.

– Что там? – беззвучно произнесла я.

– Детей выносят, – хрипло выдавил мужчина и кинулся вперёд.

***

То, что открылось моим глазам было чудовищно и не укладывалось в голове – ребятишки в окровавленных белых рубашках и блузках. Их несли на руках люди в военной форме, бежали бегом, и укладывали прямо на газон, на расстеленные кем-то кофточки, пиджаки. Меня затрясло, я подбежала к ребятам, заглядывая в их лица – Артура нет, и знакомых ребят тоже. Но ведь эти детки тоже наши. Все – НАШИ! Я тоже сняла с себя кардиган и трясущимися руками расстелила на траве, на него тотчас же опустили какую-то девочку. Она плакала.

– Значит жива, – промелькнуло в голове, – Главное, что жива, моя хорошая.

Я опустилась на колени, припала губами к её головке:

– Милая, потерпи, сейчас всё будет хорошо.

Мимо нас пронеслись, сигналя и завывая, несколько ярко-жёлтых машин скорой помощи, резко затормозили на газоне.

– Дорогу! Дорогу! – кричали фельдшеры, пробираясь сквозь гущу народа.

Люди мгновенно расступались, образовывая коридор, спрашивали чем помочь.

– Поможете нести детей в машины, – бросили на бегу медики.

Они склонялись над детьми, молниеносно раскрывая свои чемоданчики и приступая к делу. Они бинтовали и обезболивали, останавливали кровотечения, и шинировали ноги-руки, накладывали воротники на шеи, укладывали на носилки, и люди тут же подхватывали их, и бегом неслись к каретам скорой помощи. Одна за другой машины покидали двор. Всё происходило словно в страшном сне.

В это же время по стенам, приставив раздвижные лестницы, карабкались спасатели. Я уже ничего не соображала от ужаса, время остановилось, повисло в жарком воздухе густым дрожащим студнем, заблокировало все мысли и чувства. Все, кроме одного – страха. Самой древней человеческой эмоции. Инстинкт самосохранения работал сейчас в наших умах и каждый из стоящих в толпе обезумевших родителей думал лишь об одном – как там мой ребёнок?

Из школы стали выводить детей. Я всматривалась в их лица, но сына среди них не было. Я вновь