В прятки с «Прятками» (СИ) - "Ежик в колючках"

Она вскрикнула, когда укус был слишком сильный и снова просит, чтобы я встретился с ней глазами. Я тону в ее взгляде, он обволакивает меня полностью, не оставляя мне ни единого шанса.

— Эрик… — только это я слышу и воспринимаю, она что-то еще бормочет, или шепчет, ее губы двигаются, а глаза затуманиваются от моих необузданных ласк. — …синяки останутся, — все же удалось разобрать, и я понял, что надо бы осторожнее.

Я приподнялся на руках, глубоко вздохнул и мотнул головой. Ее запах, такой резкий сейчас не дает мыслить здраво. Но я хорошо ее вижу и чувствую. Эшли подцепила пальчиками мою футболку, и, отправив ее в угол, погладила ладошками грудь. Я сжал челюсти и зажмурился, чтобы сохранить хоть какие-то остатки самоконтроля, но делать это становится все сложнее, с каждой минутой.

— Ты прекрасен… — шепчет она возбужденно, уже даже не думая, что и кому она говорит. Сердце так барабанит, и дышать я не могу нормально, когда она подо мной, такая горячая, податливая… Я на грани, так близко к пропасти я еще никогда не был…

— Эшли… мы не должны… — но она только притягивает меня к себе, покрывая поцелуями мои плечи и заставляя перевернуться на спину. Оказавшись сверху, она победно улыбнулась и ее руки опять прошлись по моему торсу.

— Не отвертишься от меня, — чуть задыхаясь, обронила она перед тем, как стала спускаться поцелуями ниже, все ниже и ниже, пока ее губы не встретились с грубой тканью брюк, а пальчики принялись за пряжку ремня. Черт возьми, это совершенно невозможно выносить… Комната опять погружается в сумрак, перед глазами плывет серая дымка, а запахи снова становятся такими острыми, что еще немного и…

Все, что находится ниже пояса изнывает таким желанием, что невозможно быть больше на грани вожделения и боли. А ее язычок уже разгуливает по обнаженной головке, надавливая шариком, и мне кажется, что сейчас меня больше не будет. Я не могу, не могу его больше сдерживать…

— Играешь со мной, девочка? — голос, больше похожий на шипение вплавливается ей прямо в ухо, когда я, перевернув ее на спину, накрываю собой.

— Нет, просто хочу тебя, очень, — не сдерживая дыхание, она опаляет мою щеку, прижимаясь к ней губами.

— Меня… или его…

Она схватила ладошками мое лицо и пристально вглядывается в мои глаза. От ее чуть влажного, покрытого капельками пота тела исходит такой запах, что кажется сейчас случится непоправимое. Держать в себе этот жгучий пожар становится все нереальнее…

— Тебя, — почти глумливо усмехаясь и не отводя взгляда, шепчет она, — ты ведь не сделаешь мне ничего, так?

— Не уверен, что ничего, — мои губы опускаются все ниже, язык прокладывает дорожку к ее лобку, — что-то непременно сделаю, — меня просто ошеломляет ее кожа, как же хочется ее всю… каждый миллиметр… Этот запах, животный, пряный, он такой… женственный, не сравнить ни с чем…

Не хочется быть грубым, захотелось вдруг, чтобы она просила, изнывала не меньше. Пальцы тянут вниз ее одежду, а белье совсем намокло. Я почти ничего не вижу, но ощущаю ее каждой клеточкой своего тела, будто это я сам. Не знаю, как это объяснить, но мое желание смешивается с ее, как и мой запах, соединяясь ее телом, смешивается, создавая что-то новое. Она сучит ногами, помогая мне, и я резче чем хотелось бы, развожу ее бедра, чтобы добраться, наконец, до источника.

На вкус она оказывается еще превосходнее. Язык погружается в нее раз за разом, и я все никак не могу остановиться, потому что она зарылась в мои волосы пальцами и направляет, подбрасывая бедра вверх и выгибаясь. Сначала меня это забавляло, но потом мне захотелось иного.

Все равно войти сдержано не вышло. Она вскрикнула от боли, но уже в следующий момент обняла меня ногами, не отпуская и вжимая в себя еще сильнее. Мои губы, все в ее соках, встречаются с ее и это бешеное соитие уже никак нельзя назвать поцелуями. Движения несдержанны, тела разгоряченные, мне кажется, что я весь пылаю, но о том, чтобы как-то останавливаться даже речи быть не может. Она что-то говорит мне, пытается заставить посмотреть на нее, но контроль потерян полностью, я что-то делаю, и, видимо, ей это нравится, потому что она сильно выгнулась и ее стон, почти крик, наполнил пространство, проник прямо в голову, а я подхватываю ее за талию и вжимаю в себя все сильнее, на грани наслаждения и боли.

— Эрик, ты меня задушишь, — шепчет она и мои пальцы гладят ее, будто пытаясь извиниться за несдержанность. Я вижу ее так четко, будто внутренним зрением, и вторгаюсь в нее все сильнее, резче, не отрывая от нее взгляда. Только перед самым финалом, мне все же пришлось смежить веки, потому что такое острое, ни с чем не сравнимое удовольствие невозможно было выдержать. Какие-то звуки срываются с моих губ, и я запрокидываю голову в надежде, что так получится вдохнуть поглубже, потому что загнанное дыхание не дает кислорода сколько нужно.

Я так и остался на вытянутых руках, а она обнимает меня, заставляя прикоснуться к ней еще раз. Я перевернулся на спину, укладывая ее голову себе на грудь.

— Я люблю тебя, — шепчет она, а я только глубоко вздыхаю. Нет больше монстра и человека. Наконец-то я стал единым целым.

Музыка: Poets of the Fall — War

Тяжелая дверь отъезжает в сторону и легкие до предела наполняются холодным, прелым осенним воздухом. Очень хочется потянуться, с хрустом и во весь рост, что я и делаю, не отказывая себе в этом маленьком удовольствии. Голова отклоняется влево-вправо, затекшие мышцы сопровождаются тихим потрескиваем шейных позвонков, чуть отдающимся в голове. Все чувства обострены, восприятие усилено. Окружающее пространство наполняется чем-то до сих пор неизведанным или ранее не замеченным. В отдалении слышатся звуки моторов, и мне это не странно, хотя, наверное, так и должно быть. Какая-то птица пискнула в перелеске, и показалось, что звук был прямо над ухом.

Привычным жестом обхлопав карманы, я достал мятую пачку, отчего-то мокрую, с одной-единственной сигаретой, наполовину обсыпавшейся, болтающейся по-идиотски. Что ж, достаточно символично, что ли.

Затяжка, и наполнившие легкие вещества и смолы притупили обостренные чувства. Мир слегка закружился и погрузился в сизую дымку. Воздух плотный, очень влажный, отчего-то сознание концентрируется и фиксирует все эти незначительные детали, будто тянет время и отговаривает, отвлекает.

Вся эта железнодорожная развязка погрузилась во тьму и тишину. Кажется, что я здесь один, никого больше нет. Но они есть. Через два состава от нас, в нескольких спальных вагонах расположились изгои, бывшие бесстрашные. У меня за спиной, спокойно лежит ОНА, разметавшись на спальнике, в полной безмятежности. Девица не узнает, что будет дальше, глушитель медленно, но верно накручивается на ствол. Это все, что я могу сделать для нее, она заслужила легкой смерти.

«Легкой жизни я просил у Бога, легкой смерти надо бы просить…» — отчего-то всплыло в голове. Да, смерть бывает разной. Долгой, мучительной, жестокой. Быстрой, легкой, приятной. Признание того, что противник сильнее тебя — уже полпути к победе. А если этот противник еще и становится твоим союзником — это невероятная удача. Мы заключили со смертью пакт, и настало время платить по счетам.

Нет больше ничего. Ни ненависти, ни сожаления, ни сопливых улыбок или попыток сопротивляться. Все завершилось, и именно так, как и должно быть. Совесть, жалость… Да кому оно надо. У каждого свое предназначение, и как же здорово, что теперь не надо больше ни с чем бороться. Наконец-то нет этого постоянного сдерживания, этих метаний, способных свести с ума кого угодно. Быть одним целым приятно, что ни говори, и теперь… больше никаких раздумий. Машина для убийства, все как ты хотела Джени. Жаль, что ты не дожила до этого.

Легкие вдохнули последнюю порцию отравы, настала пора действовать. Полностью облачившись, проверив оружие и боеприпасы, я забрался в вагон и уставился на спящую девицу. Не могу сказать, что мне жаль, но мы были неплохой командой. Если бы не все эти обстоятельства, я, наверное, оставил бы ее в живых, она хороший напарник. Но в живых ее оставлять опасно. Нельзя. Неправильно.