Хранить вечно. Дело № 1 (СИ) - Батыршин Борис Борисович

Я открыл глаза. Олейник, кто бы сомневался…

- Эй, Давыдов, чего разлёгся? Вставай, сейчас уборку начнём. А ты бегом в умывльню, и смотри не халтурь - сегодня Люба дэчеэска!

Давыдов – это что, моя фамилия? И что ещё за таинственный «дэчеэска» с девичьим именем? Я сел на кровати и невольно зажмурился – в окно, прямо в лицо, били яркие лучи майского солнца.

За время короткого визита в «умывальню» - там с утра было довольно-таки людно, коммунары торопились привести себя в порядок перед «поверкой» - я узнал смысл термина «дэчеэска». Всё просто: аббревиатура, скрывающая вполне тривиальную должность «дежурный член санитарной комиссии». Мог бы и догадаться, а то и просто вспомнить – мелькало ведь что-то такое в проглоченных ещё в студенческой молодости сочинениях Макаренко…

Вообще, знакомство с «Педагогической поэмой» и другой нетленкой, сотворённой советским педагогом-новатором изрядно облегчало мне жизнь – особенно теперь, когда я сумел примирить собственные воспоминания с окружающей меня реальностью. Не совсем, разумеется: зияющие дыры остались, и они, похоже, скрывают самое сейчас для меня важное – как и зачем я оказался «здесь и сейчас»? По какой такой причине сознание стареющего мужчины из первой четверти двадцать первого века перенеслось в тело трудного подростка первой трети века двадцатого? Почему сразу трудного? Очень просто: коммуна явно организована по образцу макаренковской, хотя начальник её и носит фамилию Погожаев – а туда, помнится, направляли сплошь беспризорников и малолетних правонарушителей. Значит, и мой «рецепиент» из таких, но я, как ни старался, не сумел выяснить ничего, относящегося к его биографии…

Зато со своей разобраться более-менее получилось – утро действительно оказалось мудренее вечера. Конечно, всё это предстоит ещё систематизировать, разложить по полочкам, да просто научиться применять к своей персоне без возникающего ощущения когнитивного диссонанса – но потом, потом…

А сейчас – я вместе с семью другими пацанами (в нашей спальне восемь человек, в пятом отряде – двадцать, мы занимаем три спальни) стою, выстроившись посреди комнаты, и наблюдаю, как строгий дежурный командир в компании не менее строгой «дэчеэска» Любы Поливановой придирчиво выискивают малейшие упущения в санитарно-гигиенической картине нашего дружного коллектива. И находят, к безмерному стыду, в моём лице. Ногти не подстрижены - кошмар, ужас, Ад и Израиль…

Что любопытно, выговор за это получил не я, как тип несведущий, ненадёжный и никак пока себя не проявивший, а комотряда Олейник. Надо было видеть, как пошла красными пятнами его круглая физиономия! Но дисциплина здесь, похоже, на высоте – он звонко отчеканил «Есть проследить за новичком!» - и отмахнул правой рукой подобие пионерского салюта. Вообще, как я успел заметить, этот жест сопровождает здесь получение любого официального указания – от распоряжения отнести стул в другую комнату до сдачи рапорта дежурному командиру во время поверки. И коммунарам эти игрушки, похоже, нравятся…

После завтрака (сладкая рисовая каша на молоке, кубик золотистого тающего масла, чай и вдоволь хлеба) Мы отправились в школу – благо, до окончания учебного года оставалось ещё больше недели. Выяснилось, что члены нашего отряда ходят в разные классы – здесь их называли «группы» - кто в четвёртую, кто в седьмую, а кто и вовсе в девятую. Обучение к моему удивлению велось тут совместно, мальчики и девочки сидели в классных комнатах вместе. А я-то думал, что с раздельным обучением в школах у нас покончили только после войны, году, эдак, в пятьдесят четвёртом - пятьдесят пятом.

Но к делу. Школа помещалась в отдельном здании позади главного корпуса. На уроки я не попал – меня отвели в кабинет заведующего и предложили посидеть, подождать. После чего, как сообщил Олейник, предстояло собеседование куда как более ответственное и судьбоносное – с самим начальником коммуны. Он сообщил это с чрезвычайно многозначительным видом, подняв к потолку (вероятно, для пущей убедительности) палец. Я проникся, сел на стул и стал ждать, рассматривая от нечего делать корешки книг в обшарпанном книжном шкафу. Обнаружив полку с учебниками, я подошёл, и стал один за другим, вытаскивать их и пролистывать. Раз уж мне предстояло валять дурака, изображая из себя школьника-недоучку – следовало, раз уж подвернулась такая возможность, определить для себя порог знаний. Незачем корчить из себя вундеркинда… как, впрочем, и недоумка. Ничем не примечательный середнячок – вот мой выбор на текущий момент.

- Интересуетесь, молодой человек?

Я обернулся. В дверях кабинета стоял невысокий плотный мужчина лет тридцати пяти, с бритой налысо головой и висячими запорожскими усами. Весь его облик прямо-таки вопил о малороссийском происхождении – не хватало, пожалуй, чуба-чуприны и вышиванки – и тем удивительнее было слышать в его устах чистый хрестоматийный русский язык – без всяких там московский «аканий» и ярославских «оканий». В моё время так говорили дикторы на радио – да и то, лишь те, что состоялись в профессии во времена СССР.

- Извините я так… ждал, и вот, решил посмотреть. – я старательно изображал смущение.

- Ничего-ничего, это даже похвально! – поспешил успокоить меня незнакомец. - Да ты присядь, в ногах правды нет.

Я сел на стул, приткнувшийся возле письменного стола.

- Ну что, нашёл что-нибудь знакомое? - он указал на полку с учебниками. – Для начала… Алексей Давыдов, так?

Я кивнул.

- А я - Тарас Игнатьевич Доценко, заведующий школой. – представился он. - Так вот, Алёша, для начала нам надо понять, в какую группу тебя определить. Ты ведь ходил раньше в школу? А мне передали, что у тебя какие-то нелады с памятью…

Он наклонился, защёлкал ключиком и извлёк из ящика стола листок.

- Вот: «Частичная амнезия, ожидается прогресс… это значит, что ты забыл, что с тобой было раньше, но это скоро пройдёт, верно?

Я пожал плечами.

- Не знаю… доктор, вроде, говорил что-то такое. Да я уже кое-что вспоминаю, только мало и обрывками.

Насчёт разговора с доктором я покривил душой. До сих пор я ни с кем не обсуждал проблемы со своей памятью. Значит, они здесь и это знают? Что ж, будем иметь в виду. А пока – грех не воспользоваться такой роскошной возможностью.

- Так вот, насчёт школы… - продолжал заведующий. - Не припомнишь, в какую группу ты ходил? Или попробуем поспрашивать тебя по разным предметам?

Я помотал головой. Только экзамена мне сейчас не хватало!

- Про школу – да, помню, я был в седьмой группе. Только, наверное, не успел закончить.

Тарас Игнатьевич взял со стола карандаш и в раздумье постучал тупым кончиком по столешнице.

- Пожалуй, сейчас отправлять тебя на занятия не стоит – осталось-то всего ничего, меньше двух недель. Давай сделаем так: летом мы с тобой познакомимся получше, выясним, как у тебя со знаниями, если понадобится – подтянем по каким-нибудь предметам. А ближе к осени уже и решим, в какой группе ты будешь заниматься. Кстати… он посмотрел на меня с лёгкой хитрецой, - как ты относишься к географии?

- Очень хорошо отношусь! – ответил я. – Это у меня был самый любимый предмет.

Едва войдя в кабинет, я заприметил в углу, на резной подставке, большой, очень красивый и явно старинный глобус с названиями океанов и континентов, сделанными на английском - и он натолкнул меня на одну любопытную мысль.

- Вот и замечательно! – обрадовался мой собеседник. – Я как раз преподаю этот предмет. Значит, поработаем вместе?

Я мотнул головой в знак согласия. Собственно, пришедшая мне в голову идея была проста. Чтобы в моём положении – весьма, надо сказать, неопределённом - чувствовать себя хоть сколько-нибудь уверенно, лучше всего найти некий образец, прототип, по которому и выстраивать своё поведение. И я подумал о том, чтобы выбрать в этом качестве Саню Григорьева, главного героя «Двух капитанов» - лучшего детского (а может, и вообще лучшего) романа в советской литературе. А что? Поведение и мотивация его прописаны Вениамином Кавериным весьма и весьма подробно, разного рода нюансы легко скорректировать, а географию – по сути, стержень Саниных интересов и жизненных планов – я на самом деле всегда любил и знал очень даже неплохо. Да авиацией, если не обманывает память, интересовался всю свою жизнь, а это здесь сейчас популярная тема. Осталось, усмехнулся я про себя, найти Катю Татаринову – и дело, можно сказать, в шляпе…