Юрий Волузнев - Черное зеркало

Он вставил обойму на место и, направив пистолет на фарфоровую вазу, стоящую на консоли, нажал на спуск.

Во внезапно возникшей тишине сухо щелкнул боек.

— Вот видите! — усмехнулся старик. — Игрушка. Пугач. И не более того.

Он положил парабеллум на журнальный столик возле камина и насмешливо покосился на Ларису:

— Эх ты, Машенька-Глашенька… Киллерша, едрена мать…

— Я не Машенька… — вдруг проговорила она. Но ее тут же резко дернули за плечо.

— Ах, и голосок-то у нее такой милый, певучий… — осклабился старик. — За один голосок полюбил бы… — Затем погрозил пальцем: — Но только ты молчи, милая. Не надо тебе ничего говорить. Пусть лучше умные люди поговорят. А ты послушай. То, что ты не Машенька, ни для кого не имеет ни малейшего значения… Хоть Феклой тебя назову. И ты на эту Феклу как миленькая откликаться будешь…

Он снова взглянул на нее. Прикинул что-то в уме. Покачал головой:

— Хотя, пожалуй, ты права. Действительно, не Машенька. И никакая не Лариса… Скорее, Катенька… Ну, вот так пока и будешь — Катенька…

Он прошелся еще раз вокруг Ларисы. Снова ткнул пальцем во что-то более мягкое, чем бедро…

— Ка-тя… Ка-тень-ка… — протяжно произнес он. — В этом имени есть что-то такое… как бы это поточнее сказать… Тягучее… Сексуальное… Ка-тень-ка…

Он снова дотронулся до Ларисы.

— Хороша… Хороша… Такой девочке не убивать надо. А любить. Много любить… — Он ласково улыбнулся. — Ничего… Ты будешь много любить. Я тебе в этом помогу. Устрою твою жизнь… А сегодня, — он лукаво подмигнул, — скорей всего, меня тебе любить придется. Уж не обессудь. Что-то уж больно, Катенька, ты мне глянулась…

Старик вдруг посерьезнел. Обернулся к парням:

— Додика позовите. Живо!

Двое из них опрометью бросились выполнять приказание.

Через пару минут в комнату чуть ли не вбежал невысокий худощавый субъект в очках на большом горбатом носу и в белом халате.

— Додик, милый, — обратился к нему старик. — Сейчас эта девушка на кое-какую экскурсию сходит, а потом мальчики ее к тебе приведут. Посмотри, пожалуйста, ее на предмет всяких там спидов-флюидов… Ну, сам понимаешь… Укол какой-нибудь сделай. На всякий случай… И в баньку. А потом, если все чистенько, то, как говорится, ко мне в опочивальню… Что-то уж мне невтерпеж становится, как на нее посмотрю…

— Не извольте беспокоиться, Валерий Геннадьевич. Все сделаем в лучшем виде, — закивал головой Додик и выскользнул из комнаты.

После его ухода старик еще некоторое время молча сидел в кресле, задумчиво качая головой. Потом повернулся к парням, все еще стоящим у двери:

— Ну что ж, мальчики. Все ясно… Этого — в люк. А девушку… — Он задумался на мгновение. — Да… Так, думаю, лучше будет. Пусть привыкает… Вы ей сначала покажите, как у нас делается с теми, кто мою доброту не ценит. А потом — к Додику. Ну, и сами знаете, что дальше… А этого… — Старик не глядя указал рукой на бледного, трясущегося от страха предателя. — Чтобы я его на этом свете больше не встречал. Мне от него ничего знать не нужно. Можете не пытать… Про этого Игоря нам потом девушка расскажет. Как я понимаю, она его лучше знает… Хотя… — Старик усмехнулся. — Как выясняется, тоже не до конца… Чуть было на воздух не взлетела с его благословения…

Дима упал на колени.

— Простите, Валерий Геннадьевич!.. — завыл он. — Не убивайте!..

Старик удивленно поднял брови. Брезгливо поморщился:

— Не о том просишь, Митенька… Лучше бы о том умолял, чтобы тебя пристрелили предварительно… А то ведь можем и пулю сэкономить. — Потом усмехнулся: — Да уж ладно. Я добрый сегодня. У меня волшебная ночь впереди… С Катенькой… Так и быть, мальчики, шлепните эту вонючку заранее, чтоб не мучился.

В сопровождении конвоя, состоящего из четверых громил, Лариса и еле передвигающийся на ногах Дима прошли мимо роскошных интерьеров второго этажа и внезапно оказались впихнутыми в маленькую неприметную дверцу, надежно скрытую под тяжелыми бархатными гардинами в простенке одной из многочисленных комнат. Затем по каким-то крутым узким лестницам спустились в подвал дома и некоторое время шли по выложенному красным кирпичом изгибающемуся тесному коридору. Вдоль стен тянулись многочисленные кабели и металлические трубы. Дойдя до конца коридора и уперевшись в массивную бронированную дверь, они остановились. Один из громил толкнул ее, и вся группа вошла в какое-то помещение. Вспыхнул свет.

Ослепительно яркая лампа над головой осветила небольшую кубообразную комнату, забетонированную со всех сторон. Из стен торчали разнообразные вентили и шланги. К углу был придвинут металлический стол, накрытый белой простыней, скрывающей от глаз нечто такое, что непроизвольно выпячивалось изнутри своими острыми геометрическими рельефами. В другом углу стояло вцементированное в пол устрашающего вида кресло, состоящее из приваренных друг к другу арматурных прутьев. В центре пола находилась самая обыкновенная, повсюду встречающаяся на улицах круглая крышка канализационного люка.

Ларису усадили в кресло. Рядом встал широкоплечий, коротко стриженный амбал и положил ей на плечо свою тяжелую лапу.

Лариса попыталась было поправить под собой задравшийся подол платья, чтобы железные рифленые прутья не так остро впивались в тело.

— Не рыпаться! — рыкнул на нее амбал и с силой вдавил в сиденье. — Тебе пока ничего не будет. Сиди и смотри. Валерий Геннадьевич приказал показать тебе, как у нас с суками поступают.

Грубый голос гулким эхом отозвался в этом бетонированном склепе.

Один из парней взял тяжелый металлический лом, расплющенный с одного конца, и со скрежетом отодвинул крышку люка. Из открывшейся черной дыры повеяло холодом. Комната мгновенно заполнилась едкой вонью.

— Кончай скорей! — недовольно сказал парень, державший Ларису. — Нечего нам тут смрадом дышать!..

Диму трясло как в лихорадочном ознобе. Зубы с костяным клацаньем громко стучали друг о друга.

— На колени, гнида!

Мордоворот ломом ударил его по ногам. Дима упал на пол.

— Нет! Нет! Не хочу!..

Он раскинул руки, в слабой надежде бессмысленно пытаясь хоть как-то сопротивляться.

— Будешь рыпаться — живьем бросим! — пригрозил мордоворот.

Дима послушно встал на колени, опираясь руками о цементный пол. Опустил голову. Тело содрогалось от рыданий.

Лариса сидела ни жива ни мертва, еле переводя дыхание. И широко раскрытыми остекленевшими глазами смотрела на происходящее.

Мордоворот с усмешкой повернулся к остальным:

— Как сам других бросал — нравилось. А теперь от страха обгадился… Чуете, несет?..

Затем обратился к Диме:

— Ну что, гнида? Как тебя туда сбросить? Живьем или сначала пулю в затылок?

— Пулю! Пулю!.. Пожалуйста!.. — затрясся в рыданиях Дима.

— А ты получше попроси. Ботинок поцелуй.

Дима вытянул шею и сложенными в трубочку губами припал к носку тяжелого ботинка ухмыляющегося палача. Тот приподнял ногу и резко ткнул рифленой подошвой в залитое слезами лицо. Голова Димы дернулась. Из носа заструилась алая кровь.

— Ладно уж… Кончай, — поморщился один из парней. — Ему и так хреново…

— Ничего… Нагни башку-то над люком! — рявкнул мордоворот. — Чтобы лишний раз пол кровью не марать… Ниже!.. Шестеркой жил, шестеркой и подохнешь…

Грянул выстрел.

Безумно хохочущее эхо долго в ужасе металось по замкнутому железобетонному подвалу.

— Это у нас резервуар с негашеной известью, — поднимая с кресла помертвевшую от страха Ларису, объяснил амбал. — Так сказать, для строительных работ…

Поддерживаемая под руки двумя дюжими молодцами, ступая ничего не чувствовавшими, ватными ногами, Лариса снова шла по каким-то коридорам и лабиринтам, совершенно не соображая куда и зачем. Наконец ее втолкнули в другое помещение, которое оказалось медицинским кабинетом. Широкий и просторный, он был уставлен всевозможным ультрасовременным оборудованием, и казалось, что при его обустройстве были предусмотрены буквально все ситуации, связанные с полной непредсказуемых приключений бандитской жизнью. Здесь стоял даже операционный стол с висящей над ним угрожающе сияющей многоглазой тарелкой…

— Сами разденетесь или помощь нужна? — обратился Додик к Ларисе.

— Сама… — безучастно прошептала она и автоматически начала стягивать с себя платье.

— Полностью, полностью!.. — с циничной небрежностью подгонял Додик.

Лариса разделась догола. В создавшейся ситуации ничто, даже присутствие ухмыляющихся парней, не смущало ее.

Додик тщательно осмотрел ее тело, время от времени ощупывая его вспотевшими от возбуждения руками.

— Тельце посмотрим… — бубнил он себе под нос. — Так… Чистенько… Хорошо…