Не буди Лешего - Юрге Китон

внутренностей нету, нет ничего, кроме самих костей.

— Ну… я могу попробовать обратиться. Змеем-то я её съем. Там в нутре перегорит, не страшно, — Горян начал примериваться.

— Где ты собрался обращаться? — перепугался я. — Ты же разнесёшь мне дом!

— Ну что, выходить на улицу? — Горян растерялся. Как вдруг на стол протянулась чёрная лапа. Потом вторая. Баюн поднялся, навалившись на столешницу всей тушей, ткнул мордой в чугунку, выловил ту тварь и съел. Только на зубах кошачьих заскрипели рыбьи кости.

— О, Баюнка, молодец! — Горян потрепал кота по холке. — Хороший котик! Ну что, други, — он к нам обратился, — и нам пора отведать ушицы! — он взял ложку. Смотря, как Кощей повторяет этот жест, я взял ложку тоже. Мы все зачерпнули ухи, попробовали. Посидели молча. Я смотрел, как ушица стекает у Кощея по костлявой морде. Он вкус хоть чувствует? А Горян?

— Ну что могу сказать… — Горян аккуратно ложку пристроил рядом с чашкой. — Мужик отмаялся.

Это он про Воднейшество и про стряпню Кикиморы? Раздался дружный хохот.

Под этот хохот грохочущий Баюн засунул морду в чугунок и жадно залакал.

— Смотри, а коту нравится, — Кощейка подивился.

— Ешь, Баюн, — я ему котелок пододвинул. — Эх, а обещал тебе я мёду или вина. А кроме ухи ничего в доме и нету.

— Да погоди ты, — Горян выудил откуда-то из кармана бутыль. — Во! Вещь славная!

— Это что? — Кощей присмотрелся пустыми глазницами.

— Это, брат Кощей, настойка. Ух как хороша! Сейчас распробуем!

— А ты, уважаемый Горян, не мог с собой прихватить какой закуски? — Кощей смотрел тоскливо. — А то как-то за пустым столом сидеть больно грустно.

— Наколдуй.

— Да не могу я, — Кощей махнул костлявой кистью.

— Смотри-ка, а уха зашла Баюнке! — Кощей подивился снова. Баюн жадно всё вылакал, морду поднял и на Костейшество смотрел больно плотоядно.

— Я твоего кота теперь вообще боюсь, — Кощей отодвинулся. — И главное: ни одной же бабы, чтоб нам что-нибудь к столу приготовить! Кого мы там вообще спасали? Я больше не пойду никого спасать! Ну его, гори огнём!

— Оно и сгорело.

Опять посмеялись.

— Я, братцы, вообще не удивлён, что мы все когда-то померли и возродились нечистью, — Кощей снова вздохнул. — При таких талантах за пустым столом сидеть за всё своё геройство.

— У меня в погребе всего полно. И вина, и мёду, и всякой снеди, — начал перечислять Горян. — Давай ко мне! Помянем Водяного. А-а-а! — протянул вдруг он. — У нас Алёша-то безвылазный из своего лесу!

— Ты Мокошь, Алёша, в плен возьми, как явится, и не выпускай! — Кощей советует.

— А что являться ей, из жалости? У нас обмен был, теперь обменивать мне нечего. И так почти леса нет. Какое тут столярничество? — я покрутил ложкой, вылил свою уху обратно в котелок, Баюнка жадно мявкнул.

— Горян, у тебя сто жен, которых ты нам намедни втюхивал. Поделись по-братски! Нам с Алёшей хоть бы по одной!

— У тебя же есть жена, Кошейка.

— Мне правда надо, смотри, я оголодал, я одна кость!

— Нет, мне самому нужны сейчас будут все и сразу. У меня нервы. Нервы лечатся большим количеством красивых женщин.

— И все, главное, жёны, — Кощею почему-то никак это покоя не давало. Видать, ему ещё девяносто девять заводить не разрешают.

— И все жены. И все любимые!

— Да как так?

— Горян большой красивый Змей и… с большим сердцем!

— Ну хоть бы одна из твоих красавиц собрала тебе с собой какой-нить снеди к твоей настойке-то! — Кощей, видать, совсем оголодавший. Наверное, костяное тело питания требует, чтоб мясом обрасти. Пойми его в его колдовской науке.

— Да я об этом даже не подумал! Сам прибежал голодный, только меня чуть залатали! Торопился на уху! Братцы! Да мне жёны не нужны, чтобы вкусно приготовить! — он раскинул руки. — Да я сам всё сделаю! Так накормлю — забудете как звать вас! Всё приготовлю, мне для этого нужны нет в жёнах. Вы дайте мне продукты! Алёша!?

— Ничего нет в доме.

— Ну так зови свою Мокошь, пусть принесёт чего-нить! А я уж развернусь!

— Так ты ещё и еду готовить мастер? — Кощей полюбопытствовал.

— Да я такие пиры устраиваю! Ух! Мои жёны все стали толстые! Как кормлю их! Алёша, точно нет никаких продуктов?

— Нету. Ну разве что завалялось какое яблочко…

— Только не надо яблок! — Кощей зажал череп свой руками.

— А что не надо? Очень яблочки хороши, мочёные хотя бы, или наливные, только с ветки! — Горян Кощею подивился.

— А твои жены, что же, не сидят на яблоках? — теперь удивился Кощей. — И тебя не заставляют есть их? Потому что в доме ничего кроме яблок нету.

— Мои не сидят на яблоках, а зачем это? — Горян не понял.

— Яблоки молодильные. От них бабы хорошеют и молодеют, — пояснил я.

— Главный секрет жёниной красоты и молодости — это твоя любовь, забота, ласка и внимание! — выдал нам Горян.

— Забота и внимание… — эхом повторил Кощей. — Видел Мару? Да после такой бойни я разорюсь на порошках для неё. Столько папоротника в мире не цветёт, сколько ей надо будет в пудру.

Он посидел, уставясь в одну точку.

— Горян, значит у тебя сто красавиц жён, и полный погреб снеди, и готовить ты умеешь вкусно? — он спросил. Я быстро добавил.

— Горян, ты будь осторожен! Кажись, Кощей хочет к тебе в гарем податься — сто первою женою!

— Зачем он мне там сдался? — Горян удивляется.

— А по нему сейчас же непонятно — мужик он или баба? Мяса на костях нету, как и всего остального. Вот он и думает — как в твой дом проникнуть, к твоим красавицам.

— Ну так то да… — Горян присмотрелся. — То ли баба, то ли мужик, то ли вообще — косуля! — он поднял кощееву руку, всем показывая. — Кощейка, эта кость-то явно не твоя!

— А что всё Горяну да Горяну, — Кощей проплакал.

— Зато ты царь, — Горян напомнил, похлопав Кощея по черепу. — А я так, Змей летучий.

— Алёша, — Кощей теперь на меня уставился. — Заведи хоть ты какую-нибудь нормальную бабу здесь. Мне без разницы, как её будут звать — хоть Рада, хоть Гостята. Главное, будет кому собрать нам на стол. Как в прошлый раз, ещё до битвы — хорошо сидели же!

— Жена не прислуга, — Горян снова принялся поучать Кощейку.

— Я сам женат уже много веков, хватит мне указывать, — Кощей обиделся.

— О, кстати, вспомнил, Мара говорила, что ей не хватает разнообразия в её семейной жизни. Предложила её выпороть.

— Кому, тебе?

— Тебе, мужу, — я на всякий случай с себя всё перевёл. — Сказала, чтоб я намекнул тебе.