Странница - Илья Георгиевич Шаблинский
Странница читать книгу онлайн
Корней Велес — успешный юрист, женат вторым браком, любит жену Ингу и ее дочь Майю. Корней надеется на то, что у них появятся и общие дети, но в душе его зарождается сомнение. Он узнает, что Инга вместе с дочерью тайком от него часто выезжает в ближайшее Подмосковье. Неожиданно Корней обнаруживает дома акварель — женский портрет, исполненный по образцу работы Веласкеса «Венера перед зеркалом»: на ней изображена женщина, обращенная к зрителю спиной и рассматривающая свое отражение в зеркале. С одной разницей: на акварели в зеркале отражается лицо нелюди, кошмарный образ, будто извлеченный из дурного сна. Вместо подписи в нижнем углу картины исполнен выцветшей старинной вязью шифр. Велес пытается разгадать загадку, но выбирает для этого, вероятно, не самый удачный момент.
Чувства, посещавшие его по выходе из магазина, были противоречивы. Где-то в глубине мерцала смутная удовлетворенность от исполненного замысла: ему казалось, что образец должен быть, и он не ошибался. Он видел его когда-то, и зрительная память оказалась верным помощником. В то же время основной итог поисков скорее смущал. Выходило, что неизвестный автор использовал в качестве образца полотно Веласкеса, но жуткое отражение в зеркале произвел по собственной инициативе, вероятно что-то подразумевая.
Сверхординарное зло
29
В субботу он с некоторым волнением отправился к двум часам учиться Новому Завету, заранее приготовив извинительную фразу. Предыдущее занятие, после которого намечалась встреча со специалистом по гонениям на ведьм, было пропущено.
Успел к перекличке. Момент был ответственный, но всегда чуть-чуть забавный. Фамилии не употреблялись. Присутствующие выкликались по именам, которые, как водится, часто повторялись. В группе обнаружилось три Виталия, три Ольги и аж пять Ирин. Хорошо было Корнею, Олегу, Карине или еще бородатому Аскольду, которые могли себя чувствовать яркими индивидуальностями. С тезками же, то есть с их наименованиями, приходилось использовать принцип, смахивающий на монархический.
Эльжбета скользила кончиком шариковой ручки по списку и торжественно возглашала:
— Ольга вторая… Ага… Ирина первая… Так… Ольга третья… Нет? А! Вот ты где! Так… Виталий… третий… Нет, третий! Я знаю, что ты первый, но ты у меня тут строчкой ниже… Так.
Корней ухмылялся, но, в сущности, готов был уважать это упорное стремление избегать фамилий. Ясно становилось, что по-другому невозможно вовсе.
Все занятие он просидел тихо, радуясь, что никто не укорил за пропуски. Сосед слева постоянно задремывал, потом испуганно вскидывался, стыдливо косился по сторонам. Темноглазая симпатичная Карина в следующем ряду рассеянно накручивала на палец вьющиеся локоны, слегка подергивала их и даже нюхала. В самом конце Корнею удалось опять-таки блеснуть. Эльжбета объявляла темы ближайших трех занятий: 29 октября — «Вера, надежда, любовь», 5 ноября — «Жертва и прощение», 12 ноября — «Обещания и обеты»…
— Я хотела вам тут подарить значки, — сказала она, роясь в объемистой сумке, — они как бы, ну, для следующей темы… Вы немного удивитесь… Сейчас. Просто для обозначения надежды у католиков есть такой символ… Я не знаю, как он называется по-русски. Знаете, у корабля есть такая часть… Ну, сейчас достану и все поймете…
— Якорь, — подсказал Корней.
— Да, — удивилась Эльжбета, — то, кажется, якорь. То католический символ надежды.
Она поставила на стол коробку со значками и снова взглянула на Корнея, будто только что его заметив.
— Дорогой, — встрепенулась она, — это вы ведь хотели говорить с Георгием Савицким? Да? Он сейчас тоже ведет занятие. В библиотеке. Подойдите, я ему говорила… Они заканчивают через пятнадцать минут…
Он дождался в коридоре. Савицкий оказался совсем не священником. Навстречу Велесу вместе со стайкой недорослей, одетых весьма опрятно, вышел среднего роста крепкий мужчина в светлом костюме и черной водолазке под горло. У него было широкое улыбчивое лицо и густая русая борода, которая Велеса слегка удивила.
— Давайте здесь посидим, — предложил Савицкий, — а то наверху, в храме, скоро месса начнется… на армянском.
В его негромком уютном баритоне было все же что-то от тембра исповедника. Или от мужского голоса, поющего колыбельную малышам.
— …Да нет, я скромный мирянин, как и вы. Просто работаю в нашем журнале… Ну, знаете, Святой престол издает на разных языках… А здесь помогаю, вот, в молодежном клубе. Эльжбета мне говорила, вы из ее группы? Интересуетесь смыслом и историей инквизиции, да? Вы знаете, я тоже когда-то хотел получить ответ на тот же вопрос. Думаю, всякий пытливый русский, прикоснувшийся к католицизму, стремится для начала в этом разобраться. Ведь что получается…
— Простите, — Корней с силой прижал ладонь к груди, — я хотел уточнить… Уточнить. Инквизиция сама по себе, она меня не очень… волнует. Хотя, конечно… Но я о другом хотел. Я хотел сделать акцент на другом…
Велес все медлил, хотя подходящую форму для вопроса определил давно. Он в данный момент пытался привыкнуть к образу собеседника. Они уже сидели в маленьком зальце приходской библиотеки, ее стены постреливали пестрыми корешками. Рекомендованный пани Эльжбетой эксперт, бесспорно, был способен вызвать симпатию, но в его мягком обаянии проступала и доля вальяжности, добродушного самолюбования. Этот Савицкий вполне мог бы представиться модным психотерапевтом или журналистом. Да он и работал в журнале. Мельком Корней подумал, что к потребной степени откровенности вызывать могут лишь конкретные профессии, олицетворенные, скажем, врачом в тугом и белом либо священнослужителем в строгом и черном.
— Извините, — прервал паузу Корней, — а кто вы по профессии?
— Я-то? Историк. Я заканчивал МГУ. — Эксперт помедлил. — Ну, потом я еще поучился в Польше и в Бельгии. Прослушал несколько курсов на теологическом… В городе Лувен есть очень старый университет… Вот… Но священником, видите, не стал, понял, что это не мое. — Савицкий сокрушенно, но с улыбкой развел руками. — Я вполне мирской в итоге человек, но работаю для церкви, для ее структур. Прежде всего потому, что я историк церкви… Ну, если шире, мой предмет — западнохристианская традиция.
— Вы женаты? — спросил Корней, глядя исподлобья.
— Конечно. У меня четверо детей. О, я вам скажу, содержать семью — это сейчас… ну, не скажу — подвиг, но весьма многотрудное дело. Вполне сопоставимо с монастырским трудом — от зари до зари. Шучу! В общем, крутиться приходится как белке в колесе.
— Сестра Эльжбета сказала, что вы писали что-то для энциклопедии, да? Вы знаете языки?
— Для католической энциклопедии, да. А языки надо знать, как же без этого. Я не очень доволен своим французским, вот итальянский почему-то лучше… Ну, да бог с ними, с языками. Корней, вы же хотели что-то спросить, если я не ошибаюсь?
Велес провел по лицу ладонью, скользнул взглядом по двери, ведущей в коридор. Там возникали и гасли молодые голоса.
— Вот мы упомянули инквизицию, — произнес он медленно, — скажите, с вашей, именно с вашей точки зрения, в тех случаях, когда какую-то женщину объявляли ведьмой, под этими обвинениями была хоть какая-то объективная основа?
Савицкий выслушал, чуть склонив голову. Кашлянув, сказал:
— Моя позиция вас интересует, как я понимаю, все же постольку, поскольку она вытекает как-то из позиции церкви,
