Айрис Мердок - Зеленый рыцарь

И вот теперь она присвоила — конечно, не умышленно или сознательно — Анакса, лишившегося любимого хозяина, и держит его в заточении. Мой чувствовала за пса крайнюю ответственность, боясь, что из-за ее недосмотра он может попасть под машину. А что будет, если он убежит, пытаясь найти Беллами, и потеряется и они никогда больше не увидят его? Сидя рядом с Анаксом и прижимаясь щекой к пушистому боку, она услышала, как быстро бьется его сердце, и пробормотала: «Прости».

Отстранившись и продолжая поглаживать пса, Мой почувствовала, что он слегка дрожит. Потом она заметила, что он пристально смотрит на что-то за ее спиной. Она обернулась как раз вовремя, чтобы успеть заметить легкое движение на полке: сдвинулся с места крапчатый обломок серого гранита. Мой привыкла, что ее называют «феей», не особо вдумываясь в значение этого слова. Недавно, однако, у нее проявились странные способности, при определенной сосредоточенности ей удавалось взглядом заставлять двигаться мелкие предметы. Она обнаружила свой талант случайно и даже знала научное название такого явления — телекинез. На самом деле то, что оно получило такое впечатляющее название, могло бы внушить определенное спокойствие, подразумевая, что такими способностями обладают и другие люди. Однако Мой испугалась и решила сохранить свои способности в тайне. То, что случилось сейчас, встревожило ее еще сильнее. Неужели теперь вещи начали двигаться сами, поступая так, как им хочется? Или во всем виновата она, то есть их движение связано с ее присутствием, с воздействием ее ауры? Может, Анакс это понял и испугался? Пес взглянул наверх и тихо заворчал. Мой подошла к полке, взяла обломок гранита и, положив его на место, твердо сказала: «Лежи здесь!» Потом она повернулась к Анаксу и добавила: «Все будет хорошо, успокойся». Она открыла окно, в комнату ворвался сырой туманный воздух, затем распахнула дверь. Обернувшись, Мой окинула взглядом мансарду, усеянную кусками картона, лоскутками материи и газетами, собранными для изготовления масок к вечеринке. Из прихожей донеслись голоса Алеф и Харви, который только что вошел в дом. Мой вновь закрыла дверь. Она подумала: «Возможно, я просто схожу с ума. И со временем окончательно свихнусь. Безумие станет моей жизнью». Анакс продолжал тихо ворчать.

Ниже этажом, в спальне Алеф, Харви сидел на кровати, вытянув травмированную ногу. Алеф устроилась поблизости на стуле с прямой спинкой, который стоял возле письменного стола. Она обхватила руками его костыли.

— Итак, тебе уже сняли гипс. Хороший знак.

— Еще неизвестно. Похоже, они решили поэкспериментировать. Гипс-то мне сняли, но зато наложили ужасно тугую повязку. Честно говоря, по-моему, они не знают, что делать.

— А я купила тебе вязальную спицу, чтобы ты мог почесать ногу под гипсом.

— Как мило с твоей стороны! Сохрани ее. Она может мне понадобиться позже для одного очень важного дела.

— Ну а как ощущения?

— Горит и распухает. Возможно, завтра мне опять придется тащиться с этой калекой в больницу. Она стала похожа на зловредную чужую конечность, приросшую к моему телу. С ней даже в гости не сходишь. Я перестал читать, перестал думать. Вот ты, естественно, продолжаешь корпеть над книгами! Все называют зубрилой Сефтон, но ты точно такая же, только зубришь в основном по-тихому. Я даже подозреваю, что ты умнее меня.

— О нет! Как ты можешь так говорить!

— Ты думаешь, что перестанешь меня любить, если поверишь в это?

Алеф рассмеялась и со стуком передвинула костыли.

— Ладно, кому-то нужно и поучиться. Что еще остается, чем еще можно осмысленно заниматься в этой жизни?

— Ты опять увлеклась вопросами ewige Wiederkehr? [37]

— Не так уж они интересны.

— Значит, с романтикой покончено, на борту живет молодость, а за штурвалом стоит наслаждение [38], туда не допущен даже старый маг Заратустра?

— О, не будем говорить о нем. Так ты обдумываешь какое-то важное дело?

— Нет, хотя хотелось бы, конечно. Нас окружали такой большой любовью, что я никак не могу придать жизни иного смысла. Но мне приходится задумываться о поиске новых целей.

— Верно, нас окружали любовью. Ты согласен, что тебя тоже любили…

— Алеф, не надо отлучать меня от этого зачарованного круга.

— Ты понятия не имеешь, как сильна может быть зачарованность.

— Как ты любишь иногда помучить меня. Ладно, от меня сбежали и отец, и мать. Меня бросили в диком и темном лесу. Но меня же нашли…

— Луиза с Алеф, Сефтон и Мой. Так не может продолжаться вечно, дивный сон должен закончиться.

— Ладно, я понимаю, что никогда уже не буду счастлив, как раньше. Но есть некий образец, которому хочется следовать, то есть подхватить славное знамя, конечно, в переносном смысле. Не добивай меня неоправданным нигилизмом, я и так сейчас пытаюсь собрать всю свою смелость, чтобы выжить.

— Ты боишься из-за сломанной ноги, но она же срастется.

— Нет, она просто символ, напоминание о том… что я могу выздороветь, а могу и остаться навсегда хромым… а тогда будущее представляется мне очень четко… весь его ужас…

— Мы изнеженные детки, — возразила Алеф, — Нам ничегошеньки не известно о подлинном ужасе. Для нас он всего лишь призрак, возбуждающий интерес.

— Ты решила доконать меня сегодня? Очень обидно.

— Ох, глупый! Просто проявляется моя древняя и пресыщенная душа! Однако ночь уж близится, не медли лучше здесь… [39]

— Я чувствую себя чертовски глупым, зависимым и раздавленным.

— Это просто болезнь молодости. Держись, Харви, малыш!

— Во Флоренции я мог бы обрести свободу. А теперь уже она мне не светит. Я сам нарвался на неприятности и несу заслуженную кару. Я люблю тебя, милая Алеф.

— И я люблю тебя.

— Понятно, почти как в церкви: возлюбленный сын мой. Я люблю тебя, но не заслуживаю твоей любви, на самом деле ты остаешься для меня загадкой, я не могу понять тебя, и мне необходимо пройти через трудные испытания, прежде чем я буду достоин…

— Ты уже прошел испытание, ты же сломал ногу.

— Это лишь дурацкий случай.

— Ты полагаешь, что не боги послали его? Фестон говорит, что ты похож на страждущего Филоктета [40].

— Да уж, пренеприятнейшее сравнение. Не дразни меня. Это жалкая зависимость, а не испытание.

— Что же тогда можно считать испытанием?

— Не знаю, но я чувствую, оно где-то совсем рядом, если только мне хватит смелости понять его.

— Возможно, как раз мне необходимо пройти испытание.

— Да, подобно девушке, прикованной к скале.

— Нет, не подобно девушке, прикованной к скале.

— О, извини, ты уподобишься той, что на лошади с мечом…

— Ты всегда изображал из себя юного Лохинвара [41].

— Только он успел вовремя…

— Милый Харви, вероятно, нам придется любить друг друга и искать себя, подвергаясь риску заблудиться в лабиринте жизни!

— Ты все шутишь, так и стараешься вырвать почву у меня из-под ног! Не важно, может, в другой раз мне повезет больше!

Как Клемент? Ты видела его после возвращения Лукаса? Наверное, он успел повидаться с братом.

— Не знаю, наверное, они встретились. Клемент был у нас, когда Беллами прикатил с этой новостью.

— Я знаю, Беллами рассказал мне. Действительно, Клемент ведь часто приходит сюда, поэтому Беллами и подумал, что найдет его…

— К несчастью, Анакс услышал голос Беллами и начал ужасно выть. Мой сильно огорчилась.

— Я тоже огорчен. Мне надо заехать к Лукасу.

— Правда? И зачем же?

— Просто надо, появилось такое навязчивое желание.

— Будь поосторожнее. А чем вызвана эта навязчивость?

— Мне просто нужно пообщаться с ним по-дружески минут десять, чтобы я смог выкинуть его из головы. Иначе он будет вечно преследовать меня.

— Он преследует людей?

— Раньше он приходил к вам на чай и давал Сефтон консультации! Держу пари, что ей изрядно досталось.

— Должно быть, имелось некоторое напряжение, но она говорит, что многому научилась.

— Учеба — это по ее части. Твоя сестра — послушная ученица. Хотелось бы мне тоже не ударить в грязь лицом. Ты тоже трудишься, как пчелка, хотя ломаешь комедию.

— Какую комедию?

— «О, как пресыщена жизнью моя душа, она старше камней, по которым ступают мои сандалии», и так далее. Так бывает с красотками. Tu ris de te voir [42]. А мне повезло, что я знаю тебя. Ты еще не пробудилась, так же как и я. Алеф, я идиот, прости меня!

— Милый Харви!

Она нагнулась и взяла его за руку. Костыли упали на пол.

В этот момент из Птичника донеслись звуки пианино. Они прислушались.

— Это Сефтон, — сказала Алеф. — Давай спустимся вниз, Харви, мне хочется спеть что-нибудь.

Возлюбленный сын мой!

Спешу ответить на твое письмо, чтобы заострить внимание на важности некоторых вопросов. Позволь мне повторить, как неразумно одиночество, на которое ты, по-видимому, обрек себя. Длительные периоды добровольного уединения разумны только в обстоятельствах надлежащего духовного наказания или самодисциплины. В иных случаях оно может способствовать порочному погружению в мир собственных фантазий. В очередной раз советую тебе бросить затворничество и начать служить ближним своим. Ты уже обрел опыт такого служения и способен применить его, дабы найти нуждающихся в твоей помощи. Я также настоятельно не советовал бы тебе продолжать столь упорные изыскания в области чинов и степеней архангелов! Поклонение ангелам ведет к идолопоклонству, от которого мы предостерегаем. Я связываю это замечание с твоим высказанным ранее желанием узреть откровение или знак свыше. Тебе должно хватить смирения, чтобы жить без таких излишеств. Позволь мне также попросить тебя в дальнейшем не приписывать Нашему Господу воинственный образ. Это своего рода «драматизация» того, что свято для нас, а в твоем случае — своеобразная форма эгоизма. Обрати взоры своей души на бедность, смирение, служение и любовь Христа. Цитируя послание о Галатах (3:20), Браунинг, как полагают, размышлял о значении этого послания с точки зрения догмата Троицы. Со временем будет полезно обсудить это подробнее. Мейстера Экхарта не отлучали от церкви, он также, хотя и безрезультатно, стремился к ереси, но никогда при жизни открыто не объявлялся еретиком. Некоторые из положений его учения признали еретическими в 1329 году, вскоре после его смерти. Эти обвинения сняли в 1980 году. Прошу прощения за короткое письмо. Проводи дни свои в трудах и молитвах, постоянных молитвах, будь искренним в стремлениях и поразмысли со всей серьезностью, в чем состоит твое призвание.