Княжий человек (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

— Если Лихо просыпалось, то подобное считалось дурным знаком. Надвигающейся беды или смертей, — тихонечко сказал Митя. — Нам Большак про нее всякие страшилки рассказывал. Вроде как, если кто уйдет далеко, отобьется от ватаги, его Лихо и сожрет.

Угу, вот только плохих предсказаний мне сейчас и не хватало. И так непонятно, куда все вырулит. С каждым днем все веселее и веселее. Если в Выборге какой-то дьявольский карнавал начнет творится, то пиши пропало.

Благо, жирную точку в этом разговоре поставил не я и не нечисть. А стук в дверь. Кто там пожаловал?

— Матвей, это я, — послышался голос Василича. — Ты так и не позвонил, а я смотрю, машина стоит. Значит, приехал уже.

Я взглянул на дисплей телефона, почти шесть часов. Это же надо, как провозился, вот и день пролетел. И действительно забыл набрать Василичу. Да я вообще про соседа как-то даже не думал.

К тому же, искренне считал, что сбагрю кикимору, и нам удастся побеседовать в теплой уютной атмосфере. Моя нечисть — не в счет, она почти дрессированная. А вот Марфа могла дать стране угля. Я тут уже ей вставил пару пистонов. Может и правда поумнеет.

— Слушаем внимательно, установка такая, все забились по норам и не высовываемся, пока я не скажу!

Вроде поняли, а я поперся открывать дверь. Поздоровался с Федором Васильевичем, заодно забрал из машины пакеты с продуктами. Алкашку пока трогать не стал, там два ящика. Не хотел давать соседу дополнительную пищу для размышлений.

Что до обещанного торта — с этим проблем не было. Я купил сразу два — «Прагу» и йогуртовый. Правда, все это предназначалось нечисти, они жуть как любили сладкое. Но ничего, не обеднеют.

Поэтому я поставил чайник и стал резать торт, сам прислушиваясь к печатям. Вроде работают в обычном режиме, висят, тянут хист по малой грусти. И в дом Василич вошел спокойно, а не как упырь, шипя и извиваясь. Хотя, он и до этого без всяких проблем порог переступал.

Я в очередной раз предпринял попытку нащупать хист соседа. Куда уж там? Ничего. Если бы не та пещера и здоровенный камень, то все можно было бы списать на разыгравшуюся паранойю.

Наконец я разлил чай по чашкам, положил торт на блюдца и сел за стол. Какое-то время мы молча сидели, кушая «Прагу» и прихлебывая чай. Пока наконец Федор Васильевич не заговорил.

— Не знаю, какая кошка, Матвей, между нами пробежала, но явно что-то произошло. Будто избегать ты меня начал.

— Да не то, чтобы избегать. Просто есть кое-что… в общем, такое, о чем спросить хочу, да все не знаю как.

Сосед посмотрел на меня так пристально, словно в душу заглянул. И от его взгляда стало не по себе. Рука на автомате опустилась к поясу, хотя понимал — здесь печати, здесь мой дом. Не может он мне ничего сделать.

Однако язык прилип к небу, потому я и не мог вымолвить ни слова. И что должно было случиться, когда и без того положение дел не очень хорошее? Конечно же сработало везение.

Хотя, подобное можно назвать еще стечением обстоятельств. Или кармой. Сам же взял кикимору на постой. Именно она и появилась на пороге, наплевав на все договоренности. Правда, с большим трудом. За ногу ее тянул бес, а за руку черт. Но куда моей домашней нечисти справиться с Марфой?

Наверное, мой взгляд явно изменился. Потому что сосед обернулся на порог, посмотрел недолго прямо на кикимору, а потом повернулся ко мне.

— Что там, Матвей, нечисть? — спросил он, врубая мою шкалу офигевания на максимум.

— Ага, а вы чего их, видите? — ляпнул я первое, что пришло в голову.

— Чувствую. И пакость ту в избе чувствовал. И Митьку твоего, который явно не человек. И еще кого-то, мелкого. А теперь к твоим еще одна сущность прибавилась.

Я не успел ничего сказать или спросить. Потому что Марфа с явным воодушевлением ткнула безобразным пальцем в Василича.

— Вот к нему пойду, Матвей. К иномирцу!

Глава 14

Я всегда искренне думал, что являюсь спокойным и уравновешенным человеком. Меня не вымораживало поведение лучшего друга, которое я редко считал достойным примера. Я философски относился к насмешкам Зои на работе. Терпел агрессивную тупую собаку Анжелики Никифоровны, пока она не убежала в лучший из миров. Чтобы вывести меня из себя в магазине или на улице, не могло быть и речи.

Конечно, теперь я понимал, что это все в корне неправильно. Нормальный человек говорит ртом, что ему нравится и не нравится. А не кипит внутри, но улыбается снаружи. Тогдашнего меня можно было назвать, наверное, терпилой. Вот только нынешний Я очень сильно отличался от прежнего.

А что делать, если нечисть воспринимает лишь язык силы? Только начнешь себя с ними вести по-хорошему, так на шею садятся. Вот сказал же кикиморе русским языком, чтобы не отсвечивала. Ведь она не вэтте или другая чухонская нечисть. И оправдаться, что плохо понимает язык, едва ли сможет. Вот и довела до белого каления.

Хотя, что интересно, даже в таком состоянии я попытался тщательно подбирать слова. Хотел было сначала ляпнуть «Сгинь», да вовремя одумался. Не то, чтобы я переживал за Марфу, но это пожелание вполне потом может обернуться против меня, если с кикиморой вдруг что случится.

Поэтому произнес короткое и емкое: «Вон».

Разве что придал своему голосу дополнительную силу с помощью промысла. Да еще поглядел так злобно, что у кикиморы не было никакого шанса. Сколько бы рубцов у нее за душой не имелось.

Кстати, разлетелась нечисть вся, в разные стороны. Как коты, которые обнаружили возле себя длинный зеленый огурец.

— Силен, — усмехнулся Василич. — Ты только глаза-то притуши чуток, а то того и гляди обои подожжешь.

— Глаза? — не сразу понял я.

— Они самые. Вон, светятся, как два прожектора.

Я, кстати, никогда не думал, как выгляжу во время использования хиста. Выходило, что довольно красочно. Почти как супергерой с рентгеновским зрением. Хотя интересовало сейчас совершенно другое.

— Кто вы, Федор Васильевич? Это вообще ваше настоящее имя?

— Родители нарекли другим, если ты об этом. Но это было так давно, что я его почти не помню. Здесь стал Федором, к этому имени и привык. Почитай, сколько лет-то в этом мире.

Сосед встал, без всякого стеснения налив себе еще чая. Вообще, он выглядел как самый обычный человек. Будто ничего особенного сейчас и не произошло.

— Сколько? — спросил я.

На мгновение даже показалось, что Василич и правда считает. По крайней мере, он возвел глаза к потолку, словно там был ответ. Вычислял, наверное. Но как кокетка в возрасте решил не озвучивать число.

— Много. Аккурат после Большой Войны сюда перешел. Выборг отстраивал, потом работал, служил, снова работал, снова служил. Переезжал много. Понимаешь, я сначала почти не менялся. Природа такая, стареем мы медленно. А на это не обращают внимание лишь первое время. Когда же у тебя на лице за двадцать лет пара морщинок появляется, это наводит на подозрения. Особенно почему-то женщины за этим пригляд ведут. Завидуют, может.

— Замечательно, а когда вы говорите «мы» — это кто?

— Правцы, если на ваш язык переводить. Да ты не волнуйся, нас-то и не осталось почти. А те, кто выжили, теперь там…

— На Изнанке?

— На Изнанке.

Васильич кивнул, но мое замечание его почему-то развеселило.

— Что не так? — сразу спросил я.

— Раньше по-другому все называлось. Изнанка звалась Навью, этот мир Явью, а мой дом Правью. Это опять же, если на вашем языке.

— Так, погодите, я в этом шарю. Явь — земной мир, Навь — мир мертвых, Правь — богов. Правда, я думал, что это все придумано.

— Как видишь, не придумано. Только Навь никакой не мертвый мир, скорее сумрачный. Там свои законы и порядки. Но мир как мир. По поводу Яви тут добавить нечего. Вот только раньше, в земном мире ни рубежников, ни нечисти не было. А вот Правь…

Васильич замолчал, будто подыскивая слова.

— Горнило миров, содержащий в себе могучую силу. Средоточие. Его называют обителью богов, хотя и люди там жили. Взять меня к примеру. Правда, и богов, и нечисти хватало. Даже с избытком.