Взрослые сказки - Наталья Изотова

топот, писк и шорох, но отыскать маленьких хитрецов не удавалось. Пока он не догадался заглянуть в опустевший давно погреб.

Оливье откинул тяжелую крышку подполья, заглянул вниз, насколько позволяли проникающие через окно лучи клонящегося к горизонту солнца — и громко закричал, увидев, что его погреб превратился в один огромный муравейник, кишащий тысячами мелких существ. Схватив из печи горящую головню, он бросил ее вниз, потом за ней последовала вторая, третья. Из-под пола повалил едкий дым, но Оливье этого оказалось мало: он закрыл крышку, подвинул на нее кровать, а потом стал метаться по дому, поджигая скатерти, занавески — все, что могло гореть.

Мужчина выскочил на двор, когда все здание уже было объято пламенем, а он сам хорошо наглотался дыма, и упал на землю, кашляя и пытаясь отдышаться. Дом, где он родился и вырос, где прошли все беззаботные годы его жизни, рушился на глазах: просела и провалилась внутрь крыша, полопались стекла на окнах, затрещали стены. Оливье не испытывал ни малейшего сожаления — он был счастлив, что наконец-то избавился от незваных жильцов.

— Ну вот, ты снова разрушил наш дом, — послышался откуда-то писклявый голос.

Мужчина замотал головой по сторонам, но нигде не увидел его обладателя.

— Как мы и думали, все шло именно к этому…

— Где ты, покажись! — вскричал Оливье, но больше ему не отвечали.

Зато его ноги и руки стали двигаться сами по себе, заставляя подняться с земли и зашагать куда-то в сторону леса. Мужчина пробовал сопротивляться, но у него ничего не получалось, тело не слушалось его, будто кто-то дергал конечности за ниточки, он кричал — но никто из деревни, привыкшей к его чудачествам, не спешил на помощь. Иногда слышался тихий шорох, и Оливье наконец-то осознал, что доносится он вовсе не снаружи, а в его ушах, будто в голове перебирали лапками маленькие существа. Даже его скудного ума хватило понять, что все это время не было никаких чудес — он делал все сам, по ночам, словно лунатик, заглушив свой разум отваром и направляемый жителями муравейника — вот почему с утра он чувствовал себя таким разбитым и потом весь день отсыпался.

На лес опустилась ночь, голос сорвался от крика, и мужчине оставалось лишь брести среди деревьев, смешно и дергано передвигая конечностями, словно кукла. Впереди показались муравейники — еще не до конца восстановленные, особенно посреди поляны, где он чересчур усердствовал.

— Вот мы и дома, — послышался в голове писклявый голос, и Оливье готов был поклясться, что он услышал в нем злорадство.

Он вновь изо всех сил попытался вернуть контроль над своим телом, но чужая, гораздо более мощная воля заставила его опуститься на колени, а потом и вовсе ничком упасть на землю, и больше не позволила двигаться. Оливье, прижимаясь лицом к колючим сухим сосновым иголкам, оставалось только наблюдать, как высыпали из муравейников сотни маленьких существ, в мгновение ока облепившие его сплошным копошащимся ковром. Он почувствовал их укусы, сначала слабые, но ни на секунду не прекращавшиеся, буравившие его кожу, прогрызавшие ходы в его теле, которому теперь суждено было стать новым домом. Мужчина пробовал закричать, он приложил к этому все оставшиеся силы, но смог лишь разлепить пересохшие губы и чуть приоткрыть рот, куда тут же хлынул новый поток захватчиков.

После последней фразы я невольно передернул плечами — без каких-либо словесных ухищрений Дамиану удавалось рисовать в моем воображении довольно яркую картину — и решительно отмел появившуюся было мысль взглянуть на муравейники поближе. Корзинки не удалось заполнить даже наполовину, но приближалось время обеда, и пора было возвращаться домой. Как всегда, я условился с врачом, что зайду к нему ближе к вечеру, распрощался с ним и отправился к себе.

Рита мне навстречу не появилась, но аромат готовящейся еды я уловил сразу — она была на кухне и занималась обедом. Девушка бросила на меня лишь короткий взгляд, кивнула в ответ на корзину, что я поставил в углу кухни, и вновь отвернулась к плите. Наверное, утренний разговор (то есть монолог) возымел действие, даже если она еще просто раздумывает над ним, с другой стороны — она всегда была немногословна.

После сытного обеда я уселся на диван, прикидывая, что у меня есть еще пара часов до визита к Дамиану и уже начиная немного нервничать по поводу того, что я впустую трачу время. Но начинать обрабатывать материал и записывать рассказы я не хотел — этим я займусь дома, когда ничто не будет отвлекать — а вот пометки на ходу не делал, наверное, зря. И только потом мелькнула мысль, что это спокойная жизнь без визитов чудовищ заставляет меня понемногу забывать детали историй, до этого яркой картинкой впившиеся в мою память. Я прикрыл глаза, со стороны могло показаться, что задремал, и Рита, закончив с уборкой посуды со стола, присела на другом конце дивана. Я несколько минут чувствовал ее пристальный взгляд на себе, потом услышал тихий шорох — тонкая рука скользнула по дивану к моей ладони, переплетая наши пальцы. Я упорно продолжал делать вид, что сплю, и эта, возможно, глупая идея казалась сейчас самой удачной, потому что ответ Риты я понял — но совершенно не знал, как лучше поступить.

Все решилось через пятнадцать минут — по тихому, размеренному дыханию девушки я понял, что она заснула, но еще долго сидел, занятый своими мыслями и ощущением тепла ее руки. Потом осторожно, стараясь не разбудить, встал с дивана и выглянул в окно — солнце устало ползло к горизонту, но до заката еще оставалась пара часов, самое время было отправиться за очередной сказкой. Я снял со спинки дивана плед и, укрывая Риту, наклонился так низко, что даже замер, когда меня коснулось ее дыхание. Опомнившись, я быстрым шагом вышел из дома и направился к Дамиану.

Тот ждал меня с чаем и домашней выпечкой, которую он обменял на собранные сегодня дары леса — если подумать, то для одинокого мужчины, не особо утруждающего себя готовкой, он питался довольно разнообразно и вкусно. Мне все казалось, что в пронзительном взгляде молчаливого врача сегодня читался какой-то упрек, но он по своему обыкновению не сказал ни слова относительно моих поступков, даже если правда о чем-то догадывался. После чая Дамиан предложил прогуляться — и я, конечно, согласился.

Мы вышли из его дома и медленно зашагали по дороге, упиравшейся в заброшенную усадьбу. Я все еще чувствовал некоторое напряжение, глядя на маячивший впереди дом в окружении заросшего