Бездыханные ІІ - Кон Айзель

Заметив мой взгляд, парень улыбнулся и сказал:

— Это так, личное. Кстати, как тебя зовут?

— Эм… Мио, — я все еще была удивлена.

— Понятно, а я Грим.

— Грим?

— Ну, это сокращено. Настоящее имя очень сложное. Я сам его иногда неправильно выговариваю.

Я протянула длинное «а-а-а», показывая, что понимаю.

— Ты не местный, да? Я тебя никогда не видела, — заговорила я после нескольких минут молчания, пока незнакомец наигрывал какой-то незатейливый мотив на гитаре.

— Нет, — ответил он. — Я с большого материка.

— Европеец?

Грим кивнул.

Я уже хотела было спросить, что же парень с большого материка делает тут, но Грим внезапно начал громче играть и мелодичным голосом запел:

— I walk a lonely road the only one that I have ever known…

Парень пел, а я сидела рядом и просто слушала. Мне не хотелось его перебивать. Во-первых, голос Грима действительно был очень красив, а во-вторых, сама песня была со смыслом, а ночная тишина стадиона только придавала атмосферности.

Через две минуты отзвучали последние аккорды и парень, замолкая, оперся на гитару и взглянул на меня.

— Green Day, конфетка. Классика современности.

— Круто, — я улыбнулась.

После этой небольшой музыкальной паузы, говорить с парнем мне стало легче.

— Знаю. Теперь твоя очередь.

Я удивилась.

— О чем ты?

— Твоя очередь выйти на сцену. Пой.

— Ну, нет, — возразила я и автоматически отсела от парня на один стул. — У меня плохо получается.

На мой протест Грим залился громким смехом.

— Если ты можешь говорить, значит, можешь и петь. Разве человек, который может ходить, не может бегать? Единственное, что нужно сделать, — это попытаться, попытаться ускорить шаг. И если ты вдруг упадешь, то нужно встать и пытаться бежать дальше. Бежать, даже если твой бег по скорости равен шагу. Со временем ты найдешь нужную волну, нужный темп, с которым будешь бежать по жизни, не останавливаясь. И потом, в поту и с ноем в мышцах, ты обернешься назад и поймешь, что то, что казалось невозможным, сейчас для тебя сущий пустяк. Ну так что, побежишь со мной?

Я улыбнулась и кивнула.

— Какая песня? — спросил он, подкручивая струны.

— Хм, ну тогда… мне очень нравится песня про простого мужчину. Исполнителя только не помню. Там пелось как-то…

Тут Грим вдруг заиграл знакомый мотив и, выплюнув пожеванную палочку от леденца, запел:

  — Однажды мама сказала мне, когда я был молод: сядь рядом со мной мой единственный сын…

— Да! — я радостно хлопнула в ладоши и подсела ближе к Гриму.

Парень улыбнулся и заиграл уверенней.

Мы пели, не попадая в ноты, и я вечно недотягивала, но это было настолько весело, что я начала хлопать в такт музыке и полностью расслабилась.

Мы перепели песни многих исполнителей: новых и старых, джаз и рок, веселые и грустные. Внезапно я осознала, что сейчас вообще-то ночь, возле меня сидит незнакомый мужчина, и мы одни на стадионе. Я резко подорвалась с места, тем самым привлекая внимание Грима, который в это время молча наигрывал неизвестные мне мелодии.

— Черт возьми, мне же нужно домой! — я показательно изобразила волнение и недовольство на лице.

Парень тяжело вздохнул.

— Эх, жаль. Мне тут одному скучно, я ведь никого не знаю. Если что, приходи, я каждый вечер буду здесь.

— О» кей, — я улыбнулась и поспешила покинуть стадион.

* * *

Дома меня ожидал неожиданный сюрприз.

Во-первых, в окнах горел свет, который я точно выключала перед уходом, во-вторых, в гостиной, вальяжно развалившись на диване и смотря телевизор, меня ожидал не кто иной, как Крис!

— Ты что тут делаешь? — ошарашено спросила я, увидев эту картину.

— А где ты ходишь в пол-одиннадцатого ночи? — в тон мне спросил парень.

— Я бегала, а потом засиделась с… черт, суть сейчас не в этом! Ты почему не у себя дома?

— Меня выгнали, — спокойно ответил парень и указал рукой на телевизор. — И, кстати, ты смотрела Хатико? Такой грустный фильм. Честное слово, если бы я мог, то заплакал бы.

— Тебя выгнали?!

— Да, но это не важно. Важно то, что Хатико — это…

— К черту этого пса!

— О, так ты смотрела…

— Крис! — я отчаянно взвыла, не в силах понять, что тут твориться.

Парень тяжело вздохнул, выключил пультом телевизор и, внимательно взглянув на меня, заговорил:

— Ну, в общем, когда мы сегодня белили ванну, я нечаянно прошелся кистью с краской по волосам Мелори. Она так взбесилась, что Данте посоветовал мне переждать где-то денек другой, пока она успокоится. А единственным вариантом, куда я могу пойти, это к тебе домой.

Я спокойно выслушала его и, наконец-таки поняла всю ситуацию.

— Но, — я села возле Криса на диван, — это же просто капелька краски. Почему она так разозлилась?

— Ну, там была не совсем капелька… Плюс, до того же, я не удержался и начал ржать.

Да уж, меня удивило то, что это меня не удивило. А Крис просто включил обратно телевизор и устроил свою голову мне на колени. На экране замелькали кадры с собакой.

Через десять минут просмотра я решила подняться наверх и переодеться, заодно и взять Крису какую-то одежду, а то, подозреваю, собрать сумку с вещами он не успел.

Мы переоделись и сели досматривать фильм. Под конец я почувствовала, как грудь начинает «болеть» от переизбытка чувств. Все-таки драмы о животных больше других заставляют аудиторию плакать.

И вот начались титры. Крис, который все это время лежал у меня на коленях, повернул голову и взглянул на меня снизу вверх.

— А чтобы ты делала, если бы я погиб по настоящему? — внезапно задал он вопрос.

— Похоронила бы, — ответила я, не колеблясь.

Парень, хмыкнув, усмехнулся.

— Логично. Но я серьезно.

— Не знаю. Это сложно представить. Но, что бы делал ты, если бы умерла я?

Крис несколько секунд молчал, перед тем как ответить:

— Я бы вернулся к тому, с чего начал — с одиночества.

— Хм… Возможно это так. Но у тебя же останутся Мелори, Данте и Рейн…

— Я не такой как они, — Крис опустил глаза. — Они не избавят меня от одиночества. И я не знаю, почему так.

— А я знаю — я ухмыльнулась. — Ты просто волк-одиночка.

Крис удивленно взглянул на меня, смешно изогнув бровь.

— Почему?

— Потому что ты не принадлежишь стае. Она у тебя есть, но тебя у нее нет.

— Ну а ты тогда кошка.

Теперь пришел черед удивляться мне.

— Почему?

— Потому что у тебя нет стаи. Ты всю жизнь сама