Некро-Тур - Ольга Рубан

ходи за ей подбирай… Я уже и на делянку сто раз…».

- Спасибо, тёть Рима, - перекричал ее Батюшка, и женщина, недовольно умолкнув, села на место, - Суть вопроса ясна?

Людмила несколько секунд молчала. Максим видел – или думал, что видит – как ее веки трепещут, пытаясь моргнуть. Безрезультатно. После она с визгливым свистом втянула в себя воздух и ответила:

- В овчарне. В левом углу. Упали. Под соломой.

- Дура! – отозвалась ее мама, - Ни в жисть бы туда не полезла! И какого…

- Следующий! – нетерпеливо перебил ее Батюшка и перевел взгляд на отца Зины, - теперь Гоша.

Тот, глядя на нетронутую еду в своей тарелке, угрюмо поинтересовался:

- В прошлом году, пока я на пашне был, к тебе… Егор ходил? Зинка - его?

- Ходил. Его.

Через мгновенье послышались торопливые шаги, и где-то вне поля зрения хлопнула дверь. Не поднимая глаз, Гоша молча встал и пошел догонять беглеца.

- Да она, моить, брешет? – послышался несмелый старческий голос.

- Придонные не брешут! – с возмущением отозвался батюшка, - Кто следующий?

- Про Зорьку можно? Митяй просил… Пока не забыли…

- Да сдохла давно евошняя Зорька! Есть поважнее вопросы! Отвечай, какой козёл баню мою сжёг?!

- Больно…, - Людмила снова с трудом набрала в грудь воздух и выдохнула, - Зорька заблудилась, вымя разорвалось. Околела. В березовой роще лежит. Баню Ефим поджег, ты ему третий год долг не отдаешь. Отомстил…

- Ух, паскуда! – взвыл мужичок, отчаянно крутя головой в поисках обидчика.

Снова хлопнула дверь.

- Дык, а что с погодой-то на будущий май? И рот мне не затыкайте! От ентова все мы зависим!

Людмила беспомощно сморщилась, словно хотела заплакать, но слез в ее организме, видать, уже не осталось.

- Уложите. Пожалуйста. В сухое. И Зину ко мне…

- Потерпи, сердешная, - похлопал ее по плечу батюшка и рассеянно вытер повлажневшую руку о рубаху, - До рассвета всего-ничего осталось. Глаголь, покамест время не вышло.

Людмила высунула толстый, серый, как комок сухой земли, язык и попыталась облизнуть губы.

- После… второй седмицы погода установится.

Вопросы сыпались один за другим. Урожаи? Надои? Когда появятся первые рыжики? Кто у кого родится – мальчик или девочка? Чем лечить понос, если бада́н не уродился?

- Про нас не забудьте! – послышался тревожный, звонкий выкрик из девичьего угла. Батюшка пошарил глазами по залу и нашел вопрошающих.

- Да, у нас тут молодежь, а мы про понос… Милочка… Расскажи-ка молодым? Кому подфартит?

Людмила надолго замолчала, потом произнесла:

- Пелагея уже на сносях. Тамара с Захаркой скоро сговорятся, Акулина с пришлым сойдётся.

Зал загудел, из девчачьего угла послышались визги и смех. Только Пелагея не смеялась, а, прижимая руки к груди, заверяла, что врёт Милка, всего-то раз и попробовала… Но ее в общем гвалте никто не слушал.

- Про дитё мое говори! – перекричал их истеричный женский голос, - Третий раз за год скидываю! Будет ли еще?

- Будет, - спокойно отозвалась Мила, - Еще три раза скинешь, а через два года на погост.

- С чего бы это? Лесиной ли че ли зашибёть? – недоверчиво хмыкнула вопрошающая.

- Карцинома левого яичника.

- Че?

- Ладно, кто следующий?! – пытался взять инициативу Батюшка, - Рассвет уже близко.

- Зину ко мне… пожалуйста…

То ли сгнившие мышцы отказались держать Людмилину голову, то ли она что-то почувствовала, но внезапно голова ее запрокинулась и уставилась в потолок. Максу показалось, что ее мертвые, неподвижные глаза остановились прямо на нем. Он отодвинулся в тень, прижимая к себе камеру. Та едва слышно пискнула, возвещая, что заряд батареи близится к нулю. Анка, зажимая рукой рот, бесшумно отползла в темный угол.

- Небо посветлело, батюшка… - послышалось снизу, и Макс снова осторожно приник лицом к щелястому настилу.

Лысый печально вздохнул, хлопнул в ладоши и поднялся.

- Ну, вот и все… Еще надо дать ей с дочерью свидеться.

Народ недовольно заворчал, но Людмилу уже подхватили под руки и аккуратно повели в «закулисье». Селяне, сшибая со стола посуду и еду, ломанулись следом, пытаясь докричаться до жуткого оракула, но путь им преградили батюшкины «братки». Народ потолкался и нехотя потянулся к выходу. Тут и там слышались приглушенные обрывки разговоров:

- Отличная Седмица. Милка много повидала, а ведь и двух месяцев не прошло, как…

- Егор-то… Впрочем, я давно подозревала…

- Раиса впустую искупалась…

- Главное – картофку сохранить, но ежели в мае…

- Я про курей своих не успела спросить. Пёрья лезуть, а что за хвороба не разберу…

- Дык радовалась бы, щипать меньше придется!

- Зинку, моить, себе заберем? Он от нее теперь…

- Вырастить девку надо – она наше будущее…

- А Палашка, сучка, поди с братом кувыркается. Эх, не уследили!

- Где их уследишь? Природа зовет. Тут не только с братом, с самим…

Голоса отдалились, затихли. Повисла тишина, нарушаемая лишь неразборчивым бормотанием со стороны «закулисья» и сдавленными детскими всхлипами. Зину привели. Макс нервно кашлянул и нашел в полумраке оглушенную Анку.

- Я быстро… Завершающие кадры… Представляешь, как это… эта… ну, в общем, как это свидание будет…

Анка не реагировала, по-прежнему зажимая руками рот, словно сдерживая рвущийся наружу крик. Сегодня впервые ее давняя любовь Смерть увидела её саму и… признала.

- Сиди тихо, - шепнул Макс и, так и не дождавшись ответа, поднялся и на цыпочках, изо всех сил стараясь не скрипеть, пробрался вперед – на закулисную сторону. Доски настила здесь были подогнаны тщательнее. Глазу хватит подсмотреть, но не камере. Он нашел круглую дырку от сучка и приник к ней.

Глава 7

Людмилу уже уложили в новый гроб на толстую подушку из белой, сухой травы, прикрыли ей же сверху. Зина сидела рядом с матерью прямо в гробу и, всхлипывая, плела ей косы.

Мертвая женщина успокоилась, губы чуть подрагивали в улыбке, а изо рта её едва слышно несся какой-то заунывный, на одной ноте наговор: