Последнее фото - Ковальски Дмитрий

С ужасным отвращением он осмотрел кровать. Влажную и дурно пахнущую. Но ничего не нашел.

Оставалась только прикроватная тумба. Он сразу заметил, что на ней что-то лежит, но оставил ее напоследок. Теперь же Ермолай внимательно изучал фарфоровую трубку.

Жизнь порой подкидывала ему разные ситуации, поэтому он прекрасно знал, для чего писателю нужна эта вещица. Так что неподалеку, он скользнул глазами с тумбы на пол, должен храниться опиум. Опытный взгляд быстро разобрал среди вещей стеклянный флакон, закрытый древесной пробкой. Ермолай аккуратно взял его большим и средним пальцем и поднял к окну. На дне флакона лежало несколько коричневых камней. Он тряхнул, камешки подпрыгнули и звонко ударились о стекло.

— Не много, — сказал он сам себе, — но тоже неплохо. — Флакон скрылся в кармане.

Ермолай упер руки в бока и еще раз осмотрел комнату. Чутье его подвело. Может быть, где-то под половицей или в стене существовал тайник, где писатель хранил сбережения. Но для этого следовало перевернуть всю комнату, а это не входило в изначальный план. Даже если писатель измучает себя вопросом, куда делись перо и опиум, он никогда не подумает, что его ограбили.

С легким чувством разочарования Ермолай вышел из спальни и тем же нехитрым способом запер дверь. В этот же момент из гостиной раздался грохот.

***

— Уберите свои руки! — крикнул Савелий, хватая вторую вазу.

Первая влетела в плечо Кузьмы, отскочила от него, ударилась об пол и разлетелась на мелкие осколки. Кузьма отпрыгнул от девушки и с удивлением уставился на помешавшего ему человека.

— Ты что, шваль?! Из ума выжил?! — Он надулся, отчего его круглое лицо стало шире. — Ты знаешь, в кого ты вазу кинул?

— Мне разницы нет, могу еще одну запустить, только на этот раз в голову.

— Да я тебя… — прорычал Кузьма, выхватил из-за пояса нож и бросился на Савелия.

Тот был готов: легко увернулся от выпада руки, переставил одну ногу, зашел за спину и огрел нападающего вазой по голове. На этот раз ваза уцелела. Как и затылок Кузьмы. Несмотря на это, сильный удар и ловкость врага заставили Кузьму пересмотреть свою тактику. Больше так необдуманно нападать было нельзя. Но и показывать своего смятения врагу тоже.

— Ты кто такой?! — спросил Кузьма. Его вид все еще был устрашающим.

Савелий, держа в правой руке вазу, встал так, чтобы Настя оказалась за его спиной. Он лишь на миг взглянул на девушку. В ее глазах стояли слезы, на запястьях проступили красные полосы — следы ладоней Кузьмы, а на талии платье было надорвано.

Говорить с ней времени не было, но Савелий надеялся, что успел вовремя.

— Ее жених, — стараясь дышать ровно, ответил Савелий, — и хочу заметить как врач, что таким лезвием вы не сможете достать до сердца или печени.

— Заколю, как свинью, и ты истечешь кровью! — ответил Кузьма, держа нож перед собой, при этом на мгновение взглянув на лезвие. А что, если, и вправду, длины не хватит?

Воспользовавшись секундным замешательством, Савелий шепнул Насте: «Вы в порядке?». Она кивнула. Это его немного успокоило.

— Что вам здесь нужно?

— Не твое собачье дело!

На этих словах из кабинета вышел Ермолай. Он посмотрел на Кузьму, затем на Савелия и уже потом на Настю. Быстро смекнув, что случилось, он встал между враждующими.

— Опусти нож, — сказал он Кузьме.

— Пусть вазу поставит.

— Сперва нож, — ответил Савелий.

— Нам проблемы не нужны, — сказал Ермолай, положил свою ладонь на ладонь Кузьмы и опустил руку. — Без шума и пыли, — шепнул он ему.

— Да помню, — громко ответил Кузьма, — просто этот пес напал на меня первым.

— Я защищал честь девушки.

— Ага, — хихикнул Кузьма, в компании он чувствовал себя более уверенно. — Она сама этого хотела, видел бы ты, как она передо мной виляла, точно лисица.

Слова ранили Настю и подкинули поленьев в угасающее пламя ненависти врача. Если бы на его пути не стоял этот остроносый бородатый здоровяк, он бы метнул вазу прямо в лоб обидчику.

Но Ермолай, словно прочитав мысли Савелия, поднял перед ним раскрытую ладонь.

— Не глупи, мы сейчас уйдем.

Он взял под локоть Кузьму и выволок его в коридор. Там они о чем-то спорили, но их слов Савелий не разобрал. Через несколько минут голоса стихли. Врач вышел в пустой коридор и запер за ними дверь.

***

Оказавшись на улице, Кузьма с обидой посмотрел на Ермолая. Тот пожал плечами и, все еще ведя его под локоть, отвел его подальше от парадной.

— Такое нельзя прощать, без суда зарядил в меня вазой. — Он потрогал шишку на затылке. — Дважды!

— Знаю, и мы не простим, но мертвец нам пока не нужен. — Ермолай огляделся и засунул руку в карман.

В глазах Кузьмы блеснул интерес.

— Что-то нашел?

— Не густо, — мрачно ответил Ермолай и раскрыл ладонь.

Перо с позолотой на конце, какие-то шестеренки да стеклянный флакон. Кузьма посмотрел на добычу, потом поднял глаза на остроносое лицо, снова на ладонь и опять на лицо.

— У тебя что, нос заложило? Где твое чутье домушника?

Ермолай нахмурился.

— Ты, видно, от удара слепым стал. — Он чуть ли не в упор поднял ладонь. — Внимательно смотри. Перо явно золотое, как и механизмы. А что до стекляшки, — он взял флакон и потряс, — наш писатель не так прост, как мы думали.

— Опиум, — сказав, Кузьма поморщил нос, — никогда не любил эту гадость. Да и нам какой прок с того, что подлец — любитель покурить?

— Пока не знаю. — Ермолай убрал вещи в карман. — Если что, обменяем на бутылку вина в каком-нибудь кабаке.

Кузьма пожал плечами, и приятели пошли в сторону арки, чтобы выйти из внутреннего двора доходного дома. Они почти дошли до нее, когда Кузьма рукой остановил Ермолая и потянул за собой.

— Ты что?

— Погляди, там коллежский секретарь, тот, что был на сеансе, лучше ему на глаза не попадаться.

Ермолай сузил глаза.

— Точно.

Они проследили за тем, как Петр Алексеевич просеменил мимо них, даже не удостоив вниманием, и скрылся в парадной. Благо день подходил к концу, и внутренний двор утонул в мрачно-серых тонах.

Что-то в его походке смущало. Не так должен ходить государственный служащий, особенно носящий такой чин.

— Знаешь, — начал Кузьма, — что-то не похож он на секретаря.

— Вот и я об этом думаю. — Ермолай почесал бороду. — Одет не по форме, нет выправки. Сдается, твой писатель и с этим нас обманул.

— Тогда кто же он такой? — спросил Кузьма, но ответа не требовалось, он уже знал, как поступить. — Предлагаю подождать и выяснить.

— Согласен, да и чутье подсказывает, что он при деньгах, — поддержал его Ермолай и коснулся пальцем носа.

Глава 12

Мало того что от рук неизвестного погиб начальник почтовой службы, так еще и в деле оказался замешан известный писатель. За какой грех Лаврентию Павловичу выпало такое наказание. Ведь верой и правдой он служил государству, исправно наказывая преступников и защищая обычных людей. Все эти годы вверенный ему участок был образцовым. Каждого он знал, и все знали о нем. Многих уберег от беды, кому-то помог советом. Да и вырос он на этих улицах. Так что неспроста на его мундире золотом сияла начищенная до блеска медаль «За усердие».

Вкупе с пышными усами, шашкой на черной портупее и револьвером Smith & Wesson она прекрасно подчеркивала образ строгого, но справедливого надзирателя.

И так всегда было легко и привычно отделять плохое от хорошего, черное от белого, что чувства притупились. И в таком сложном деле, где все обстоятельства указывали на вину писателя, а нутро им противилось, Лаврентий Павлович не мог ничего решить. Но и поиски убийцы не его забота.

А если бы Фролов не ленился исполнять свои должностные обязанности, то сидел бы Лаврентий Павлович сейчас в своей квартире, пил горячий чай, от которого пот выступает на спине, и ел пряники. А всей рутиной занималась бы сыскная полиция.

Однако ему достался Фролов, так что, оставив вместо себя городового на случай, если кому-то срочно понадобится околоточный надзиратель, Лаврентий Павлович отправился на поиски хоть каких-нибудь сведений.