Победитель ужасных джиннов ТОМ 1001 - Альберт Беренцев

шейх Эдварра уже тогда был шейхом Эдваррой, он был верен себе. Запись была сделана крупным неуверенным детским почерком, между строк располагалась небольшая клякса, написано было с детскими ошибками… Но шейх уже тогда был жаден — он ругался тут на сестренку, которая брала его игрушки, он уже мечтал о силе и власти, хотел сделаться эмиром, не меньше. Еще поражало упорство шейха, он дал себе слово постоянно вести этот дневник, когда ему было шесть лет, и он на самом деле вел его — в течение семи столетий…

Забавным было детское прозвище шейха — «Крокодилов сын». Интересно, почему его так прозвали? Уж не за крокодилью ли жадность и алчность?

Но я вдруг осознал и другое — описанное в дневнике не имело никакого отношения к той биографии шейха, которую он показывал мне и белым братьям в наших снах, когда мы растили и поили силой нашего шейха. В тех снах у шейха не было отца, он был рожден разведенной одинокой женщиной, и в тех снах у Эдварры не было ни братьев, ни сестер…

Выходит, что все наши сны были выдумкой, очередной иллюзией шейха? Ибо из этих записей следовало, что у шейха были оба родителя — и мама, и папа, да еще сестра. А перед тем как умереть — шейх вообще говорил мне про своего маленького братика, не про сестру! Шейх Эдварра не мог не соврать, даже в такой мелочи, даже на пороге смерти… А еще из записей следовало, что шейх был из богатой семьи, а не нищим, как он показывал нам во время ночных путешествий. Ибо шейх ходил в храм, учился там читать и писать у башара. А башары бесплатно грамоте никого не учат.

Все оказалось ложью. Снова. Шейх, кажется, наворотил вокруг собственной жизни столько лжи, что сам в ней запутался.

Я, с трудом удерживая тяжеленную книгу на весу, открыл последнюю страницу — но она оказалась чистой. Сюда шейх ничего записать не успел, хоть и подшил страничку в фолиант. Пришлось пролистать на две страницы назад, чтобы обнаружить последнюю свежую запись в дневник жизни шейха.

Удивительно, но эта запись была сделана в тот же день, что и первая — в 13 день священного месяца Харара. Вот только сделана она была спустя 662 года спустя после первой…

Это было написано уже совсем другими чернилами, красивым почерком взрослого человека, не имевшим ничего общего с детскими каракулями маленького Асада.

10001 год от Сотворения Мира

13 Харара

Сегодня будет побоище — Вечная Брань. Тогда я буду на пике силы — и попытаюсь взять Ангела Илы. Султан предостерегал меня, но дольше ждать я не намерен. Принцесса вынюхивает, я чую её взор. Её глаз рыщет по этим горам и этой пустыне. Но пока со мной Султан — эта шлюха мне не страшна.

Получив Ангела — я стану непобедим.

Ила уже достаточно верен мне, а после побоища — отдаст мне свое сердце и душу. Они все отдают. Сделаю Илу старейшиной, чтобы действовать наверняка. И я стану подобен древнему царю Сулейману, величайшему мистику, и Ангелы покорятся мне, и джинны.

Но после побоища нужно ехать. Нужно больше мюридов, нужно взять их. Я чую пятерых, но принцесса их тоже чует. Я должен взять их первым!

Я перечитал эту последнюю запись в дневнике шейха несколько раз и только потом сообразил — 13 Харара на самом деле было побоище, когда белые мюриды сражались насмерть с черными. А потом шейх пытался забрать моего Ангела, потом вручил мне чалму старейшины, а потом уехал. И больше в дневник написать уже ничего не успел — ибо вскоре после возвращения шейха обитель была атакована охотниками…

«Взять» — это слово повторялось в записи дважды. Шейх остался верен себе, он не изменился за эти семь веков. В детстве он хотел взять игрушки у сестры, теперь — души юных шаэлей у принцессы.

И в этой записи снова упоминались царь Сулейман, повелевавший, как говорят святые книги, ордами джиннов, а еще Султан — нечто непонятное, о чем шейх рассказывал мне в последние мгновения своей жизни. Я уже слышал эти два имени вместе — тогда, у черных камней в Долине Крови, когда шейх творил непонятный обряд… Тогда он тоже твердил про царя Сулеймана и про Султана. Это явно что-то значило, что-то важное.

Но сейчас разбираться мне было некогда, я хотел как можно скорее покинуть это место. Так что я сунул тяжеленный дневник шейха в большой мешок, а потом принялся за остальные вещи, хранившиеся в черном ящике.

Я осмотрел два свитка — оба были перевязаны кожаными ремешками, на ремешках даже имелись написанные чернилами заглавия.

Первый свиток был озаглавлен, как «Поэма о Дыме», еще тут было имя автора — «Аль-Маякки-ШЕК». Ремешок был запечатан, но печать была сломана — на самой печати имелся знак рыбы. Я понятия не имел, что означает этот знак, а вот имя автора меня шокировало.

«Аль-Маякки-ШЕК».

Это же имя джинна, причем имя джинна-мужчины, именно они оканчиваются на «-ШЕК»!

Я, конечно, читал сказки о демонической поэзии, но мне и в голову не приходило, что она на самом деле существует, что джинны могут писать поэмы… Вообще, все, что я знал о джиннах, говорило, что джинны стихи слагать не способны. Я не мог даже представить, чтобы моя Алькки-ШЕККИ или моя мама написали бы поэму.

А впрочем, что я на самом деле знаю? Я знал мало, пока что слишком мало… Я имел дело лишь с двумя джиннами, а сколько их всего в мире? Да и джинн ли моя мама? Я даже этого не знал наверняка.

Второй свиток был также перевязан ремешком, на нем имелась та же печать со знаком рыбы и тоже сломанная. Видимо, шейх не просто хранил здесь эти свитки, он их перечитывал, он ими как-то пользовался. Имени автора на ремешке второго свитка не значилось, зато было название — «Книга премудрости Литах, Дочери Первых Людей».

Это про ту Литах, которая считается первым шаэлем, а не про другую Литах, которая объявила себя Творцом, была побита камнями и теперь почитается, как богиня, на Западе. Первая Литах жила на многие тысячи лет раньше второй. Литах Дочь Первых Людей — это именно она, первый шаэль, древнейшая из мудрецов.

Вот этот свиток явно представляет огромную ценность, возможно даже содержит все тайны истинных мистиков — те самые, которые скрывал от своих мюридов шейх.