Герберт Асбери - Дьявол Фей-Линя

— То, что мы видели у вас в квартире? — с любопытством спросил Конрой. — Служат черную мессу?

— Они делают и это, и другие… вещи, — ответила девушка. — Гораздо хуже. Ужасные, непристойные вещи; я не могу их описать. Пока это продолжается, все кажется мне ясным и реальным, но после всегда вспоминается, словно в тумане. Помню только ужас.

— А мазь? — спросил инспектор. — Для чего нужна мазь?

— Не знаю, — ответила девушка. — Знаю одно: меня что-то подталкивает натереть ею это… место на плече, когда является Сильвио.

— Это так называемая летучая мазь, — объяснил я. — Ею традиционно пользовались ведьмы и колдуны. Она создает ощущение полета. Обычно она готовится по одному из трех распространенных рецептов; в основе всех составов — аконит, белладонна и смертоносный паслен или болиголов. Используется также кровь летучей мыши и жир, извлеченный из младенца, а вдобавок и сажа. Конечно, в рецепте мисс Кроуфорд не было ни крови, ни жира. Единственными действенными ингредиентами являются аконит, белладонна и болиголов: все это смертельные яды, но они не так опасны, если втереть их в тело через порез или ранку на коже.

— И как же они позволяют человеку летать? — недоверчиво осведомился Конрой.

— Никак, — ответил я. — Они могут создать иллюзию полета, особенно если составом пользуется изначально нервный, ослабленный человек наподобие мисс Кроуфорд. Болиголов и аконит вызывают расстройство чувств, нерегулярное сердцебиение и головокружение, белладонна же — восторг, который может перейти в исступление. Даже умеренная доза белладонны даст такой эффект. Если белладонна сочетается с аконитом, чувство восторга и перебои в сердцебиении могут создать ощущение полета — ведь больным аритмией часто кажется, что они падают куда-то сквозь пространство. Ощущение падения сродни чувству полета, и одно может последовать за другим. Мне понадобится ваше притирание для анализа, мисс Кроуфорд. Многие столетия никто не видел настоящей летучей мази.

— И рецепт, — добавил Конрой. — Нужно будет забрать и его, чтобы мисс Кроуфорд не изготовила мазь заново.

— Тогда он подбросит мне другой, — беспомощно проговорила девушка. — Я не могу бороться с ним. Он почти полностью завладел мною. Я устала сопротивляться.

— Вы считаете, что прошлой ночью с нами разговаривал Сильвио, завладевший вами? — спросил инспектор.

— Я это знаю. Это был он.

— Любопытно, зачем ему предупреждать нас о готовящемся убийстве.

— Он всегда похвалялся своими подвигами, — сказала девушка. — Обычно, задумав какое-нибудь ужасное преступление, он всегда рассказывал о нем нам с матерью. Он знал, что мы бессильны его остановить.

— Но я не понимаю, отчего вы позвонили мне, — заметил Конрой. — Мы не были с вами знакомы, и я о вас никогда не слыхал.

— Думаю, я могу это объяснить, — сказала девушка. — Позапрошлой ночью, незадолго до того, как появился Сильвио, я читала журнал, где была статья о вашей работе. Статья произвела на меня большое впечатление, и я подумала, что могла бы позвонить вам, рассказать о своей беде и попросить вашей помощи. Как видно, и под властью Сильвио эта мысль сохранилась у меня в сознании.

— Да, — сказал Конрой. — Видимо, так.

Он помолчал, выбивая пальцами привычную нервную дробь.

— Хотелось бы знать, — сказал инспектор, — предупредит ли он нас в следующий раз.

— Трудно сказать, — отозвалась девушка, — но, думаю, он так и сделает.

— Он должен! — воскликнул я. — Успех любого нашего плана полностью зависит от того, сумеем ли мы заранее узнать, где и когда Сильвио нанесет новый удар. Мисс Кроуфорд, это очень важно. Я хотел бы загипнотизировать вас и запечатлеть в вашем подсознании мысль, что в следующий раз, когда появится Сильвио, вы должны нас предупредить.

— Я готова на все, чтобы помочь вам, — сказала девушка.

— Быть может, если мы сумеем предотвратить преступление, он от меня отступится и я снова обрету покой.

— Я согласен с вами. Полагаю, провал его планов станет и концом его власти на этой земле.

— Я приставлю к вам детективов, — сказал Конрой. — Они вас не обидят, но при первом же признаке появления Сильвио примут меры к тому, чтобы вы не нанесли вред себе или кому-либо еще.

Глава восьмая

ДЬЯВОЛЬСКИЕ ПРИМЕТЫ

Когда Дороти Кроуфорд ушла, мы с инспектором Конроем погрузились в молчание. История девушки глубоко поразила меня. Ее рассказ казался таким странным, таким невероятным! Мне едва верилось, что живу я в просвещенном и здравомыслящем двадцатом столетии — я словно перенесся в давно умершие, ушедшие века, когда люди боялись неизвестного и непостижимого. И все же я был убежден в правдивости рассказа Дороти Кроуфорд; думаю, в свете того, что мы увидели и узнали, любой бы ей поверил.

Голос Конроя вторгся в мои размышления.

— Все это кажется совершенно невозможным.

— Все, что мы не понимаем, — произнес я избитую фразу, — кажется нам невозможным.

— Ты говорил, что у тебя есть какая-то теория, — сказал инспектор. — Рассказ девушки ее подтверждает?

— Мне кажется, что да. Но я не знаю, следует ли мне эту теорию излагать, поскольку она целиком основана на легендах и суевериях.

— Что ж, — сказал Конрой, — суеверия и легенды во многом породили наши верования.

— Есть только одно объяснение, которое приходит мне на ум, — сказал я. — И заключается оно в том, что древняя вера в одержимость имеет под собой некие основания.

— Ты считаешь, что Дороти Кроуфорд одержима?

— Именно так. Одержима духом Сильвио!

— Да, но…

— Я знаю, что звучит это непостижимо, — прервал его я, — но в истории человечества нет верования более древнего. На всех стадиях человеческой истории мы находим веру в то, что сверхъестественные силы могут воплотиться в человеке. Об этом говорит Библия, говорит Коран, об этом говорят все наши религиозные сочинения. Эта вера оказала глубочайшее влияние на развитие религии.

— И ты думаешь, что время от времени Дороти Кроуфорд находится в полной власти духа Сильвио — духа человека, повешенного за свои преступления, этого дьяволопоклонника?

— Как иначе объяснить известные нам факты? Конечно, современная наука поднимает идею одержимости на смех, но ложность ее наука пока не доказала.

— Есть еще здравый смысл, — вставил Конрой.

— Но что такое здравый смысл? — спросил я. — Прикрытие нашего непонимания, не больше. Случается что-то, что мы не в состоянии понять. Нас учили, что произойти такое не может. И тогда мы обращаемся к здравому смыслу и говорим, что это неправда.

— С этим я согласен, — сказал Конрой. — Наука, как ты ранее заметил, никак не доказала ложность явлений, которые мы сейчас расследуем, а только утверждает, что они не могут иметь место.

— И все-таки, — сказал я, — известно, что ученые, причем даже те, что не разделяют никаких религиозных верований, все в большем количестве склоняются к вере в загробную жизнь. Некоторые передовые мыслители считают, что душа или то, что нам угодно называть душой, переживает смерть и переходит в иной мир. И если возможно существование другой плоскости бытия, понять которую человек не в силах, почему бы не предположить, что живущие после смерти обладают непостижимыми для нас способностями — и что мы иронизируем и сомневаемся просто из-за недостатка понимания?

— Да, — сказал Конрой. — Полагаю, если возможно одно, не исключено и другое.

— Древние греки и римляне, а также египтяне в эпоху расцвета их чудесной цивилизации, верили, что духи умерших могут воплотиться в живущих. Библия рассказывает нас об одержимости демонами и духами. В Евангелиях Иисус изгоняет дьяволов и наделяет этой способностью некоторых учеников; в других местах Писания также рассказывается о подобных вещах. Многие психологи верят, что вещи эти возможны даже сегодня, в суете нашего материалистического века, и что случаи настоящей одержимости встречаются почти постоянно. Римско-католическая церковь и не отказывалась от веры в одержимость. Католические священники все еще прибегают к ритуалам экзорцизма, хотя широкая публика не всегда знает об этих обрядах. Не прошло и двух лет с тех пор, как газеты писали об изгнании дьявола из тела женщины, находящейся сейчас в больнице Милуоки. Изгнанный демон назвался Вельзевулом и, предположительно, отправился в ад, где ему самое место.

— Но все это кажется таким невероятным, — сказал инспектор, — и противоречит всем нашим научным представлениям.

— О да, невероятным, — сказал я. — И снова напомню, что все непонятное кажется нам невероятным. Если рассказать африканским дикарям, что в других частях света люди летают по воздуху, плавают в лодках под водой, а у себя дома, повернув ручку, слышат далекое пение других, что они беседуют друг с другом через моря, освещают и отапливают свои дома без всякого огня — разве это не покажется им невероятным только потому, что они не могут этого понять?