Мокрое сердце - Вадим Носоленко

нанокровью. — Сегодня мы проведем первичный анализ. Я хочу знать всё о составе этой жидкости, прежде чем решать, стоит ли она риска.

Нейро кивнул, его голограмма слегка пульсировала, словно от предвкушения.

— Подготовить протоколы тестирования?

— Да. И проверь базы данных на наличие любой информации о проекте «Феникс». Но осторожно — никаких следов, которые могли бы привести ГКМБ к нам.

Альберт подошел к окну. Ночной город мерцал редкими огнями, большинство районов погружено во тьму из-за экономии электроэнергии. Неоновые вывески элитных кварталов контрастировали с темнотой бедных районов — наглядная иллюстрация расслоения общества.

Где-то там, в этой тьме, люди умирали от болезней, которые можно было бы вылечить, имей они доступ к нормальной медицине. Люди, подобные пациентам, которых он видел каждый день в своей больнице. Люди, списанные системой со счетов.

— Знаешь, Нейро, — тихо сказал Альберт, не отрывая взгляда от города. — Возможно, пришло время подумать не только о лечении симптомов, но и о лечении самой системы.

— Звучит почти революционно, доктор, — заметил ИИ.

— Возможно, — Альберт повернулся, его глаза блестели решимостью. — Но иногда революция — единственный способ вылечить системную болезнь.

Нанокровь в контейнере мягко мерцала в свете настольной лампы, словно соглашаясь с его словами.

Глава 5: Чёрный дождь

Две недели пролетели как один день. Альберт полностью погрузился в изучение нанокрови — технологии, которая с каждым новым тестом казалась все более революционной и невероятной.

В заброшенном исследовательском центре на окраине города, куда их привел журналист Дмитрий Хазин, они с Саяном оборудовали временную лабораторию. Небритый, с вечно растрепанными волосами и настороженным взглядом, Дмитрий выглядел как человек, который слишком много знает о темной стороне системы.

— Это место официально не существует с 2039 года, — объяснил он, проводя их по полуразрушенному комплексу. — После Экономического коллапса правительство закрыло все «непрофильные» исследовательские центры. Этот занимался регенеративной медициной — слишком дорого для нашей прекрасной системы здравоохранения.

Дмитрий не задавал лишних вопросов о том, чем именно планируют заниматься Альберт и Саян. Его интересовала только одна вещь:

— Это поможет людям? — спросил он прямо. — Или это очередная военная игрушка, которая принесет еще больше страданий?

— Это может изменить медицину навсегда, — ответил Альберт. — Если мы сделаем все правильно.

Этого было достаточно для Дмитрия. Он дал им доступ к генераторам, системам безопасности и даже организовал тайную доставку части необходимого оборудования через свои журналистские каналы.

В лаборатории они работали посменно. Саян занимался стабилизацией формулы нанокрови, Альберт применял свои обширные знания в кардиологии для адаптации технологии к лечению сердечных заболеваний. Нейро помогал с анализами и моделированием, его вычислительные мощности оказались бесценны для проекта.

Первые эксперименты на тканевых культурах показали потрясающие результаты. Нанокровь действительно стимулировала регенерацию поврежденных клеток, причем в десятки раз быстрее, чем любые известные методы.

— Это невероятно, — Альберт смотрел на данные, выведенные на экран. — Регенерация миокарда на 74 % всего за 48 часов. Даже в теории такое считалось невозможным.

— И это только начало, — Саян работал над микроскопом, настраивая его для лучшего обзора наномашин. — Когда мы полностью стабилизируем формулу, показатели будут еще выше.

Однако не все шло гладко. Несколько раз наномашины демонстрировали нестабильность — начинали неконтролируемую репликацию или теряли свою функциональность.

— Это проблема интеграции, — объяснял Саян, анализируя неудачный образец. — Наномашины должны идеально синхронизироваться с биологическими процессами организма. Любой дисбаланс приводит к сбоям.

— А что насчет отторжения? — спросил Альберт. — Иммунная система должна реагировать на них как на чужеродные тела.

— Именно поэтому мы используем синтетическую кровь как основу, — ответил Саян. — Она создана по образцу крови хозяина, но с модификациями, которые делают ее «невидимой» для иммунной системы. Идеальная маскировка.

Параллельно с работой в тайной лаборатории Альберт продолжал свои обязанности в Городской больнице № 4. Это становилось все сложнее — он недосыпал, головные боли усиливались, нейромодулятор справлялся с ними всё хуже.

— Вы выглядите ужасно, доктор Харистов, — заметила Елена Воронина, столкнувшись с ним в коридоре после очередной смены. — Что-то случилось?

— Всего лишь очередной день в раю, который называется нашей медицинской системой, — отшутился он, но Елена не улыбнулась.

— Я серьезно, Альберт. Вы измотаны. У вас руки дрожат. Когда вы в последний раз нормально спали?

— Сон — это роскошь для тех, кому нечем заняться, — он попытался обойти ее, но Елена загородила дорогу.

— Так не может продолжаться. Вы рискуете не только своим здоровьем, но и здоровьем пациентов. Врач в вашем состоянии не должен оперировать.

Альберт собирался ответить резко, но что-то в ее глазах — искреннее беспокойство, а не просто профессиональное неодобрение — остановило его.

— Я… в порядке, — сказал он мягче. — Просто много работы.

— Какой работы? — Елена прищурилась. — Вы что-то скрываете, Альберт. Последние две недели вы исчезаете сразу после смены, не отвечаете на вызовы, приходите с красными глазами и запахом химикатов, которых нет в нашей больнице.

— Теперь вы за мной следите? — он поднял бровь.

— Нет, — она вздохнула. — Но я не слепая. И я не единственная, кто это заметил. Игнат Рязанцев приходил на проверку швов. Спрашивал о вас. И, что интересно, Марат Калинин тоже. Тот самый водитель с отравлением кадмием. Он полностью восстановился, кстати. Необычно быстро, по словам доктора Кравцевой.

Альберт напрягся. Марат Калинин был единственным пациентом, которому он тайно ввел экспериментальную дозу нанокрови — минимальную, просто чтобы проверить взаимодействие с живым организмом. И результаты превзошли все ожидания.

— Рад слышать, — он постарался звучать безразлично. — Хороший иммунитет, видимо.

— Да, удивительно хороший, — Елена продолжала смотреть ему прямо в глаза. — Вы ведь понимаете, Альберт, что я на вашей стороне? Что бы вы ни делали, если это помогает людям — я с вами.

Он на мгновение задумался, стоит ли рассказать ей. Елена была умной, принципиальной, предельно честной. И, возможно, одним из немногих людей в этой больнице, кому он действительно доверял.

— Пока не время, — наконец ответил он. — Но когда будет… вы будете первой, кто узнает.

В тот вечер Альберт задержался в больнице дольше обычного. У него была сложная операция — аневризма аорты у пожилой женщины, которую другие хирурги отказались оперировать из-за возраста пациентки и отсутствия «перспектив».

— Ей 76 лет, и она вырастила пятерых детей, — сказал ему Зоркин на утреннем совещании. — По нормативам ей положен только паллиатив. Ресурсов на полноценную операцию нет.

— К черту ваши нормативы, — ответил Альберт. — Я буду оперировать.

Операция прошла успешно, хотя и заняла больше времени, чем он рассчитывал. Когда Альберт вышел из больницы, уже стемнело. Моросил мелкий дождь с характерным кисловатым запахом — кислотные осадки, обычное явление в их экологически неблагополучном городе.

Он